– Совсем молоденькая… – вздохнул солдат, осенив себя знаком Двуединого. – Упокой, Великая Мать, душу убиенной и ниспошли ей благодать вечную.
Ладвиг отвёл взгляд от обезображенного предсмертной гримасой лица и обратил внимание на большие карманы, нашитые на платье. Заглянув туда, он обнаружил несколько зёрнышек ячменя, среди которых тускло блеснула тяжёлая металлическая крупица.
– Никак золото? – Сержант взвесил на ладони находку и передал её стражнику.
– Да, – согласился солдат, – правда, ваша. Такие крупинки в горных речках добывают. Кучу песка необходимо перебрать, прежде чем найдётся драгоценность малая. Ходят промеж людей разговоры, что добывает кое-кто потихоньку золотишко, да и переправляет потом в город.
– Одна крупинка – ещё не контрабанда, – засомневался сержант, – хотя… чего только не случается в жизни. Как думаете, могла она быть курьером, проносящим в город нелегально добытое золото?
– Вполне. Бывает, что используют людей втёмную. Дают в руки поклажу и говорят: на, мол, отнеси туда-то и отдай такому-то. А человек и не знает, что несёт.
– Вряд ли удастся легко установить её личность.
– Если часто проходила через ворота, то её мог запомнить кто-нибудь из наших парней. Они только и делают, что на девок пялятся.
– Можно поспрашивать среди скупщиков краденого, – предложил Ладвиг. – Вдруг им эта девица знакома.
– Зачем скупщикам золотым песком руки пачкать? Просто так никому не перепродашь, а те, кто интерес в этом имеет, с ними знаться не станут. Искать нужно среди ювелиров. Или… – солдат задумался. – На дворе монетном.
– У-у-у, – протянул сержант, – обвинение серьёзное, да кто ж туда городскую стражу допустит? Там и охрана своя и следствие, если что, они сами учинить могут. Кроме этого им придётся сообщать, при каких обстоятельствах к нам попала эта золотая крупинка. Кстати, всю команду предупредили о строжайшем соблюдении тайны?
– Да. – Поморщился стражник. – Незадолго перед вашим приходом заявился какой-то хлыщ из Магистрата. Суетился, бегал, всё к телу норовил сунуться. Застращал всех, словно детей малых. Разве что церковным проклятием не пугал. Да, церковного-то наши остолопы и не испугались бы.
– Понятно. Я до сих пор не знаю вашего имени. – Ладвиг почувствовал симпатию к этому человеку и не прочь был бы пообщаться с ним вне рамок устава.
– Рядовой Виланд.
– Обойдёмся без чинов, Виланд. Сержант не такое уж высокое начальство, чтобы тянуться перед ним во фрунт. Жизненного опыта вам не занимать, а я сейчас очень нуждаюсь в помощи.
– Хорошо… Ладвиг, – стражнику с трудом далось неформальное обращение к старшему по званию. – А ты… действительно не похож на тех, кто всерьёз считает себя начальством.
– Вот и отлично. Вы можете высказать свои соображения по этому делу?
Рядовой переступил с ноги на ногу, покосился на сержанта и, с оттенком недоверия произнёс:
– Вроде, «без чинов» команда была, а меня величаете, как старшего…
– Так вы и впрямь старше меня, – добродушно улыбнулся Ладвиг, – не привык я общаться как с ровней, с человеком, годящимся мне в отцы.
– Хорошо, но я человек простой, этикету не обученный.
– И я не во дворце вырос. Давайте лучше перейдём к осмотру.
Виланд задумался, нагнулся к телу, некоторое время изучал повреждения, а потом сказал:
– Тебя же, в первую очередь интересует, демон это безобразие устроил, или нет?
– Разумеется. Свидетель у нас слишком ненадёжен, чтобы верить ему на слово.
– Шея перебита, в месте удара кость раздроблена. Да и ключица, видно, сломана. Кровь долго текла из раны и никак не унималась. Может, конечно, девица болела чем-нибудь кровотечению способствующим, не знаю. Вот только в ранах, что после демонов остаются, это не часто встречается.
