Страшное дело. Тайна угрюмого дома

Анна совершенно опешила и долго, вероятно, не добилась бы толку и не поняла ничего, если бы тот старик, который сидел в саду с детьми, не показался на пороге и не сделал ей почтительный и в то же время многозначительный знак последовать за ним в садик.

Анна невольно повиновалась этому жесту, потому что в нем было нечто повелительное, а лицо старика – серьезное-пресерьезное.

– Позвольте вам рекомендоваться,?– сказал старик,?– Виктор Казимирович Сламота.

– Очень приятно, граф! – сказала Анна, но испуганным, дрожащим голосом и тотчас же прибавила: – Ради бога, объясните мне, что с моей сестрой и с зятем?

– А, вы сестра госпожи Краевой! Сядемте немножко, поодаль вот тут, мне очень жаль, что мне именно, а не кому-либо другому, приходится объяснять вам то, что тут произошло. Но, понимая, что никто, кроме меня, этого сделать не может, я считаю долгом передать вам следующее.

И старик вкратце, но ясно и точно передал все, что было известно ему самому.

По мере углубления в подробности лицо Анны бледнело все более, потом оно вспыхнуло, слезы брызнули из глаз и она, выхватив платок, зарыдала, шепча:

– Бедная Таня! Бедная!

Сламота опустил голову.

Он рассказал все, касающееся печального факта, но не объяснил молодой девушке, почему он сам, потерпевший, тут, около жены его грабителя. Да и Анне даже в голову не пришло спросить это, ей казалось, что этот старик и должен быть тут, это его обязанность, потому что недаром же она слышала про него столько хорошего.

Вдруг Анна отняла руки от лица и спросила:

– Но, граф, как это он мог сделать? Как он мог решиться на это?!

В голосе ее прозвучала мольба, требующая объяснения этого вопроса во что бы то ни стало, как будто Сламота и в самом деле мог объяснить что-нибудь.

Есть личности, один вид которых в минуту недоразумений, случайностей и несчастий невольно останавливает на себе внимание всех, и все ждут от них спасения и совета.

Одним из таких людей был и Сламота. Его внушительная наружность, его симпатичное старческое лицо – все внушало к нему доверие, и Анна была убеждена, что от него только, от него одного она получит и разъяснение этому ужасному факту, и облегчение той участи, в которую теперь повергла судьба семью сестры Тани. Но что же мог сказать Сламота, когда он сам знал только один голый факт, а все детали приводили его в неменьшее замешательство.

Еще присутствуя при сцене между Шиловым и Краевой, он содрогнулся от ужаса, так сильно и страстно было брошено в лицо его управляющего это темное обвинение.

Слова Краевой и теперь звучат в ушах старика, он и теперь видит ее позу.

И к великому страху своему и смущению, он чувствует душою, что если Краева и не права в своей лаконической форме обвинения, то все равно тут кроется какая-то адски закрученная тайна.

Он сам потерял голову.

Он не знал, на что решиться, куда направить свои симпатии и обвинения.

Чаще всего он прибегал к голосу рассудка, долженствующего, как и суд, опираться на неопровержимые факты, но душа его ныла каким-то болезненным предчувствием, отводила его от фактов и вела в область своих личных ощущений, где он окончательно и терялся.

Но видно было, что перевес последних был значительнее доводов рассудка, потому что втайне он решился следить за «несчастной женщиной», и, когда получил известие о ее болезни, не мог удержаться от самого деятельного вмешательства во всю эту драму.

Теперь, стоя лицом к лицу с Анной, этой стройной, прекрасной девушкой, так жутко встревоженной, с такими горькими слезами спрашивающей у него: «Как это все могло случиться?» – Сламота ответил, что мог.

И этот ответ был короток:

– Не знаю, сударыня, не знаю!..

Опустил голову и развел руками.

– Но когда же это произошло?

Старик с трудом припомнил и назвал день.

– Одно…?– начал вдруг задумчиво Сламота и потер лоб, как бы собираясь с мыслями,?– одно мне кажется возможным для оправдания вашего родственника – это то обстоятельство, что он не был один, что он, очевидно, по легкомыслию принял участие в шайке негодяев, хотя это слабое оправдание, но слава богу, что и оно есть… В руках хорошего адвоката оно может иметь решающее значение для судьбы прес… обвиняемого,?– поправился почему-то Сламота.

При слове «адвокат» Анна вздрогнула, она теперь только вспомнила про Смельского, который поехал к управляющему графа потому, что он был его университетским товарищем.

Но если он поехал к управляющему, то, значит, к нему, к этому самому пострадавшему, к этому ограбленному мужем Тани.

И мысль о предоставлении защиты Краева Смельскому показалась ей несбыточной.

Конечно, ради любви к ней, к Анне, он, может быть, и согласится на это, но разве она сама посмеет предложить ему защиту человека, который оказывается заведомым негодяем…

Разве она простит себе потом эту просьбу, разве Андрей не будет иметь права упрекнуть ее, говоря, что он ценою своей чести спас от позора «семью ее сестры».

«Нет, это невозможно!» – мелькнуло было у нее в голове, но потом она сообразила, что, наоборот, это вовсе не то, что она думает, сам граф говорит, что адвокат может смягчить участь обвиняемого, потому что он попал в шайку по легкомыслию, может быть, по жестокой бедности, ради нужд горячо любимой семьи. О, в таком случае никто другой, кроме Андрея, не должен выступить его защитником.

И она, подняв голову, переспросила графа:

– Вы думаете, хороший адвокат может тут помочь?

– Да, конечно, и я найду его! – просто отвечал старик, как будто дело это касалось ближе всего его самого.

Даже в эту минуту хаоса мыслей и ощущений Анна с удивлением взглянула на него.

Теперь только она поняла, как добр и честен он, этот более всех пострадавший в страшном деле человек.

– Не надо! Дорогой граф! Не надо! – с чувством схватила его за руку Анна.?– У меня есть такой человек, это мой жених, адвокат Смельский.

– Смельский? Это хотя и молодой, но очень хороший адвокат,?– сказал Сламота.

– Но…?– начала было Анна и остановилась.

– Что вы хотите сказать?

– Но он друг вашего управляющего. Он и теперь, привезя меня сюда, отправился прямо к нему на квартиру.

Немного озадаченный этой неожиданностью, граф тотчас ответил, однако:

– Что же такое? Это ничуть не мешает их дружбе, и я уверен, что господин Шилов настолько честный человек, что он не помешает ему облегчить судьбу семьи преступника, каков бы он ни был.

И Анна согласилась с этим доводом. В это время сиделка вышла в сад и, подойдя к графу, доложила ему, что больная пришла в себя.

– А,?– сказал Сламота,?– теперь вы можете пойти к вашей сестре, я думаю, что ваше присутствие принесет ей большую пользу, чем мое, а я пойду домой сделать кое-какие распоряжения насчет ванн, которые предписал доктор для вашей сестры.

– Спасибо вам, добрый!.. Бог наградит вас…?– поклонилась ему Анна и бросилась к дому, но потом пошла тихо, крадучись на носках, и скрылась в комнате больной.