Степь 2. Расцвет. Часть первая

– Наставница сказывала, что в том состоянии колдовство прилипает лучше обычного.

– Так нас что тут колдовать учить станут?

– Да не знаю я, – заражаясь Райсовым раздражением прошипела в ответ Апити, – чё прилипла как банный лист к заднице? Где ты видишь здесь наставниц? Кто учить-то будет? И как? – с этими словами она обвела поверхность воды рукой, наглядно показывая тупой царской дочери, что никакие наставницы не плавают ни по воде, ни под ней, – я ж сказала тебе, что о таком не слышала. Может просто промаринуют какое-то время да выпустят, а может ещё чё. Подождём – увидим. Куда нам рыпаться отсюда?

– Ой, сомневаюсь я что-то, что мы легко отделаемся. Я так думаю, каждый новый круг должен быть круглее предыдущего.

– Ты думаешь нас тут долго продержат? Небось, пока рыбьи хвосты не отрастим?

– Тьфу ты пропасть тупоголовая. Да откуда ж мне знать-то про ваши ведьминые дела. Это ты у нас тут великая ведунья, вот и предскажи чего ждать-ожидать. Да не ври хоть сама себе. Боком вылезет.

На том шептание закончили и принялись ждать неминуемого.

Просидели так до вечера без какого-либо изменения ситуации. Райс сняла рубаху, полностью оголившись. Положила под голову, соорудив подобие подушки. Вертелась сбоку на бок, с живота на спину. Поныряла в тёплой воде, поплавала.

Встав на дно, убедилась, что вода доходит до самого подбородка. Отметила про себя что всё как нарочно предусмотрено именно для их длительного сидения. Залезла обратно в нишу, расслабилась, а когда неожиданно увидала плывущее из-за спины деревянное корыто, то аж вздрогнула с перепуганным визгом. Апити от её визга так резко дёрнула головой, что чуть бревно на потолке затылком не вышибла.

В корыте оказалась горячая еда и питьё.

– Ух ты, – нарочито весело вскрикнула рыжая, тем не менее с опаской оглядывая стены той стороны конуры, откуда выплыло корыто, но никаких щелей не обнаружив продолжила, – по крайней мере хоть кормить будут и то хорошо.

– А гадить куда будем? – задалась вопросом белобрысая ведунья, почёсывая ушибленную голову двумя руками.

– Понятия не имею. А ты видишь где-то отхожую лохань?

– Опять в говне придётся плавать, – обречённо подытожила Апити, отламывая крыло жареной птицы, поданный на обед.

– Не знаю, ни ведаю, – продолжила насторожено озираться Райс, – может после кормёжки и лохань всплывёт.

– Вряд ли, – осекла её подруга, продолжая уплетать за обе щёки приплывшую еду, – но поживём – увидим. Чай, не вечер ещё.

– Ну что за жизнь у царской дочери? – с драматичной наигранностью проговорила рыжая, отламывая вторую ножку птицы и принимаясь ею грызть, – а давай, как поедим в корыто им навалим.

Девки весело рассмеялись над задуманной шалостью, но это оказалось их последнее беззаботное веселие…

Опосля того как они поели и развалились по своим лежакам тихо переговариваясь, а в щелях бревенчатого потолка померк свет будто солнце спряталось за облачко, под водой показалось непонятное сияние. Райс пригляделась и сквозь водную рябь увидела, как через стену, что напротив и куда девы лежали лицами, просачивается голубой шар, размером примерно с голову.

Вода изнутри засветилась, красочно переливаясь блёстками и преломляясь рябью поверхности. Рыжая лишь успела отметить про себя, что это сильно напоминает шаровую молнию, как шар вспыхнул голубым пламенем, блеснул грозовыми молниями и по всему телу царской дочери хлестнула боль, невиданная до сей поры. Да такая нестерпимая, что аж искры из глаз и глаза на лоб. Затрясло трясучкой до судорог и сковало так, что даже пискнуть не смогла. Да какой там пискнуть, как дышать забыла.

Кутырка не помнила сколько времени продолжалось это издевательство, только когда начала приходить в себя, то осознала, что до этого в глазах стояла полная темень и они теперь как бы постепенно проясняются. Сумрак ночи в голове светлел, постепенно обрисовывая контуры водяной поруби.

Райс заметалась в жутком перепуге в своей нише, оглядывалась по сторонам, но шар нигде не светился. И корыто что до этого плавало между девами, не прогладывалось даже на дне.

