Прокаин. Сны, от которых нет пробуждения

Прокаин. Сны, от которых нет пробуждения
Александр Чащин

Быть экзистенциальным эксгибиционистом. Долго всматриваться в бездну. Замерев, сидеть на берегу реки. Курить. Тщательно выжидать момент, когда бездна начнёт всматриваться в тебя. Распахнуть плащ. Кругозор, он не только снаружи, но и внутри. Не инстинкты в оболочке кожных покровов, но Вселенная, которой мы почему-то стыдимся. Скомканный приличиями до презренного мусора, наш внутренний человек выглядит непрезентабельно, а ведь он – содержание проекта всего, чем мы можем стать, но и другого мира у нас не будет, пока мы сами не сделаем себя пригодными для проживания.

Книги А. Чащина – это сыворотка правды в предельно допустимой концентрации и пособие по практической философии, их нельзя пересказать – читайте! Возможно, поначалу будет стрёмно узнавать в этом о себе себя и такое, но приняв эту правду, придётся полюбить себя как есть. Если справитесь, то обретёте второе дыхание.

Не спрашивайте, куда катится этот мир. Просто катите. Обнимите и поцелуйте себя, что ли…

Содержит нецензурную брань.

Александр Чащин

Прокаин. Сны, от которых нет пробуждения

Ангел на час

Здравствуй, мой ангел на час.

Знаю, что ты сейчас не услышишь

Крика моей души.

Ты сейчас занят другим,

Ангел прекрасного страшного часа,

Часа, длиной в мою жизнь.

Мгновенье представилось мне:

Вместо цветов надгробья и урны.

Зачем ты покинул меня?

Всё Божья роса

Говорят, полезно пообщаться с собой во время нервного срыва. Опять зарылся, парюсь над «надо» и «не надо».

Всё пошло (ударение по настроению) со вчерашнего утра, а оно, в свою очередь, началось с криков. Сначала она, потом я. Хотя и с вечера дела были «не в красную армию» – ситуация, произошедшая со мной и незнакомым мне человеком заставила напрячься и испытать страх. Говорили же бывалые: не звезди, где живёшь, не живи, где звездёж. А тем более не работайте вместе. Но, как обычно, «хоть ссы в глаза – всё божья роса» ….

По дороге на работу ехали молча. В офисе почти не общались. Она делала вид, будто всё в порядке, а я… как же меня это бесит! Я был уверен, что она была обязана подойти и поговорить. Но для неё было важнее хорошо провести время накануне поездки с новыми друзьями. Старался не показывать, но… Жутко сложно. Как заставить себя сменить эмоции и мысли? Состояние: морально почти дно… В голове хрень, на душе херь…

Как-то прочёл любопытную фразу у Достоевского. За точность цитаты не ручаюсь, но где-то около того: в жизни всё временно: если всё идёт хорошо-наслаждайся, это не будет длиться вечно. Ну а если паршиво – не кисни, это тоже не навсегда. Слова правильные, зависит, в каком расположении духа они ложатся на тебя. Будучи в душевном упадке, я решил только сохранить себе этот мем, эффект на меня он произвел тогда нулевой. Победа над собой – это точно победа? Или больше уже поражение? Нужно знать, чего ты хочешь, и не давать внешнему манипулировать твоим внутренним… сложно.

Хочу быть сильным, умным, умеренным в себе, самодостаточным. Уместным. Занять такое место в пищевой цепи, чтобы не быть съеденным и точно знать, кого можешь съесть. А время идёт. Где взять эти знания? Почему мы всё время сравниваем себя с другими? Может, как раз для того, чтобы узнать это самое место в каждой конкретной ситуации? Эмоции…

"Бумажное сердце на нитке суровой -

Фарфоровой кукле оно не по нраву…

Там пошло кичиться подобной обновой,

Где мир, подведенный к началу /финалу/

Сожмется до стона, до вздоха, до точки,

Которой мне, впрочем, теперь не поставить.

На выдохе – запах спиртного. И почки

Прихватит. Стареешь… кудесник Амати.

Последний паяц третьесортного Рима

Одарит надеждой, входящих без стука,

А кукла была… антикваром хранима,

Без сердца и прочего. Милая /сцуко/…”

Мне больно до спазма, до ватта, до герца.

Мне больно, мне страшно и ухнуло сердце.

Пусть я и паяц третьесортного Рима,

Пусть Рим мой четвертый и соткан незримо,

Пусть пятый мой Рим и создан тоскою,

И Рим мой шестой не пропитан тобою,

И Рим мой седьмой вдруг не стал человечьим.

Но вот твои руки и вот мои плечи…

"Последний паяц третьесортного Рима,

Недолжны признанья, недужны подруги,

А та, что была антикваром хранима -

Давно разучилась заламывать руки.

И ведает цену утраченной чести,

И верит в одно непечатное слово,

И сердце ее обнаружилось в месте