Вокруг Петербурга

В 1855 году немецкие фабриканты Сименс и Гальске устроили в Гатчине воздушный телеграф. Вслед за этим из столицы протянули телефонную линию. В 1860 году на дороге через Приоратский парк установили первые в городе 80 керосиновых фонарей. Однако телефон и телеграф обслуживали только дворец и полицию, а фонари зажигались исключительно в часы проезда «высочайших особ».

В 1872 году к Гатчине подошла линия Балтийской железной дороги. Спустя семь лет жители Мариенбурга построили на свои средства железнодорожную платформу. Город мог бы стать дачным пригородом Петербурга. Этому, однако, препятствовали обязательное требование ко всем приезжавшим сюда (даже на одни сутки) отмечаться в полиции, строжайшая слежка за каждым прибывшим. Город рос очень медленно, и проложенные в 1872 году три новые улицы (Елизаветинская, Константиновская и Александровская) долгое время оставались незастроенными.

Сонно текла городская жизнь. Ее не нарушали открытая в 1876 году первая частная типография (свою же газету гатчинцам пришлось ожидать еще тридцать лет), появившиеся год спустя и начавшие прозябать общество Красного Креста и «вольная» пожарная команда. Жители, правда, охотно посещали «панораму» мещанина Крымова, за вход в которую, как гласило объявление, «каждая знатная особа платить имеет по своему благорассуждению, а простые люди – 5 копеек». Впрочем, вскоре зрелищное предприятие было закрыто.

Единственным событием этих лет, поломавшим установившийся распорядок, было волнение воспитанников Сиротского института 19 февраля 1868 года. Доведенные до отчаяния издевательствами воспитателя Игнациуса, они отказались повиноваться начальству. Их выступление не на шутку обеспокоило царских чиновников, поспешивших подавить недовольство. Спустя несколько дней «почетный опекун» Ламсдорф доносил в Петербург, что «порядок в Гатчинском Николаевском институте восстановлен. Девять воспитанников, по сделанному много внушению, явились ко мне с повинною головою, я арестовал их и делаю распоряжение об удалении этих воспитанников из института».

Неприглядная картина жизни в институте нарисована в акте специальной комиссии по расследованию причин событий 19 февраля. Тут унижения и избиения, длительное содержание в карцере, недоброкачественная пища, словом, вся система издевательств, процветавшая в бурсе.

Воспитанники Мальевский, Кукарин и Красовский выразили неудовольствие пищей – их посадили под арест и под угрозой наказания накормили нарочно приготовленным обедом с примесью песка. Воспитанник Свиридов, получивший за мелкую шалость 100 розог, был отнесен в госпиталь на окровавленной простыне. Больного желудком мальчика трое суток в лазарете усиленно поили слабительным, вызвав осложнение болезни.

Жаловаться было некому. Директор института Доливо-Добровольский заявлял: «Если вы пошлете почетному опекуну анонимное письмо с жалобой на меня, то это подло с вашей стороны; если же вы подпишете ваши фамилии, то принесшие жалобу будут строго наказаны». Он угрожал, что отдаст в солдаты всех, на кого пожалуется Игнациус. Не приходилось рассчитывать на сочувствие опекуна, который хвастался: «Поехал в Гатчинский институт – перепорол 30 человек! Перепорю 60, 600! По крови пойду!»

Бессмысленно было обращаться и к царю. Он знал и молчаливо поощрял действия институтских властей. Об этом свидетельствует эпизод, рассказанный воспитанником Малаховским. Однажды царь посетил институт и потребовал, как полагалось, пробу пищи. Зачерпнув ложку щей, он с трудом проглотил их, но лицемерно одобрил. Царица, пригубив щи, тут же их выплюнула и всё-таки поспешно заметила: «Действительно, очень вкусно».

В общем, жизнь воспитанников была поистине хуже собачьей. Это не только образное сравнение. На их суточное довольствие, например, давалось по 14 копеек, из которых не малую толику крали институтские экономы. На питание же каждой из пяти принадлежащих царице японских собачек, содержавшихся в особом гатчинском «пансионе» под присмотром «мужика», отпускалось по 20 копеек.

А вскоре произошло другое событие. Оно свершилось почти незаметно для горожан, но стало крупной вехой в истории города. В нем сказались те изменения, которые происходили в стране после крестьянской реформы 1861 года, когда ускорилось развитие капитализма и на арену политической борьбы начал выходить рабочий класс.

Известный русский металлург А.С. Лавров в 1874 году основал в Мариенбурге меднолитейный завод. Первое промышленное предприятие города было поначалу невелико (здесь занимались литьем колоколов), но с организацией капиталистического производства в Гатчине появились рабочие. И это обстоятельство, как мы увидим дальше, имело решающее значение для борьбы с гатчинскими самодержавными порядками.

1 марта 1881 года в Петербурге бомбой народовольца И.И. Гриневицкого был убит Александр II. Спустя месяц его преемник – Александр III, насмерть напуганный террором «Народной воли», скрылся в Гатчине – самом отдаленном пригороде столицы, за стенами отдельно стоявшего Гатчинского дворца. В течение тринадцати лет отсюда направлялась правительственная политика жесточайшей реакции.

Из 528 помещений дворца для царской семьи были выбраны три низких, полутемных комнаты в антресольном этаже, где хозяева создали подлинно мещанский уют с ситцевыми занавесочками на окнах, вышитыми диванными подушечками, прилепленными к стенам дешевыми литографированными открытками. «Эти «апартаменты», по мнению царских телохранителей, имели бесценное достоинство: все они выходили в круговой коридор, что облегчало охрану. Срочно заложили подземный ход из здания и установили сложную систему секретной сигнализации.

