Там, где плачет перелётная грусть

– Хорошо, а почему тогда те люди винты используют на своих моторах? Почему все не делают, как вы?

– Я вижу в тебе задатки настоящей рыбачки, дорогая, – Саша искоса уважительно глянул на жену. Он даже не ожидал от неё подобных вопросов.

– Когда есть плюсы, не обходится без минусов, конечно, – продолжал он. – На винте быстрее скорость и выше мощность. Больше груза поднять можно по реке. Расход топлива существенно меньше, опять же. Это очень важно для кого-то. А мотор с водомётом сразу тридцать процентов сил своих теряет. Ещё бензин при этом хлебает, как бык помои. Вот и выбирают люди, кому что по душе. Мы с Борей прикинули, что для нас важнее, чтобы по реке ходить, где захотим. На таких маленьких речках это преимущество важнее всё-таки. Я тебя сегодня покатаю, сама увидишь. Смотри, а сейчас кончается асфальт.

Их машина, качнувшись, спрыгнула с гладкого покрытия, и тут же тихий шелест колёс сменился на тряску и глухой стук подвески о гравийную насыпь. Саша сбавил скорость, посмотрел в зеркало заднего вида: за ними заклубились облака красно-жёлтой пыли от горельника вперемешку с гравием, выстилавшим лесную дорогу. По ней теперь предстояло добираться до самого места.

– Ещё почти сорок километров так ехать будем. Окна надо закрывать, дорогая, а то потом салон за день не отмоешь. Я уже проходил это. Немножко лучше потерпим жару, ничего. Пират тоже потерпит, он же мужик у нас! – Саша мельком бросил взгляд на пса, которого, по всей видимости, ничего не беспокоило и так.

– Ладно, конечно потерпим, надо так надо. Саша, послушай, а почему названия здесь такие странноватые: Кан, Кунгус, да и Ирбей тоже? Вроде как не русские, что ли? – спросила Настя, возвращаясь к прерванному разговору.

Саша одобрительно посмотрел на жену:

– В точку, дорогая! Умница ты у меня! Я тоже это раньше сразу заметил. Это татарские слова. Они ещё с древних времён до нас дошли. Здесь же везде веками татары были, их империя. Я интересовался переводом. Любопытно стало. Так вот послушай. Кан означает кровь. Кунгус – солнечный. Ещё неподалёку течёт река Агул, так вот это переводится – яд. Почему такие названия, непонятно, но романтично, согласись? А вот что означает Ирбей, тоже бы хотелось узнать, но у меня разобраться не получилось. Смотри, первые три буквы «ирб» означают «муж». Когда добавляется «е» – «ирбе», то это уже «родинка». А если последнюю, и краткую, подставить, то вообще не переводится. Тупик. Возможно, что особенности старого диалекта, не знаю. Сколько веков-то прошло, у-у-ух! А ты меня слушай да по сторонам смотри. Вот это уже самая настоящая тайга кругом!

Он кивнул головой на подступившие вплотную к дороге громадные деревья. Величавые сосны на прямых, как стрелы, могучих стволах возносили до небес пушистые и раскидистые кроны. Застенчивые мрачновато-зелёные долговязые ели развесили на своих лапах причудливые лохмотья и плети мохнатого серо-голубого лишая, как видно, помышляя, что такой наряд им к лицу. Берёзы корявыми и длинными остовами, напоминавшими шеи доисторических гигантов, уходили гнутой тяжестью в непостижимую высь.

– Дикие, почти непроходимые места. Мох – иной раз до колена проваливаешься. Глухомань кругом. Здесь в деревнях медведи выходят из тайги запросто так! Лось, марал, косуля, глухарь – любого зверья и птицы полно. Зайцы, барсуки, волки – всё есть, – произнёс Саша и искоса, пряча улыбку, украдкой глянул на жену.

– Ой! – глаза Насти округлились. Она невольно прижала руки к груди и, неподдельно встревожившись, повернулась к мужу. – Это же страшно-то как, Саша? Волки, медведи… Не дай Бог!

Саша посмотрел на супругу и, нахмурив брови, изобразил потерянную обречённость на своём лице:

– Так оно всё и есть, любовь моя. Права ты… Жуть жуткая! Ужас тихий! Все люди здесь в постоянной опасности, и жизни их висят на волоске…

Он замолчал, насупившись, и, поджав губы, словно бы его охватила тоскливая безнадёга, стал смотреть только вперёд на дорогу. Жена не сводила с него обеспокоенных глаз.

Вдруг он неожиданно просиял и хитро подмигнул ей:

– Но это все люди, кроме нас! А с нами же мужественный охранник! Он порвёт всё зверьё и швырнёт к твоим ногам, милая!

