СТАЛИН ЖИВ! Пятьдесят третий… и дальше

– …Национальное возрождение. Все вы будете ознакомлены с записками Берии в Политбюро и Президиум ЦК по поводу работы в союзных республиках. Надо сказать, Лаврентий Палыч весьма своеобразно понимал эту работу. Так, в записках, касающихся положения дел в прибалтийских республиках, в Белоруссии и на Украине, он предлагал назначать на руководящие должности всех уровней и звеньев исключительно по национальному признаку. При этом лицам русской национальности места в его схеме не находилось: Берия предлагал отозвать русских из национальных республик. Такая, вот, «дружба между народов». А что? Мавр сделал своё дело: восстановил, построил, создал условия – мавр может уходить!

Это было похоже на правду: многие из присутствующих на Пленуме лиц и раньше слышали об этих предложениях Лаврентия Палыча, а некоторые даже от него самого.

– Любопытной представляется идея Берии об учреждении республиканских национальных орденов: по ордену – на каждую республику. Так, Узбекская ССР должна была обзавестись орденом Алишера Навои, Грузинская – Шота Руставели, Украина – Тараса Шевченко. И, что самое примечательное: по статуту награждаться этими орденами могли только лица коренной национальности. В основном, за деяния, отдалявшие их народы от русского. А работников, действительно содействующих сближению народов, их дружбе, таких, как, например, товарищ Патоличев в Белоруссии и товарищ Снечкус в Литве, Берия намечал отстранить от работы и арестовать. И вряд ли они надолго сохранили бы статус «всего лишь арестанта». В работе с бывшими товарищами Лаврентий Палыч всегда был последовательным и «принципиальным».

Молотов «выглянул» из-за пенсне.

– Ну, и как вам такая «национальная политика»? А в отдельных записях Берия пошёл ещё дальше. Например, он предлагал Центру не вмешиваться в дела республик – по примеру отношений Российской империи и входящего в его состав Великого княжества Финляндского. Из истории вам, конечно, известно, что оно имело свой законодательный орган, свою конституцию (в то время как сама Россия её не имела), свой Государственный банк и полностью независимую экономику. При этом Финляндия ещё и получала огромные деньги из Центра: формально – часть России! К чему привела такая «политика», вы все, товарищи, конечно же, хорошо знаете. А Берия предложил нам освободить «младших братьев» от «взносов в общую копилку», да ещё и платить им дань за то, что они «снизошли до нас».

Молотов посверкал стёклами. Опять скользить взглядом по шпаргалке в поисках очередного пункта ему не было необходимости: памятью Господь его не обнёс.

– Теперь – «новое мышление». Для непосвящённого – «китайская грамота». Но, если разобраться – ничего хитрого. Под «новым мышлением» Берия понимал отказ от принципов советской внешней политики. «Всего лишь». Ваш покорный слуга…

Молотов смутился и закашлялся: предстояло немножко «пройтись по себе».

– … ещё совсем недавно справедливо критиковался товарищем Сталиным за то, что по неосторожности пообещал английскому послу рассмотреть вопрос об открытии доступа на наши газетные прилавки некоторых печатных изданий капстран. Лаврентий Палыч в своих намерениях пошёл ещё дальше. Он предполагал не только реализовать «предложение Молотова», но и прекратить глушение «радиоголосов», «в наших же интересах поливающих нас грязью»! А в области внешней политики он переплюнул самых заслуженных антисоветчиков: предложил отказаться от строительства социалистического государства в ГДР! То-то обрадовались бы наши «западные друзья»!

Эта информация несколько меньше заинтересовала аудиторию, так как не касалась напрямую подавляющего большинства её. Поэтому Вячеславу Михайлович пришлось «взбодрить» товарищей порцией более «пикантных» сведений.

– Теперь мы можем не скрывать от масс того, что в своё время Берия был категорически против роспуска фашистской партии НСДАП. Он считал, что только она, а не коммунисты и социалисты, в состоянии управлять послевоенной Германией.

Зал оживился: новость была из разряда «горячих», пусть, судя по словам докладчика, и не «с пылу, с жару». Теперь Вячеслав Михайлович мог гарантированно «скормить» народу «гарнир», не опасаясь за «аппетит» и «несварение».

– Он был категорически против создания независимого демократического государства на востоке Германии. Несколько дней назад, на последнем заседании Президиума ЦК, он заявил, что ГДР – обуза для нас, и что надо дать возможность немцам с запада и востока самим решить вопрос объединения. Так прямо и заявил: «Нам не нужна социалистическая половинка Германии: нам нужно независимое демократическое единое государство!». Как говорится, «приехали!» и «за что боролись?!» в одной упаковке»!

Не оборачиваясь, Молотов повёл рукой в сторону президиума, состоявшего, конечно же, из членов Президиума, но уже того, который с заглавной буквы.

– Если не верите мне, можете спросить у товарищей: это было сказано в их присутствии, во всеуслышание.

Желающих «не верить» и немедленно «приступить к опросу членов Президиума», естественно, не нашлось, и Вячеслав Михайлович продолжил.

