Цветок Тенгри. Хроники затомиса

– Чего ты там? – оторвалась Аня от «иллюминатора».

– А то! Первым крупным промышленным центром после Трускавца у нас на пути должен быть Львов. А это, извиняюсь, совсем другое, это…

– Это Донецк, – вдруг подал голос Андрей, – ну конечно, где еще может быть такое количество тереконов, а некоторые места, мне кажется, я узнаю. Вон череда ставков, вон речка Кальмиус, вон филармония, вон площадь Артема!

– Чего, чего? – не поняла Аня.

– Да жил я в этом городе до семи лет, – объяснил Андрей, – в Ленинград мы только три года назад переехали. Конечно, с высоты я могу и перепутать, но у меня твердое ощущение, что это именно Донецк. Помню, когда я был совсем маленький, мы с бабушкой ездили в Ростов к родственникам, и я был очень удивлен, что, оказывается, есть города без тереконов, а она мне сказала, что тереконы, как раз, только в Донецке и стоят, и ничего в этом хорошего, от них только угольная пыль по всему городу, и от этого разнообразные легочные заболевания.

– Донецк и есть, – вмешался Ирудрана, – мне ли его не знать! Вся фишка в том, что мы вообще другим маршрутом должны были лететь, и как из горной Западной Украины сразу в степную Восточную переместились – совершенно не понятно, Донецк вообще в стороне должен был оказаться.

– Смотрите, смотрите, – Андрей с удивлением рассматривал город под собой, – машины движутся! Но ведь этого же не должно быть!

– Что, не должно быть? – Удивленно посмотрела на него Аня.

– Как что? Я же рассинхронизировал временные потоки, – весь мир относительно нашего фрактального тоннеля должен оставаться неподвижным! А тут машинки, фигурки людей движутся. Выходит, фрактальный тоннель исчез? Но почему, я не планировал его исчезновения!

Город под ними (летели они на высоте около километра) действительно отнюдь не казался спящим королевством: по улице довольно резво сновали машины, перемещались фигурки людей, а дым над трубами ТЭЦ и какими-то другими промышленными комплексами отнюдь не застыл в остановленном кадре, а, напротив, весело клубился над городом, ухудшая и без того безрадостную окружающую экологию.

Андрей недоуменно посмотрел на Аню:

– Но ведь этого не должно быть, из «вставки» я получил точные сведения, как останавливать мир и держать фрактальные экраны. Тем не менее, это перестало действовать, почему же вначале так легко все получилось?! А теперь, что ж выходит? Выходит, наши мамы проснулись и хватились нас, и, скорее всего, разыскивают по городу! Господи, они же теперь с ума сойдут! Надо возвращаться, не знаю, как твоя, а моя точно не перенесет, если я исчезну!

– Ты, главное, успокойся, – положила Аня руку на плечо Андрея, тем не менее, в глазах ее также была заметна тревога, – я внимательно за всем эти следила: до того, как мы вошли в туман, мир был остановлен и синхронизировался буквально несколько минут назад, когда мы вышли из тумана.

– Это еще не факт, – продолжал паниковать Андрей, – может, он синхронизировался сразу, как только мы в туман вышли, там это было невозможно проверить, а в тумане мы не меньше получаса летели!

– Не могу больше! – вдруг донеслось до их слуха со стороны головной части облака-динозавра, – срочно требуется отлить и разрядиться, иначе я перегреюсь… а, может, переохлажусь, не знаю, как правильно, у меня в такие минуты крыша едет!

– А что ж ты раньше… – укоризненно крикнула Аня, – и потом, о таких вещах заранее предупреждать надо!

– А раньше я бы рассинхронизирован с внешней средой, вы меня в самый, так сказать, интимный момент из Энрофа выдернули, хотя я, разумеется, как все нормальные стихиали сразу в двух временах могу пребывать. Тем не менее, акцент был смещен.

– Наверное, – сказал Андрей, – то, что ему вдруг приспичило, тоже результат исчезновения фрактального тоннеля. До этого он от внешней среды был изолирован, а теперь на него вновь атмосферные физические законы стали действовать…

– Вы взлетите повыше и подождите, пока я разряжусь и лишнюю влагу сброшу, – продолжал Ирудрана, – а то все это в Энрофе будет происходить, как бы мне вас, ненароком, не шандарахнуть!

– Ну вот, то понос, то золотуха! – плаксивым голосом пожаловался Андрей, – только что выяснилась история с неожиданной синхронизацией, так еще и этот паршивец начинает из-под контроля выходить! А потом он скажет, что у него обстоятельства изменились, и ему вообще – в другую сторону.