– Что это было? – завопила она со всей силы, обращаясь ни пойми к кому.

Но ей никто не ответил.

– Апити! – продолжила голосить рыжая, кидаясь к соседней нише.

Подруга оказалась без сознания, плавая с закрытыми глазами безвольным кулём. Райс даже изначально подумала, что белобрысая ведунья умерла, оставив её на мучения в полном одиночестве. Но начав трясти и нахлестав от души по щекам, подруга очухалась, и глотая воздух словно рыба, выброшенная на берег, принялась беззвучно биться о стену и потолок, мутузя руками-ногами будто отбиваясь от невидимого врага. Райс её еле успокоила.

Когда уж совсем стемнело в их водяной пыточной норе обе горемыки лежали в обнимку и тихо плакали, так и не поняв, как ни пытались, что с ними произошло и что это такое было.

Провалялись в обнимку всю ночь, уснув только к рассвету. Утром подали завтрак всё в том же таинственном корыте, только выскобленном добела. Есть не хотелось вовсе, как отрезало. Райс лишь попила чего-то безвкусного, а подруга даже к питью не притронулась.

– Слушай, – шепнула задумчиво Райс, – а куда корыто давеча делось?

– Да леший[41 - Леший – нежить Матери Сырой Земли. В отношении людей – биполярен. Положительное или отрицательное отношение формировалось на биоэнергетической совместимости данного человека и «Души Леса» притом леса конкретного. Оборотень. Если группа людей сталкивалась с ним в лесу, то все видели одно и тоже. Чаще всего в образе старика. То огромного, выше леса, то маленького ниже травы. Принимал образ медведя, собаки, коряги, дерева. Основная задача – поддержание биологического баланса в определённой части леса, в котором он обитал. Если лес большой, то в нем могло быть несколько Леших. К мужчинам и женщинам отношение различное. Женщин «слабых на передок» до гибели доводил крайне редко. В основном таких женщин забирал в лес на совместное с собой проживание. Как и все нежити Леший бесплоден, но не бессмертен. Он жил около 300—400 лет потом погибал. Для женщин в лесу существовало множество табу, за нарушение которых Леший мог вдоволь покуражится над нарушительницей. Он иногда заглядывал в селения к одиноким бабам. Не редко такие женщины по собственной воле вступали в сексуальные отношения с ним. Тем бабам, которые попробовали «Лесного», обычные мужики и даром были не нужны. Любопытные девки иногда специально бегали на Лешего посмотреть, и он всегда выходил к ним голый с внушительным мужским достоинством. Кроме того, Лешие похищали человеческих детей. Если удавалось вернуть такого ребёнка за выкуп или жертвоприношения, то дитя очень долго возвращался к обычной жизни. Он становился диким, сторонился людей его тянуло в лес иногда терял дар речи, становился немым или начинал заикаться. Для того чтобы снять с него Лесную Печать проводили обряд перерождения.] его знает, – отвечала перепуганным шёпотом подруга, – когда эта хрень пролезла сквозь стену, корыто ещё плавало.

– А почему шёпотом говоришь? – насторожилась Райс тоже зашипев и озираясь по сторонам.

– Та дрянь появилась в аккурат опосля того, как мы поели.

– Ты думаешь…

Они замолчали и синхронно скосили глаза в водную глубь как раз в то место, откуда вчера выползала шаровая молния, как это определила Райс своим повелением. Томительное напряжение длилось долго, почти нескончаемо.

– А может больше не будет? – с ноткой надежды зашептала рыжая, больше вкладывая в слова мольбу, чем предположение.

– А что будет? – тут же подвергла сомнению царские надежды, белобрысая.

Райс ничего не ответила, потому что сама находилась уже на грани, а та и не ждала от неё ничего, понимая, что ответ им не ведом в одинаковой степени…

Яркий шар голубоватого свечения выползал из стены медленно. Будто издевался над психованными кутырками. Пока он выполз наружу полностью, девки успели до синяков на ногах набрыкаться и до осипших глоток навизжаться. Райс даже в лихорадке неосознанных метаний скомкала свою мокрую рубаху и швырнула в эту светящуюся сволочь, вот только это не помогло.

