– О баране, – напомнил я.
– Да, припоминаю, – произнесла Мира задумчиво.
– Кучер сказал мне, – продолжил я, – что точно так же совсем недавно в их деревне неизвестные забили быка и козла.
– Но это еще ни о чем не говорит! – горячилась индианка.
– Возле трупов животных были обнаружены следы кострищ.
– Но…
– А в конюшне мы нашли зарезанного коня, неподалеку от столба, к которому было привязано тело князя Николая Николаевича, – перебил я ее.
– Какой кошмар! – вскричала Мира. – Но этого не может быть!
– Все сходится, – подвел черту обычно молчаливый японец.
– Я боюсь, – ответил я, – что кто-то просто хочет свалить вину на брахманов!
– Но кто? – воскликнула Мира. – Мне это дело кажется слишком запутанным! – добавила она, глядя мне прямо в глаза. – Ведь вы здесь неслучайно! – высказала индианка свое предположение вслух. – Могу поспорить, – промолвила она, – что к этому всему приложил свою руку Иван Сергеевич!
– Да, – подтвердил я устало, – Кутузов и в самом деле в курсе событий, – добавил я. – Но мастер не сказал мне ничего определенного, – развел я руками. – И пригласил меня погостить в это имение, – подчеркнул я, – именно Николай Николаевич Титов.
– Вы видели, Яков Андреевич, какими глазами смотрела на меня его вдова Ольга Павловна? – Мира сглотнула ком в горле. – По-моему, она уже приговорила меня!
– Я выступлю твоим защитником! – поспешил я ее успокоить.
– Пока я жив, – напыщенно произнес мой Золотой дракон, – никто не станет трогать тебя!
– Спасибо, – улыбнулась индианка с особенной нежностью.
Я вернулся к себе в комнату, чтобы обдумать в спокойной обстановке все, что случилось. К тому же я должен был решить с какого конца взяться за это дело.
На маленьком прикроватном столике лежала раскрытая книга немца Эккартсгаузена «Ключ к таинствам натуры», которую я накануне собрался изучить. Однако продолжить мое самообразование мне помешало убийство на княжеской конюшне.
И надо же убийце или убийцам было выбрать такое время, как рождественскую ночь!
Я все больше склонялся к мысли, что убийца был не один. По моему мнению чересчур сложно было организовать ведическое жертвоприношение в одиночестве.
Я спрятал книгу и извлек из дорожного рундука свой дневник.
Чернильница и перо уже ждали меня на круглом письменном столике. Не успел я раскрыть тетрадь в бархатной лиловой обложке, как раздался стук в мою дверь.
Странно, – подумал я, – кого это принесла нелегкая?
Однако я тут же убрал тетрадь и крикнул:
– Войдите!
Дверь скрипнула, и на пороге возник Никита Дмитриевич Сысоев.
– Яков Андреевич, – обратился он ко мне, – мне хотелось бы с вами поговорить.
– Что же, – развел я руками, – я к вашим услугам.
Сысоев прошел вглубь комнаты и присел на стуле, на который я ему указал.
– Итак, – начал я, – что вы имеете мне сообщить?
Управляющий задумался, словно бы собираясь с мыслями.
Сначала он взглянул на меня, потом отвел глаза, но через несколько мгновений все же решился и заговорил:
– Мне стало известно от покойного Николая Николаевича, что вы состоите в неком масонском ордене, – Никита Дмитриевич испытующе посмотрел на меня.
– И что же? – не стал я отказываться. Однако меня удивило, что князь посвящал своего управляющего в такие подробности.
Хотя, – я одернул себя, – Мира с Кинрю тоже почти что всегда были в курсе всех моих дел!
– Мне известно также, что вы занимаетесь расследованием преступлений, – вкрадчиво продолжил Сысоев.
– Так, значит, – заключил я, – Николай Николаевич не напрасно вызвал меня сюда?!
– Я не знаю, – замялся Никита Дмитриевич. – По-моему, он о чем-то догадывался и чего-то боялся, – продолжил он. – Чего именно я не знаю, но… – Сысоев пожал плечами. – Он собирался мне рассказать, – добавил он, – но так и не успел!
– Я признателен вам, – поблагодарил я Никиту Дмитриевича, – что вы мне сказали об этом.
– Ну что вы, – отмахнулся он. – Это был мой долг, по отношению к покойному. Но я хотел вас спросить…
– О чем же? – поинтересовался я.
– Что вы собираетесь делать?
– Разумеется, заняться расследованием этого дела, – ответил я.
– Понимаю, – сказал Сысоев. – И гарантирую вам всяческую поддержку со своей стороны!
Утром все собрались в столовой за завтраком. Вид у гостей был несчастный и заспанный. Один только Станислав Гродецкий держался по-прежнему щеголем! Во время еды все сохраняли гробовое молчание, словно отдавая дань почившему князю.
К завтраку подали соте с мадерой – тонкие ломтики говядины, обжаренные в масле. Слышно было только, как позвякивало столовое серебро.
Княгиня к завтраку опоздала, к гостям она вышла в глубоком трауре с окаменевшем лицом, почти не поднимая заплаканных, карих глаз.
– Со мною приключилось еще одно несчастье, – печально промолвила она, – рождественский подарок мужа украли…
– Что? Что? – Лаврентий Филиппович встал в стойку, словно борзая. – Какой такой подарок? – осведомился он. Его маленькие голубоватые глазки хитро забегали.
– Жемчужина, – проговорила княгиня. – Николай Николаевич преподнес мне жемчужину к Рождеству, – всхлипнула она.