Брежнев: «Стальные кулаки в бархатных перчатках». Книга первая

Никита Сергеевич замялся. Это было удивительно: не по-хрущёвски. Но – только это: всё остальное Брежнев уже услышал. И услышать ему не помешало даже то, что Хрущёв ещё ничего не сказал.

– А что случилось, Никита Сергеевич? – правдоподобно «заинтересовался» Леонид Ильич.

– Неприятный вопрос…

Хрущёв всё никак не решался «открыть душу».

– Да ты и сам, наверно, знаешь…

– Что именно?

В другое время Леонида Ильича позабавила бы ситуация формата «я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Но не сейчас.

– Игнатов! – наконец-то, решился Хрущёв.

Брежнев корректно откашлялся в трубку. Никита Сергеевич «по достоинству» оценил деликатность Леонида Ильича.

– Вот именно, Леонид Ильич: «кхе-кхе»! Вопрос, вроде бы и простой: яйца выеденного не стоит. И вместе с тем…

Он вдруг не выдержал: лимит корректности иссяк.

– Трепло проклятое! Ну, дали тебе пинка под зад – за дело, кстати, вернее, за безделье и интриги – так будь мужиком! Не уподобляйся бабе! Неси свой крест с достоинством – как тот Иисус на Голгофу!

Леонид Ильич мог только благодарить связь за то, что она ещё не дошла до передачи изображения. Не то Первый видел бы сейчас, что его верный соратник отнюдь не торопится разделить горечь «дорогого Никиты Сергеевича». Правда, это не помешало Брежневу качественно «опечалиться в трубку»:

– К сожалению, и до меня дошли эти его сплетни…

Лобовым признанием Леонид Ильич выбывал «шпагу» из рук Хрущёва: тот явно сочетал огорчение с зондажём. На предмет осведомлённости Брежнева. И это не было предположением: Никита Сергеевичем являлся мастером на такие дела в любом состоянии. Поэтому Леонид Ильич решил, что лучше будет самому «расколоться». В «упреждающем порядке».

– И ты тоже слышал?!

«Ай, да, Брежнев! Ай, да, сукин сын!» – законно мог похвалить себя Леонид Ильич. Он не ошибся насчёт Никиты Сергеевича: тот «и в горе» не обходил соратников… оперативной разработкой.

– Слышал, конечно.

Для пользы дела Леонид Ильич усилил «досаду» в голосе.

– И даже – лично от «автора».

– Даже так?! – насторожился – и почти обрадовался Хрущёв: не зря «вскапывал».

– Да, – не изменил «удручённости» Брежнев. – Приглашал я его тут, как-то по вопросу повестки сессии – ну, он меня и «просветил» насчёт Вас.

Несмотря на то, что Леонид Ильич голосом подчеркнул ироническое отношение к «факту просвещения»», на том конце провода не слышно было и дыхания Хрущёва. Никита Сергеевич не дышал потому, что работал. И уже – не только над Игнатовым, но и над Брежневым – тоже. А, что: глядишь, что-нибудь путное и получится! Не заговор – так хоть афронт: какое-никакое – а основание для оргвыводов!

– Я ему прямо сказал, Никита Сергеевич: Игнатов, попридержи язык! Длинный язык может повредить шее!

Леонид Ильич назвал российского «президента» по фамилии специально для Никиты Сергеевича. Для того, что усладить его слух и умаслить душу. Хрущёв был в курсе того, что Игнатов с Брежневым – «ветераны обоюдной неприязни». Причиной тому была невероятная амбициозность Игнатова, который, не удовлетворившись чином секретаря ЦК, метил ещё выше, считая, что только он один достоин места второго человека в партии. По этой причине Брежневу им отводилась роль «объекта пренебрежения»: какой-никакой – а конкурент. Хрущёва, приверженца установки «Разделяй и властвуй!» это вполне устраивало. И прежде, и сейчас. И бдительности Никита Сергеевич не спешил утрачивать. Даже – после того, как, Игнатов соответствовал библейской истине: «и первые станут последними»: метил в боссы – а угодил в «политический отстойник». Перед окончательным выходом в тираж.

– А он – что?

Брежнев автоматически пожал плечами. Но тут же «исправился»:

– Ну, Вы же знаете Игнатова, Никита Сергеевич! Он – из тех «горбатых», которых лишь могила исправит! Но, мне кажется…

Леонид Ильич мастерски выдержал паузу, которую не мог выдержать Хрущёв. И тот так и сделал: не выдержал.

– Ну, что? Что тебе кажется?

– Мне кажется, всё это от того, что переживает мужик. Падение своё переживает. Никак не может успокоиться. И Вы абсолютно правы, Никита Сергеевич…

– В чём?

Хрущёв и не заметил, как Брежнев «перевёл стрелки на него»: «ты говоришь». Не Брежнев, а Иисус из Назарета! Что значит: опыт борьбы… с товарищами по партии!

– В том, что ничего другого за его словами не стоит: только личная обида. И, если не простить, то, уж, понять его можно: скатился, как ком с горы…

– …

Хрущёв явно не определился с реакцией. И, поскольку он не спешил браться за слово, за него взялся Леонид Ильич. Даже – за них обоих: и за слово, и за Никиту Сергеевича.

– Но я с ним поговорю ещё раз, Никита Сергеевич. Проведу, так сказать, «профилактическую» беседу. Предупрежу, чтобы не болтал, что попадя. А заодно намекну: «как тебя избрали на должность – так и обратно могут «избрать»… И не только из ЦК, но и из партии…

– Вот это правильно, Леонид Ильич! – оживился Хрущёв. Такую решительность в отношении «покусителей на себя» он только приветствовал. – Пусть знает, что я… что мы этого дела так не оставим! Только ты, Леонид Ильич, не откладывай разговор в долгий ящик.

– Да что Вы, Никита Сергеевич!

Телефон не помешал Леониду Ильичу «приложить руки к груди».

– Завтра же и поговорю. Как раз, и повод имеется: взаимодействие местных Советов с партийными органами по вопросу организации социалистического соревнования.

– Добро, Леонид Ильич. Как составишь разговор, не сочти за труд позвонить.

– Непременно!

Леонид Ильич посчитал не лишним «плеснуть души в трубку».

– Могу даже лично зайти с докладом!

– Нет-нет, Леонид Ильич!

На том конце явно замахали руками: в трубку «потянуло ветерком».

– Не хочу отрывать тебя от работы: хватит и звонка!

– Будет сделано, Никита Сергеевич!

Леонид Ильич мягко опустил трубку на рычаги, и некоторое время отрабатывал лицом за всех литературных авантюристов сразу…