Шар сверкнул внутри грозовыми разрядами и по всей девичьей спине будто кто оголённый нерв вдоль хребта хватил жгучей крапивой, заставляя её выгнуться дугой, уперевшись животом в потолок. Но эта «зубная боль» в позвоночнике оказалась не долгой, а хлестнула словно удар плетью со всей немереной колдовской дури, а затем медленно отпускала, как бы остывая со временем.

Не успела ярица осознать это явление, как второй удар нервной плетью врезал через правую ягодицу в ногу на всю длину до самых пальчиков. Райс попыталась расслабить мышцы, хватаясь руками за ошпаренную ляжку, где внутри бежала молния, прошивая болью где-то внутри и пронимая до костей. Она уже не кричала, потому что не могла, а стиснув зубы рычала раненым зверем срывая голос до хрипоты, переходя из состояния страха в необузданную ярость.

Боль опять начала стихать, но не дав как следует отдышаться, врезала воспалённым нервом точно так же по другой ноге. Затем «зубная боль» мучила в обеих руках по очереди. Потом выворачивало плечи, скручивало грудь. По прошлась спине, животу и меж ног. В конце концов добралась до головы.

Зубы прострелили одним разом в обоих челюстях, от чего у девы случилось временное помутнение рассудка и в какой-то момент рыжая выпала из реальности, ничего больше не ощущая и ни владея собственными мыслями. Сколько продолжалось это избиение Райс не помнила, но ей показалось это вечностью…

Экзекуции проводились по три раза на день как по расписанию. Сколь уже дней минуло ни та, ни другая уже не понимали. Девы ни то что перестали считать дни, но уже не сознавали ночь или день. Реакция на пытки у кутырок оказалось разной. Если Апити впадала в безвольную истерику ещё при виде вплывающего корыта, и который день ничего ни ела, ни пила, то Райс при виде плывущей еды приходила в бешенство и принималась яростно метаться в своей нише как лютый зверь в загнанный тупик и на нервной почве съедала за двоих.

Но шару было глубоко наплевать на их реакции и метания. Он неспешно вплывал через бревенчатую стену и монотонно мучил кутырок «нервной» болью. Разнообразно мучил, подходя к процессу так сказать творчески…

Они уж давно не разговаривали между собой, а просто молча лежали измождёнными и истерзанными куклами каждая в своей норе. Райс казалось даже, что у неё мысли все из головы выбило.

Она уже бедная всё перепробовала. И отбегала к дальней стенке, увеличивая расстояние. Вылезала из воды на изголовье ниши, стараясь не касаться ненавистной поверхности. Один раз даже вглубь нырнула и хотела ногтями эту дрянь достать, даже не побоявшись что подобный поступок мог закончиться смертью. И что она там могла просто захлебнуться и утонуть. Пыталась защититься от него скомканной рубахой, корытом, даже пряталась за Апити, но всё было бесполезно хоть ты на нём высерись.

Шар настигал её повсюду, где бы она не пряталась, и рвал болью нервы вдребезги в той последовательности, в какой хотел, как хотел и сколько хотел не зависимо от девичьих стараний и ухищрений…

Проснувшись в очередное утро, Райс, в неизменно тупом состоянии, в котором прибывала всё последнее время, в полной отрешённости от происходящего вокруг неожиданно задумалась. Может быть, впервые за эти дни. Вспоминая всё своё водяное сидение с самого начала, ей показалось будто со временем избиение молниями стало менее болезненно. «Начинаю привыкать к боли?» – спросила она сама себя. «Может в этом и заключается испытание?» И тут же с полной уверенностью отметила, что действительно последние разы она вполне сносно терпела нервную боль, ни то, что вначале. И вспомнив передёрнулась.

Прислушиваясь к ощущениям истерзанного и всюду болевшего тела, как бы ища доказательства привыкания, Райс поймала себя на незнакомом чувстве стянутой кожи, как от ожога. Она медленно потянулась, проверяя ощущение. Подняла над водой руки и ошарашено замерла. На всей длине рук отчётливо проступила ажурная голубая сеточка тоненьких молний, похожая на татуировку «меченых» баб, не раз виденную и в маминой бане, да и что-то подобное у Матёрых Терема.

Рыжая дёрнулась от неожиданности округляя глаза, рывком вскинула руки к свету и рассмотрела внимательнее. Затем забравшись на изголовье поднялась всем телом из воды и разглядела груди, тело и всё что удавалось оглядеть. Колдовская татуировка голубыми росчерками виднелась повсюду!