Дежавю на крови. История о том, что получает мужчина, готовый на все ради любви

Глаза Колесникова радостно вспыхнули.

– Серьезно? Прикалываешься, наверное.

– Скажу более, – солидно чмокнул Трубников. – Если бы роман был написан полностью, я бы его издал в своем издательстве.

– Но это уже свистишь! – засмеялся Колесников. – Твое издательство не издает художественную прозу. Да, и поэзию тоже. Одни только репродукции и рекламные проспекты.

– Для тебя я сделал бы исключение.

Колесников молодецки закинул здоровую руку за голову и лег удобнее, польщенный похвалой.

– М-да! – произнес он мечтательно. – Не плохо было бы издать.

– Не плохо было бы дописать, – вторил Трубников.

– А что, может, еще допишу, – подмигнул Диман. – Но я не верю, что ты издашь. Пожалеешь денег. Литература – вещь не прибыльная. – Колесников тяжело вздохнул и покачал головой. – А когда-то, помнишь, мы мечтали создать свое издательство и выпускать только серьезные книги, в первую очередь, конечно, свои. А что в результате? Я ушел в бульварную журналистику, а ты стал хозяином издательского дома, добился-таки цели, но не печатаешь даже собственных стихов. Потому что не рентабельно. Скажи, десять лет назад мы думали о презренной рентабельности? И в мыслях не допускали! Мы думали только о великой литературе.

– Возможно, я к ней еще вернусь, – улыбнулся Трубников.

– Не обманывай себя, – зажестикулировал Колесников. – Никогда ты уже не вернешься в большую литературу. Ты слишком для этого сыт. Посмотри на свое пузо, уже пиджак на пуговицу не застегивается.

– Возможно, ты и прав, – выпятил губы Трубников. – Я уже никогда не вернусь к стихам. Да и ты уже никогда не допишешь свой роман. А жаль. Я бы опубликовал вопреки рентабельности. Честное слово.

Трубников замолчал, Колесников тяжело вздохнул и покачал головой. После некоторой паузы, Трубников подмигнул приятелю:

– Королеву Марго, ты, конечно, писал с Маргулиной?

– А что узнается?

– Еще как.

– А этого прохиндея Пьера писал с себя?

– Но, почему же с себя? – возмутился Колесников. – Как прохиндея – значит сразу с Димана! Кое-что, конечно, выдернул из своей личности, не спорю, но вообще это собирательный образ.

– Понятно, – кивнул Трубников, спрятав в кулак улыбку. – А Мрачного Шарля писал с кого? Неужели с меня?

Брови Колесникова взметнулись вверх.

– С тебя? Что за бред? В образе Шарля и близко нет твоего. Об этом перце я вычитал в энциклопедии.

Трубников надул щеки и задумался.

– А с кого ты писал… Э-э… – Трубников запнулся, да так и остался сидеть с открытым ртом и неоконченным вопросом.

– Ну? – нетерпеливо подтолкнул Колесников.

– Ладно! Бог с ним, с романом, – махнул рукой Евгений. – Психиатр с тобой беседовал?

– Сегодня у нас с ним был длинный разговор. Я ему залил про депрессию, но заверил, что подобное больше не повториться. Он поверил. Про убийство, конечно, ни-ни.

Трубников сразу нахмурился.

– Ты опять за свое? Хватит чушь городить! Никакого Олега ты не убивал. Он живой! Ты понимаешь?

Колесников испуганно втянул голову в плечи и с ужасом прошептал:

– Убивал! Еще как убивал! Ты мне не веришь? Я что, по-твоему, сумасшедший? Я хорошо помню, как всадил в него две пули. Одну в висок, вторую в лоб. Но в лоб уже потом, в машине.

– Тогда почему он живой?

– Не знаю. Я не уверен, что он живой. Возможно, это его призрак.

Зрачки Колесникова расширились, и глаза снова сделались безумными. «Зря я начал эту тему, – с тоской подумал Трубников. – Вот идиот, вбил себе в башку и ничем не выбьешь. Нет! Ему все-таки следует подлечиться».

– Призрак, говоришь? А давай я тебе завтра его приведу!

– Не надо, Женька! – истерично закричал Колесников. – Только не его! Если приведешь, я снова вскрою себе вены прямо у тебя на глазах.

– Успокойся! – выдохнул Трубников, вцепившись в одеяло, которое Диман натянул на лицо. – Хорошо, я его не приведу. Только не кричи.

– Правда? – в глазах Димана сверкнуло что-то детское. Он испуганно повертел головой и прошептал: – Ты знаешь, он ко мне уже приходил. Домой. Я в глазок не посмотрел, открыл дверь, а он стоит такой прозрачный, бледный, грустный – шары выпученные. Стоит и в глаза смотрит. Я ни бе ни ме, тоже стою и смотрю. Пошевелиться не могу от страха. А он вдруг таким слабым-слабым голосом говорит:

– Моя жена у тебя?

Я затряс головой, потому что сказать ничего не могу. Он как-то очень печально вздохнул и сказал:

– Извини. Тогда я пойду.

Развернулся и медленно-медленно пошаркал к лифту с поникшей головой. Но у лифта вдруг резко поднял голову, хищно улыбнулся (ты бы видел его улыбку, Женька!), затем провел пальцем по виску и пропел: «Свистят они, как пули у виска, мгновения, мгновения, мгновения». Тут я опомнился и захлопнул дверь. Припал к глазку, – а там никого. Как у меня не случился разрыв сердца в ту минуту? Черт его знает!

Трубников внимательно изучал лицо приятеля и видел в нем неподдельную искренность. Если бы это было игрой, Евгений бы почувствовал. Но в глазах Димана не мелькнуло никакого напряга. «Точно. Он сошел с ума на почве любви к Марго», – пришел к унылому заключению одноклассник.

– И все равно ты не похож на убийцу. У тебя слишком живые глаза. У убийц зрачки неподвижные, – вяло ответил Евгений, не надеясь, что аргумент подействует просветленно.

Больной поднял глаза на друга и с ужасом простонал:

– Женька, а у тебя глаза неподвижные. Может, это ты убил Олега?

12

Когда он почувствовал, что тело Олега начало тяжело оседать на землю, Дмитрий подхватил его под руки и прижал к капоту. В ту же минуту изо рта убитого хлынула вишневая струйка крови. Пистолет еще был в руках, и на открытый мотор капали алые капли. Дмитрия затошнило. «Бросить и убежать! Уехать, куда-нибудь далеко-далеко. Мама!»

Убийца с ужасом осмотрелся по сторонам. Вокруг не души. До машины метров десять. Сердце билось так, что казалось еще немного, и оно проломит грудную клетку.

Колесников схватил убитого за подмышки и повалил на себя. Кровь, наконец, перестала капать на мотор, зато обильно полилась на штаны убийцы. Колесников поволок труп к своему «БМВ», оставляя на дороге две полоски: борозду от тяжелых ботинок мертвеца и тоненькую струйку крови.

Тащить было нелегко. Тело тяжеловато. Олег не относился к хилякам. «Только бы не выехала из-за поворота машина», – взмолился Колесников и тут же споткнулся о кочку. Он упал, сильно стукнувшись затылком о мерзлую землю. Труп свалился на него.