– Я слышал, что слуги сатаны выделяют обжигающую слизь, – вспомнил сержант, – если она попадает на кожу…
– Есть здесь такой ожог, – Виланд вынул из-за пояса кинжал и осторожно отодвинул лезвием материю. Кровь, которой была пропитана ткань, уже засохла, и лоскут попросту согнулся, обнажив верхний край раны на шее.
– Это ожог? – Спросил Ладвиг, разглядывая не испачканный кровью вспухший край раны.
– Да, видишь, всё покраснело, кожа пузырями мелкими вздулась. Вот здесь, совсем как роса на траве. Если такой пузырик проколоть, – стражник сопроводил свои слова действием, – оттуда водичка мутная потечёт. Если бы девица осталась жива, пузыри и до размеров бычьего глаза раздуться могли. Потом они всегда сами лопаются, и на коже в том месте рана остаётся. Неглубокая, но болит сильно и не заживает долго. Если раны множественные, то лихорадит человека сильно, не все выживают.
– Да вы ещё и доктор? – Искренне восхитился Ладвиг. – Повезло мне!
– Поживёшь с моё, сержант, и не такому ещё научишься, – усмехнулся Виланд.
– Значит, всё-таки демон… Магистрат не слишком обрадует это известие.
– Выходит так. По траве они следов никогда не оставляют. Разве что… – стражник огляделся по сторонам, – …по деревьям он вдруг скакал.
– А они умеют?
– Умеют, – кивнул Виланд. – Цепляются пальпами, раскачиваются, будто на верёвке, и летят вперёд, как из пращи. Деревья той слизи ядовитой тоже не любят. Если в том месте кора тонкая, сжигает её, словно огнём. Дерево не погибнет, заживит постепенно рану, но шрам уродливый всё равно остаётся. Приметный.
– Предлагаете все деревья здесь облазить? – С сомнением покачал головой Ладвиг.
– Все, пожалуй, не требуется. А вокруг поляны можно. Парнишка в команде есть мелкий. Бруно. По деревьям не хуже кота лазит. Можно ему поручить.
– Согласен. – Сержант обратил внимание на лежавшую рядом с жертвой корзинку с крышкой. – Её вещи не осматривали?
– Я не позволил. Ни ребятам нашим, ни хлыщу магистратскому. Этим делом, говорю, должен заниматься дознаватель.
Ладвиг кивнул и принялся осматривать вещи убитой. Распространённая среди селян, сплетённая из тонких прутьев корзинка лежала кверху дном. Оказалось, что ручка была сломана и глубоко ушла внутрь, заклинив откидывающуюся вверх плетёную крышку.
– Похоже, придавила её девица, когда падала, – предположил Виланд.
Сержант взвесил на ладони корзинку, освободил крышку и откинул её в сторону. Содержимое корзины немало удивило обоих следователей. Практически всё внутреннее пространство занимала мёртвая курица, обычная деревенская пеструшка.
– Надо же, и в её смерти нужно демона винить, – вздохнул стражник.
– Обломок ручки в крови, а вот и рана. – Ладвиг достал мёртвую птицу и положил на траву. – Пусто. В корзинке больше ничего нет.
– Любопытно… – Нахмурившись, Виланд сдвинул свои кустистые брови и стал похож на филина. – Нести в город одну единственную курицу…
– Ночью, – напомнил сержант и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. – А с чего это мы решили, что она шла в город, а не наоборот? Купила на рынке курицу и шла с ней к себе домой.
– Идти она могла куда угодно, в том числе из города. Но, есть тут одна неувязочка. Ночью, молодая девица, да ещё без провожатого, ни за что не осмелиться уйти далеко от дороги. Тут днём-то, бывает, что шалят лихие людишки, а уж ночью…
– Значит, был у неё повод сторониться людей.
– Не уродина, и не прокажённая. Какой ещё повод? И где же ты видел, чтобы селяне покупали на городском рынке кур? Всё происходит наоборот.