Настя поняла, что муж смеётся над ней. Лицо её сразу облегчённо просветлело, а сама она только и смогла, что с упрёком покачать головой. Всё же на радостях, подхватив шутливый настрой мужа, обернулась и ласково потрепала пальцами щенка по загривку:

– Ага, как же! Будет бежать без оглядки впереди нас этот охранник, знаем мы таких!

– Смотри, малыш, мы уже почти приехали, – Саша показал рукой вперёд на деревеньку, крыши домов которой стали видны вдалеке из-за пригорка. – Но это пока ещё Благовещенка. До Ильино-Посадского тоже всего ничего осталось, километра три или четыре.

Въехав в деревню, они сразу почти остановились. Пропускали небольшое стадо коров, неторопливо бредущее прямо посреди дороги. Флегматичные животные не спешили освобождать путь. Позади семенил крошечный телёнок, смешно помахивая тоненьким хвостом из стороны в сторону.

– Что тут за люди живут, интересно? Чем они занимаются? – тихо и задумчиво произнесла Настя, с любопытством глядя в окно машины на деревенскую улицу.

– Как чем? Работы здесь хватает, моя хорошая. Землю пашут, скот растят. Детей рожают. Вон, смотри, – Саша кивнул головой на дом с синими воротами.

Там, на полянке перед калиткой, девочка-подросток в лёгком платьице держала за ручку полностью голого и чумазого малыша, судя по всему, едва начавшего ходить. Дети бросили свои дела и с интересом уставились на машину, которая медленно проезжала мимо. Карапуз при этом мусолил грязный палец во рту и смешно выпячивал вперёд круглый животик, пошатываясь на кривых своих ножках.

…Настя отрешённо смотрела по сторонам. Молчала. Она не понимала, что-то исподволь, но ощутимо нахлынуло на неё. Что-то… Ничем необъяснимое и беспокойное… Пришло откуда-то само собой. Непонятное волнение? Но от чего? Она не могла осознать до конца. Похоже было, словно повеяло из разогретой духоты холодной сыростью… Вдруг возникшая какая-то смутная тревога, что ли? Сердце тут же заколотилось, как пойманная птица в силках. Не разобравшись, Настя испугалась. Неожиданно и довольно сильно. Она перестала воспринимать всё, что было вокруг. Погрузившись в себя, не слышала ничего и просто замерла, вжавшись в сиденье.

…Не могла сейчас предполагать она, недоуменно глядя на пустую улицу, просто не помышляла, что ждёт её впереди совсем скоро. Она не знала, что уже вот-вот судьба, круто очертив вираж, с размаху швырнёт её в ужасную бездну, названия которой нет. Сведёт с людьми этой неизвестной глухой деревеньки, о существовании которой она раньше даже не догадывалась. И ещё со многими, кто протянет руку бескорыстной помощи и станет союзником в схватке с беспощадным страхом…

Заревел протяжно, с надрывом бык, задрав кверху огромную голову, хлестанул себя тяжёлым хвостом по курчавым бокам.

Настя вздрогнула, посмотрела, моргая, на Сашу. Тот что-то со смехом рассказывал. Она на время перестала слышать, что? Куда сейчас увели её мысли? Что за беспокойство прокралось исподтишка? Откуда взялось это проклятое предчувствие и невидимой тупой иглой больно упёрлось в сердце?

– …и мужик продолжает: я снимаю ремень, привязываю корове за хвост, поднимаю, значит, через перекладину вверх. Штаны падают, а тут входит жена… Вот ведь бывают же в жизни ситуации, которые невозможно объяснить! – Саша, поворачиваясь к жене, захохотал, хлопая ладонями по рулю.

Она растянула губы в улыбке. Качнула головой, прогоняя пугающие мысли…

– Через пять минут будем на месте. Нежность моя, где ты? – Саша осторожно потряс жену за коленку. – О чём задумалась?

– Я не знаю… Устала что-то, видимо… – Настя потирала виски. – Жара ещё эта…

– Конечно, моя хорошая, двести пятьдесят километров отмахали! Шутка ли? Но уже всё. Посмотри, мы у цели!

Лес после крутого поворота дороги внезапно кончился, отступил. Только теперь стало понятно, почему: внизу, среди отлогих берегов текла река.

Остановились. Над водой раскинулся блестящий новизной мост с голубыми металлическими ограждениями.