– Но самое забавное… Конечно, «всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно»… Так, вот самое забавное, что этот «поборник демократических прав и свобод», сразу же после захвата власти предполагал объединить – под своим началом, разумеется! – ныне существующие министерства внутренних дел и государственной безопасности в одно. С поистине дикторскими функциями и полномочиями! И уже был намечен список тех, кого следовало освободить из мест лишения свободы для занятия руководящих должностей – и тех, кто должен был занять их места на нарах!

Молотов усмехнулся: сегодняшний доклад – в лице бериевской заготовки – давал ему для этого один повод за другим.

– И не иначе, как в плане дополнительной заботы о здоровье советских людей этот «деятель» наметил создание в рамках МВД специального отдела, который занимался бы проведением «актов индивидуального террора и диверсий» – цитирую по тексту его записей – в том числе, и на родной земле!

Вячеслав Михайлович опять выдержал паузу – и опять успешно: народ призвался к вниманию.

– Я уже не говорю о той грязи, какую выплеснул этот негодяй на товарища Сталина! За моей спиной сидят товарищи Каганович, Ворошилов, Андреев – они поправят меня, если я преувеличиваю.

«Поправок» не последовало: все трое дружно закивали головами, солидаризируясь с докладчиком.

– У меня просто язык не поворачивается цитировать всю ту гадость, которую Берия выплеснул на товарища Сталина. И пусть это само по себе ещё не преступление, но уже оно одно наглядно характеризует моральный облик этого пройдохи и подлеца!

– А почему Вы ни разу не упомянули товарища Булганина? И, кстати, где он: что-то его не видно ни в президиуме, ни в зале?

Молотов не стал искать глазами «источник любопытства»: для чего, когда не очень удобный вопрос уже задан. Правда, товарищи «из компетентных органов» не смутились подобным доводом, и быстро вычислили автора – и взяли его. Пока только «на карандаш». Поскольку обойти этот «острый угол» не получилось, Вячеслав Михайлович и не стал его обходить.

– Товарищ Булганин…

Молотов сделал паузу, но уже не для внушения масс и не для большей драматизации момента, а всего лишь подыскивая наиболее подходящее слово.

– …проявил себя… то есть, не проявил себя… словом, оказался…

– Не на месте? – подсказали из зала: «источник», разумеется, был тут же идентифицирован «полномочными товарищами».

– Нет, на месте, но не на высоте.

Над залом повисло неопределённое молчание. Прямо, как в романе. Но в жизни это гораздо страшнее. Острее чувствуется момент, вроде бы, и общий, но как-то неназойливо переходящий в личный. В личный для каждого сидящего в зале. Народ не понял: что же, всё-таки, случилось с Булганиным? Если он не оправдал ожиданий, то, что ждёт его? Или уже не ждёт: дождалось – вместе с ним? Арестован? Убит? Ранен? Приговорил сам себя, не дожидаясь, пока это сделают другие?

Опершись локтем на трибуну, Молотов отогнул указательный палец – для соответствующей работы им в воздухе.

– Я подчёркиваю, товарищи: речь пока идёт только о моральной, максимум, политической оценке поведения Николая Александровича.

То, что докладчик обошёлся без язвительных ноток в голосе и впервые назвал экс-«фигуру умолчания» по имени-отчеству, было показательно: значит, Булганина всё ещё считают товарищем, и дела его не так уж и безнадёжны.

– Максимум, политической оценке, – ещё раз для верности «ударил голосом по прилагательному» Молотов. – Но не уголовной.

Во всяком случае, пока. Мы ещё не знаем всех обстоятельств дела, поэтому окончательные выводы о роли Булганина по всей этой… хм… истории делать рано. Дождёмся результатов следствия.

Так и не удовлетворив в полной мере любопытства «публики», Вячеслав Михайлович покинул трибуну. Хотя как он мог его удовлетворить, если и сам был «не в курсе»: причастность или непричастность Булганина к делам Берии оставалась для него такой же тайной, как и для всех.

Да и углубляться в дебри подробностей было сейчас нецелесообразно: это ведь Пленум, а не трибунал. Sapienti sat, как минимум, для общего представления. И общей информации вполне хватало для таких же общих политических выводов. Пусть даже и обобщённых.

Но, даже понимая это, некоторые всё равно продолжали испытывать чувство глубокой неудовлетворённости. Ведь неясной оставалось не только судьба Булганина, но и судьба главных заговорщиков – и Берии, в том числе. Да, что, там, судьба заговорщиков: своя собственная! А это уже напрямую затрагивало «жизненно важные интересы» – вплоть до самой жизни – если, не всех, то очень многих из числа сидящих в зале. Потому что – как бы не поспешить с выводами: Лаврентий Палыч уже не раз демонстрировал нечеловеческую эластичность. Да и воля к жизни у него была почище той, что у героя одного из рассказов Джека Лондона…

После Молотова выступил Круглов. Его доклад был предельно сухим и по-военному лаконичным. Предваряя выступление, Сергей Никифорович заранее извинился перед участниками Пленума за то, что в интересах следствия не может пока огласить некоторые факты и цифры.

