– Похоже на то. Нет, конечно, отработать его надо «по полной программе». Ты уж, Василий Николаевич, зашли к нему в камеру своего человечка.
– Уже, – нахмурился Трофименко.
Помолчали.
– А что ты наработал? – прервал паузу Старков.
Лицо подполковника тут же «хлебнуло уксуса».
– Так – «печки-лавочки», – раздражённо махнул он рукой. – Говорит, что кеды… ну, эти…
– Кроссовки.
– Да: кроссовки… Так, вот, говорит, что возвращаясь из школы, заляпал их грязью – а, кроссовки, мол, новые, вот и решил их «постирать». Потом якобы повесил их на забор вокруг дома… ну, чтобы просохли.
– Намекает на то, что их стащили?
Старков, словно раздумывая, неопределённо пожал плечами.
– Версия, конечно, хлипкая, но теоретически… А что – насчёт расчёски?
– Тоже «лепит», что украли!
К «уксусу» на лице Трофименко добавил злости и багрянца.
– При каких обстоятельствах?
– Говорит, что его расчёске… ну, из-за этой расчёски многие пацаны в классе завидовали. И, вот, якобы когда он был на физкультуре, кто-то и «увёл» расчёску из раздевалки.
Трофименко покачал головой и исподлобья «прицелился» в Старкова.
– Сам как думаешь?
– Надо проверить, – не стал задумываться Старков. – Вот, почему нужна информация из школы… Хотя…
Алексей Семёнович с сомнением на лице пожевал губами.
– Вполне может оказаться, что историю с расчёской этот прыщ выдумал для «отмазки». Расчёску он вполне мог потерять на месте убийства…
– О чём я и говорю! – моментально загорелся Трофименко.
Старков снисходительно покривил щекой.
– Не горячись, Василий Николаевич. Дослушай сначала. Я же не говорю, что расчёска, потерянная или брошенная на месте преступления, является доказательством того, что убил этот сопляк. Даже, если мы докажем факт потери расчёски в нужном месте, мы не сможем сделать из этого нужный вывод.
Трофименко недовольно сдвинул брови.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Расчёску он мог потерять там и до времени убийства, и после. Например, зная, что девица ищет гуляку-кота всегда в одном и том же месте, он мог там подкарауливать её для выяснения отношений, но опоздал: кто-то выяснил уже свои отношения с ней до него. Сопляк, естественно, обделался со страху, дал дёру… вполне мог «посеять» расчёску!
Подполковник огорчённо вздохнул и медленно покачал головой.
– Ты прав, Лёша, Могло быть и так… И что нам остаётся?
– Что, говоришь, остаётся?
Старков не стал «художественно», а-ля Шерлок Холмс, задумываться с использованием табака и гордого профиля.
– Ну, во-первых, отработаем до конца Петухова-младшего.
Мизинец его правой руки отработал на счёт «раз».
– Затем у нас имеется пара окурков… Кстати, этот сопляк не курит?
– Да, я не спрашивал! – раздражённо сморщил лицо Трофименко. – Некогда было: я же признание выби… добывал…
– Ладно, узнаем. Дальше…
Старков загнул второй палец.
– У нас есть пуговица, похожая на милицейскую. Так, вот…
– Погоди, Семёныч! – энергично перебил его подполковник, рывком снимая трубку телефона с рычагов. Покрутив диск, он принялся нервно топтаться у аппарата. – Майор Бессонов? Подполковник Трофименко тебя беспокоит!.. Да ничего… вашими молитвами!.. Слушай, Михалыч, я сразу – к делу: вы «грозились» отработать пуговицу.. ну, ту – по убийству на пустыре!.. Отработали? Ну, «докладай»!.. Что?!..
Некоторое время подполковник стоял столбом, уставившись невидящим взглядом куда-то мимо телефона в стену, на которой «узоров не было и цветы не росли». Затем, рывком стряхнув оцепенение, он «вернулся» в разговор.
– Михалыч, давай его сюда немедленно!.. Что значит: «Сам придёт!»?! Нет, уж, брат, ты обеспечь его «персональной каретой», да приставь человечка, чтобы этот твой «страж закона» не сбежал из-под стражи! Прошу, как друга!.. Ну, это – другое дело! Ждём «гостя» с нетерпением! Бывай!
Положив трубку на рычаги, он медленно повернулся к Старкову. Выражение озадаченности уже успело заместить на его лицо энтузиазм секундной давности.
– Нда.. Такие, значит, дела, Семёныч… Нда…
– «Колись», Василий Николаевич! – не выдержал Старков.
– Пуговица-то – от этого дурака-участкового!
– От Емели Иванова?!
Теперь настала очередь Старкова изумлённо отработать бровями.
– Кого угодно я мог представить себе в этой роли – только не его!
Изумлялся Алексей Семёнович недолго: через несколько секунд изумление уже сдавало полномочия сомнению.
– Не-е-ет, это исключено! Василий Николаевич, это – из области ненаучной фантастики! Он – даже не кретин, он – идиот, причём, клинический! Никогда не поверю в то, что его может заинтересовать баба – в любом качестве: как баба, как носитель материальных ценностей, как объект раздражения! Хотя… однажды я заприметил такой его взгляд, что…
– Вот именно! – в очередной раз загорелся Трофименко. – Недаром говорится, что «в тихом омуте черти водятся»! Ну, вот и ещё одна «живая» версия!