Подъехали остальные. Вышли из машин. Склонившись на тёплые перила, тихо любовались сверкающей гладью неспешного течения, уходящими вдаль сопками, которые покрывала тайга. Видно было другую деревню на той стороне. Единственной улицей прижалась она к реке. В небольшой протоке, ответвившейся от неширокого русла, уткнулись носами в берег несколько длинных деревянных лодок. Почти у каждой сзади был прикреплён мотор. Людей нигде не было. Только нарушали тишину вокруг невидимые птицы и слышалось, как на чьём-то дальнем подворье истошно надрывается во всё горло петух.

– Вода маленькая, – Борис свесил голову и плюнул сквозь зубы вниз.

– Вижу, – Саша глядел на оголившиеся берега и удлинившиеся косы, которые ещё недавно были дном. Небольшие галечные островки белели проплешинами даже посреди реки, там, где их раньше не было и в помине. – Но для нас это даже лучше, так ведь? Рыбу быстрее найдём. Эх, нам бы на жарёху да малость посолить. Зачем ещё? Больше и не нужно. Где вставать будем? Показывай.

– Поехали в конец деревни. Поляна там. На месте определимся, – Боря плюхнулся в машину и захлопнул дверь.

* * *

Решили обосноваться на живописном крутом берегу на краю убранного покоса. Место понравилось всем.

Большой луг вдалеке окружала тайга. К реке вёл обрывистый спуск, почти полностью заросший ивняком. Только прямо напротив предполагаемого лагеря откос был свободен от кустарника. Здесь поле, поросшее мягкой травкой, резко обрывалось почти отвесным трёхметровым яром к воде. Спускаться можно было без особого труда по нашедшей отлогий путь тропинке. С высоты этой небольшой кручи открывался замечательный вид на реку, которая сейчас, в полдень, манила прохладой и слепила солнечным отражением глаза.

Крайний деревенский дом остался всего в паре сотен метров позади. Сама деревня, как и улица, повторяла изгибы реки и казалась довольно большой. Но так было только на первый взгляд. Просто дома в ней стояли редко, будто сторонясь друг друга. Обитаемых из них было немного. Несколько. Больше половины, очевидно, оказались давно заброшены и утопали в бурьяне и крапиве по самые крыши.

Когда медленно улицей проезжали деревню, не встретили ни единого человека. Может быть, от этого показалось, что стёкла домов неприветливо смотрят вслед чужакам? Даже чёрный кот на какой-то скамейке изогнул спину дугой, выпучил жёлтые глаза, зашипел на незваных гостей и принялся угрожающе бить хвостом по сторонам.

* * *

Весело балагуря, выгружали вещи, смеялись и громко обсуждали дальнюю дорогу. Отличное настроение было у всех, не исключая Пирата. Он, высунув язык, носился за бабочками, совершенно ошалев от обрушившейся свободы. Саша забавлял Настю нелепой потешной походкой, уморительно при каждом шаге балансируя руками и задерживая ногу над травой, откуда зелёными брызгами, напоминая крошечный салют, разлетались по сторонам кузнечики. Специально делал так. Ему было жалко ненароком наступить на маленьких попрыгунчиков.

Жаркий августовский полдень во всю грудь дышал горячим зноем. Аромат свежего покоса густо пьянил хмельным духом, словно вокруг набросали благовоний. Где-то в кустах, в тени рассыпались переливистыми трелями невидимые птахи, устроив людям восхитительный концерт. Белый солнечный диск словно замер, переваливая свой предел, полыхал, хоть кричи! Пот заливал глаза, одежда липла к телу.

Саша взял ведро, спустился к реке. Отставил его в сторону, звякнув металлической дужкой. Присел, наклонился. Осторожно коснулся ладонями воды. Сразу ощутил движение и напор. Прозрачная сила толкала и гладила колючим холодом. Он улыбнулся и что-то неслышно, едва лишь приметно прошептал губами. Глаза были закрыты, а лицо его в это мгновение приобрело умиротворённое выражение, да таким и оставалось ещё какое-то время. Сейчас его никто не видел, и это было как нельзя кстати. Долго пришлось бы объяснять кому-то, поэтому он просто блаженно замер, предоставив это единение одному себе.

Дело было в том, что он суеверно ощущал, пожалуй, даже был уверен, что река живая. Он никому не говорил об этом, не видел смысла. Просто знал для себя, и всё. Любил и почти что боготворил её.

Наконец он свёл ладони в пригоршню и, несколько раз быстрыми движениями черпая воду, ополоснул себе разгорячённое лицо и шею, наслаждаясь прохладным упоением будто благословенным поцелуем. Не спешил уходить.

Подняв голову вверх, он прищурился и увидел, что на полыхающем небе то тут, то там уже начали громоздиться белёсые кучевые облачка, предвещая неизбежные перемены уставшей от зноя земле…