– Надо, – сказала Аня, – снова срочно рассинхронизацию восстанавливать. В конце концов, даже у тебя одного это получилось, и все было в порядке, пока мы в этот туман не вляпались. Думаю, и теперь все получится. Ну, и если мамы наши, в самом худшем случае, нас минут сорок отыскать не могли, это еще не трагедия. Мы снова время для них остановим и, если все удачно сложится (по крайней мере, хотелось бы), то мы сможем вернуться еще до того, как они серьезный шум поднимут. Да и вообще, ты, вот, паникуешь, и даже не сообразил, что они эти сорок минут могли продолжать спать, тем более, мне кажется, что речь идет не о сорока минутах, а о последних нескольких, с того момента, как мы из тумана вышли…

– Кия!!! – вдруг услышали они громогласный оглушительный рык Ирудраны, и кресла под ребятами заходили ходуном, а в окошко «иллюминатора» было хорошо видно, как в стальную трубу какого-то завода с грохотом ударила молния, к счастью, не причинившая ей, как хорошему проводнику, никакого вреда. Ребята поняли, что дальнейшее пребывание на спине буйной стихиали, объединившейся со своим гигантским водоносным телом, небезопасно, и резко взлетели вверх метров на пятьсот, затем, не сговариваясь, застыли в воздухе и уже совместными усилиями начали восстанавливать фрактальный коридор, рассинхронизированный во времени с остальным миром. Андрей вновь воспроизвел свое заклинание о спящем городе, Аня же начала ему вторить, и в этот момент в воздухе сами собой золотыми буквами стали вычерчиваться строки этого стихотворного заговора.

– Как ты это делаешь, – удивился Андрей, когда стихотворение отзвучало, а буквы остались висеть в воздухе, – у меня ничего подобного не происходило!

– У нас разная специфика, – сказала Аня, – у тебя акцент на времени, а у меня на пространстве, отсюда и зримые буквы. В конце концов, какая разница, главное, чтобы эффект был.

Эффект действительно не заставил себя долго ждать. Картина в виде тучи и города под ними зависла в неподвижности, затем Андрей, согласно со своей методикой, полученной из чудесной «вставки», распространил коридор на тучу, и та ожила, вновь превратившись в динозаврообразную стихиаль Ирудрану, которая, как выяснилась, могла существовать одновременно в двух пространствах и временах.

– С вами все в порядке? – любезно осведомилась стихиаль, как ни в чем не бывало.

– С нами все О. кей, а вот с тобой как? – ответил Андрей, успокаиваясь, – больше не будешь фокусов выкидывать?

– Какие еще фокусы?! – фыркнул Ирудрана, – я всего лишь поступаю, согласно своей природе! Как только я синхронизируюсь с одним из своих физических тел, то бишь, с этой самой тучей, я думаю и поступаю, согласно ее природе, а как только вы акцент моего я перевели в иную плоскость, этих проблем для меня больше не существует. Так что, братцы мои, сами следите за ходом своей магии, я в данном случае существо подневольное.

– Ладно, объяснились, – успокоился Андрей, – с тем, что тебе вдруг приспичило, понятно, ты объясни, как мы вдруг сразу над Донецком оказались?

– Ой, не спрашивай! – вдруг взвыл динозавр, словно Андрей наступил ему на любимую мозоль, – ничего не знаю, ни о чем не ведаю! Вы тут всякие пространственно-временные протуберанцы устраиваете, а я – отвечай! Нет, уж, сами разбирайтесь, не моего ума это дело.

– Ладно, ладно, успокойся, – вступила в разговор Аня, видя, что Ирудрана вновь начинает впадать в истерику, вызванную какими-то запрещенными вопросами Андрея, – мы не знали, что этот вопрос тебе тоже нельзя задавать. Ты, лучше, скажи, мы летим или как?

– Конечно, летим, – сразу успокоился бывший динозавр, – я тебе обещал и мое слово твердое, надо только маршрут откорректировать.

Ирудрана что-то забормотал, затем произошел краткий разговор с кем-то невидимым.

– Все в порядке, Зунгуф в курсе, – сообщил он после этого, – летим на Алтай, вектор – на Белокуриху откорректирован, все под контролем.

– Ребята спустились на кресла, вновь возникшие перед любезно предоставленными иллюминаторами, и путешествие возобновилось. Вскоре центр донецкого угольного бассейна, неподвижно застывший после магических манипуляций Ани и Андрея исчез за кормой воздушного судна. Вновь под ними проплывали разлинованные геодезическими линиями просторы, где в царство правильных геометрических фигур некоторое разнообразие вносили причудливые изогнутые ленты рек, которых в тех местах было немного. Около получаса они молча летели над однообразным равнинным ландшафтом, и Андрея стало клонить в сон, после всех этих чудес и переживаний последних суток, столь радикальным образом перевернувших его жизнь. Затихла и Аня, очевидно и ее напряженное возбуждение начало сменяться сонливым ступором: в конце концов, даже чудеса, если их приходится слишком много на единицу времени, приедаются и начинают казаться обыденностью.