Это «предисловие» было с непониманием встречено в зале: люди хотели знаний. И не столько о заговорщиках, сколько в связи с ними о самих себе.

Нет, конечно, никто не шумел и, тем более, не протестовал. Но у многих были такие достоверно кислые лица, что генерал усовестился и «дал показания». Они, хоть и были лаконичными и даже обрывочными, но, всё равно, позволили людям сделать правильные выводы. А выводы были такие:

а) это – не инсценировка. Плохо это или хорошо – вопрос угла зрения. Из каждого, отдельно взятого, угла; б) следствие – а, значит, и руководство – знает уже очень много; в) Лаврентию на этот раз, вероятно, не выкрутиться. Отсюда и г) надо думать – каждому о себе. А многим думать можно было лишь в двух форматах: либо на тему «успеть добежать первым», либо на тему «не состоял и не привлекался». И то, и другое «чревато». Словом, думать было, о чём…

После доклада и содоклада, по «старой доброй традиции» начались прения. Неожиданно, для выступления в них записалось очень много людей. Хочу, почему «неожиданно»: люди думали – и надумали. Хотя бы те из них, кому полагалось сделать это максимально оперативно. Не всех распирали чувства праведного гнева, но все при этом стремились «осудить, заклеймить и заверить». Ведь более подходящего момента для демонстрации лояльности и придумать нельзя: когда ещё следующий Пленум? Да и будет ли он для «особо медлительных»?

В числе потенциальных ораторов значилось немало явных и тайных приверженцев низложенного Лаврентия Палыча, которые уже были либо «на крючке», либо пока только «на карандаше» у органов госбезопасности.

Докладывая Сталину о «демократичности Пленума» – в части присутствия на нём и сторонников Берии, Семён Ильич «не преувеличивал» и «не нагнетал»: таковые имелись. Пока ещё имелись: работа по их выявлению уже близилась к концу. Не желая того, многие их этих «товарищей» сами помогли «органам»: ещё совсем недавно они были счастливы удостоиться от всесильного Лаврентия Палыча хотя бы… дружеского матерка! Конечно, учёт этих «мазохистов от политики» не вёлся, но в этом и не было нужды: они сами лезли на глаза. На глаза «покровителю», не обращая внимания на чужие глаза, которые, в свою очередь, обращали на них самое пристальное внимание. На будущее, на всякий случай: «живём, сами знаете, как на вулкане…»…

Как и всякие политики и политиканы, члены выборного органа партии умели держать «нос по ветру». Сейчас это умение востребовалось вдвойне: ошибка исключалась. Ведь политики – сродни минёрам: ошибаются лишь для того… чтобы в другой раз ошибся кто-нибудь другой. Актуальность навевала реминисценции, и в связи с новой историей вспоминалась и относительно старая. Год-полтора тому назад, когда разгоралось инициированное Власиком «мингрельское дело», отдельные члены ЦК недальновидно отвернулись от Лаврентия Палыча. Они решили, что «песенка» Берии «спета», и начали искать новых «авторов-исполнителей». Но назначение Лаврентия Палыча председателем комиссии по расследованию проявлений «мингрельского национализма», а затем и «облечение» его правом доклада на торжественном собрании, посвящённом очередной годовщине Великого Октября, наглядно показали, что эти люди явно поторопились. И Лаврентий Палыч им ничего не забыл. Он вообще был памятливым на зло. Можно даже сказать: злопамятным.

Нет, он не стал организовывать их преследования, хотя вполне мог сделать и это: определил же он самого Власика на нары! В отношении изменников он поступил иначе: лишил их доверия и покровительства. А это тогда было равносильно опале, а иногда значило даже больше неё. «Отступники» внезапно оказывались не только в политическом, но и бытовом «вакууме». Не мудрено, что у некоторых не выдерживали нервы – и они хватались за оружие. За именное и наградное. И с намерениями совсем не в адрес Лаврентия Палыча, но в адрес персонального лба. И никто ведь не смог отказаться от намерений. Потому что отказ значил самое плохое, что могло с ними случиться: жизнь.

Те же, кто не изменил Берии, хотя бы потому, что не успели, были обласканы Лаврентием Палычем сверх всякой меры. Главное, что они обрели – это то, чего лишились недальновидные «перебежчики»: доверие и покровительство всесильного фаворита Вождя. А это значило куда больше иных наград, потому, что само, наподобие Сезама, открывало доступ к любым богатствам, главным из которых была власть над людьми и всё от неё производное…

Именно эти люди, составлявшие «гвардию» Берии в Центре и на местах, не только не таившие близости к «наследнику трона», но и всячески демонстрировавшие её, и оказались сейчас «на прицеле» у органов госбезопасности. Этих людей надлежало изолировать в превентивном порядке, не увязывая ни их самих, ни их реноме с нормами УПК и обстоятельствами дела. Изолировать не обязательно в «крайнем» значении этого мероприятия: достаточно было удалить их всего лишь из рядов партии. Ну, и «паровозом» – из руководящих кресел: в партии и государстве и так был перебор ловкачей, проходимцев и перевёртышей.