«Кажется, я засыпаю, – подумал Андрей, – никогда не думал, что так быстро привыкну к тому, что здесь происходит. Лечу на облаке… ну, не важно, что это не совсем облако, а стихиаль, можно сказать, живое существо, и мне это даже начинает немного наскучивать. Сейчас засну, а когда проснусь, то выяснится, что никуда я не лечу, никакое это не облако, а моя кровать, и нет никакой Ани Ромашовой, и, соответственно нет никаких моих чудесных способностей. И не надо лететь, исполнять какую-то неведомую миссию по спасению человечества от неведомо чего. Все это так похоже на сон. Вот только, не загрызет ли меня потом тоска? Не постигнет ли жесточайшее разочарование, что чудо оказалось всего лишь чрезвычайно ярким и правдоподобным сновидением. Хотя, не помню, чтобы во сне на меня дрема наваливалась и я засыпал… засыпал…»

Андрей отключился и ему приснился сон, точно такой же правдоподобный и реалистичный, что и в прошлую ночь. Ему снилось, что он, совсем взрослый, летит на самолете (при этом знает, что летит на Алтай), на кресле рядом с ним похрапывает толстый красномордый дядька, а он, Андрей с отсутствующим видом смотрит в иллюминатор. Под ним постирается та же картина, которую он только что наблюдал через отверстие в живом облаке. Нет, не совсем такая же, во сне он летел гораздо выше и кучевые облака стелились где-то совсем далеко, у самой земли, и разноцветные прямоугольнички, и ленты рек, и зеркала озер были гораздо мельче, и в голове его рождались строки: «ромбики, квадратики, спичечные ёлочки». Нет, с самолета, конечно, никаких спичечных ёлочек уже не видно, это он так, для красного словца придумал, а вот с облака эти спичечные ёлочки можно было бы неплохо разглядеть. Ну и хорошо, что все ребята там, в другом салоне, по крайней мере, не на пустые разговоры время уходит, вон какое любопытное стихотворение вырисовывается…

В этот момент Андрей проснулся от сильного толчка, он открыл глаза, еще не понимая, где он – ему показалось, что самолет ухнул в большую воздушную яму – и выяснилось, что он по-прежнему сидит в огромном кресле, сооруженном из густого пара, рядом с ним тревожно оглядывается Аня, а до слуха доносятся ругательства Ирудраны.

– Ты чего, – крикнула Аня, очевидно очухавшаяся раньше Андрея, – опять что-то не так?

– А сама не видишь? Опять в тот же самый туман без дна вляпались! И откуда он в этих краях взялся! Сколько в этих краях ни путешествовал, никогда этой дряни здесь не было. Обычный, земной туман, – пожалуйста, а этот, он даже не из пара состоит, это словно бы результат распада материи. Глядите ка, опять при сканировании под нами только туман, а земля, и все, что на ней, словно растворились!

Андрей попробовал сдвинуть точку сборки, что позволяло ему видеть окружающее на разных уровнях реальности, не используя при этом физическое зрение. Как ни странно, это не дало абсолютно ничего: ни под собой, ни над собой он ничего не увидел, кроме тумана, – ни физического, ни астрального мира, казалось, больше не существовало, только Аня поблизости, грозовая стихиаль под ногами, и ничего больше, ни земли, ни неба, ни солнца, ни звезд.

Андрей попытался проанализировать природу этого тумана с помощью своей чудесной вставки, которая, как вначале ему казалось, являлась генератором всезнания, – увы, и эта вставка не сумела дать ответ, возникло только впечатление, что раньше туман этот являлся чем-то иным, правда неясно, чем именно, а теперь все это полностью расформировалось, деструктировалось, лишилось самих понятий бытия и пространства. После первоначальной встряски, стало даже не ясно, летят они или стоят на месте, – ощущение движения полностью исчезло.

– Странно, – сказал Андрей, – такое чувство, что все вокруг – полное ничто. Как будто выхватили кусок обычного активного мира, перемололи в муку, вместе с пространством и временем, и так и оставили. Тем не менее, и ты, и я, и наш верный конь целы и невредимы, но такое впечатление, что, кроме нас, вокруг нет ничего: ни людей, ни земли, ни неба. Может, ты сможешь объяснить, что это такое?

– Аня, которая, очевидно, как и Андрей, всячески пыталась запустить свои паранормальные возможности, медленно покачала головой.

– Ничего не понимаю, одно представление в голову приходит: туман, который одновременно и «Ничто». По-моему наш фрактальный коридор здесь не причем, он нас только изолирует. Словно бы пространство и время лишь внутри нашего фрактального коридора, а вокруг – ничего.

– Эй, Ирудрана, – крикнула Аня, – что там по курсу?

– То же, что и везде, полное ничто, – отозвался Ирудрана.

– А как этот туман снова возник? Мы задремали, и не видели, как все произошло.

– Все, как в первый раз: появились какие-то клочья, которые и землю под брюхом, и небо над головой словно бы постепенно слизывать начали, не застилать, а именно слизывать, материю вокруг словно бы пропадать стала. Затем хорошо тряхануло, словно невидимую границу перешли, – и совсем все исчезло, один туман вокруг. Мне ли не знать туманов? Земные туманы живые, там есть и жизнь, и активность, не говоря о том, что они лишь ухудшают видимость, а здесь – ничего: протоматерия, протей, антимир какой-то. Такое впечатление, что, если бы ни ваш фрактальный коридор, мы бы здесь сами растворились до состояния ничто, причем не только вы, но и я! Ох, не нравится мне все это, все больше и больше не нравится!

На некоторое время воцарилось тревожное молчание.