Во дворце организовали 11 внутренних и 19 наружных постов охраны, на которые ежедневно наряжалось из Кирасирского полка 107 солдат и офицеров. Помимо этого, специально выделенный полуэскадрон выставлял 2 постоянных поста и высылал 2 разъезда с офицерами. Охрану парка и «Зверинца» несли назначенные от полка 4 офицера с 70 конными рядовыми. В конце марта 1881 года в помощь кирасирам прибыли казаки.

Была поднята на ноги вся гатчинская полиция. Потерявший покой полицмейстер усилил надзор за населением, разбросав по городу сложную сеть слежки и шпионажа. С 1882 года для усиления полиции в ночное время каждый день посылался наряд из 21 солдата при унтер-офицере.

Не полагаясь на стену штыков и отряды шпиков, преданный страж и советник Александра III, обер-прокурор синода Победоносцев составил обстоятельную инструкцию, где перечислял всё, что царь должен повседневно делать, чтобы уберечь себя от смерти. «Наблюдать каждый вечер, осматривая под мебелью, всё ли в порядке», – гласил один из пунктов инструкции. Сами по себе эти правила поведения блестяще характеризуют гатчинское бытие «обожаемого монарха», который вынужден был перед сном заглянуть под кровать в поисках террориста.

Так жил в вечном страхе за свою «августейшую» жизнь «содержащийся в Гатчине военнопленный революции». «Ужасный, страшный год приходит к концу, начинается новый, – с отчаянием писал он Победоносцеву в канун 1882 года, – а что ожидает нас впереди?»

Город 1880-х годов имел 830 жилых и 712 хозяйственных построек, насчитывал 11 455 жителей, причем более половины горожан составляли войска, купцы и мещане. На содержание дворца уходило в 20 раз больше средств, чем на общегородские нужды. «Промышленность» представляли завод Лаврова да 32 карликовые мастерские и кузницы. В 1887 году было всего 130 рабочих.

Чем был богат город, так это трактирами, «ренсковыми погребами» и прочими питейными заведениями: их насчитывалось 62, или по одному на каждых 116 мужчин. Учителей же было значительно меньше; в 1895 году один педагог приходился на 526 жителей. Население наполовину было неграмотным.

Обилие заведений, где продажа вина «сопровождается постоянным криком, шумом, песнями с гармониками, буйством и другими безобразиями», очень озаботило начальника дворцового управления. Он предлагал царю уменьшить вдвое число этих злачных мест. Но, разумеется, к этому его толкала не забота о здоровье гатчинцев.

Ревностный страж царского спокойствия заявлял, что из-за множества трактиров город не может быть «поставлен в образцовое состояние порядка, тишины и безопасности», в каковом должна находиться резиденция царя. К тому же генерал опасался за своих блюстителей порядка – полицейских, которые, как докладывал ему полицмейстер, «весьма часто напиваются, и вообще нравственность низкая».

Благодаря тому что Гатчина оказалась постоянным местопребыванием царского двора, город, вернее его центральная часть, заселенная придворными и чиновниками, был значительно благоустроен.

К 1893 году замостили 25 улиц. Убрали выступавшие на дорогу палисадники частных домов, устроили плиточные и асфальтовые тротуары, местами насадили деревья. Проложили две новые дороги, в которых, как утверждала официальная история Гатчины, «город нуждался». Эти дороги вели на кладбище и скотобойню. С 1888 года начал действовать водопровод. Еще ранее на улицах установили 325 керосиновых фонарей.

«Гатчину всю предполагается осветить электрическим освещением, – писал 2 августа 1881 года М.Е. Салтыков-Щедрин доктору И.А. Белоголовому и тут же отмечал причину этого благого намерения, – это должно сократить расходы на полицию».

Рядом с Арсенальным каре дворца была построена временная электростанция, и 25 ноября 1881 года «16 фонарей со свечами Яблочкова» впервые осветили район дворца.

Сам город еще долгое время оставался без электричества. Только в 1914 году дворцовая электростанция стала выделять малую толику вырабатываемой энергии на нужды города.

После смерти Александра III Гатчина перестала быть царской резиденцией и всё более превращалась в крупный дачный пригород. Ведь в условиях быстрого роста населения столицы развивались и предместья.

В 1904 году за Приоратским парком возникла Сергиевская слобода, еще раньше застроились Приоратский поселок, Новая Гатчина, Товарная станция. В летние месяцы город наводняли приезжавшие сюда на отдых петербургские фабриканты и заводчики, чиновники, коммерсанты и купцы.

Наплыв состоятельных дачников побудил дворцовое управление разрешить им посещение Приоратского парка, где устраивались концерты оркестров Семеновского и Кирасирского полков. Однако это новшество не распространялось на большинство жителей. «Нижним чинам (кроме вольноопределяющихся), рабочим и лицам грязно-неопрятно одетым, – гласили парковые правила 1896 года, – вход в парк воспрещается».

Наступили бурные месяцы первой русской революции.

«Кровавое воскресенье» 9 января 1905 года. Правительственные войска расстреляли стопятидесятитысячную мирную демонстрацию петербургских рабочих и их семей. Убито и ранено более пяти тысяч человек. Расправой руководил дядя царя, великий князь Владимир. Самого Николая II в столице не было. «Царь бежал в Гатчину. Впереди и позади царского поезда ехало по два поезда с артиллерией и войсками», – говорилось в листовке Петербургского комитета РСДРП. «Грозные призраки жертв загнали его и его родичей в Гатчину и Царское Село, – указывал в своем обращении «К рабочим» Московский комитет РСДРП. – Сознавая свою неправоту, он укрылся в свое разбойничье гнездо, чтобы не слышать стонов избиваемых, не видеть крови на улицах…»

Однако и Гатчина не осталась в стороне от революционных событий.

11 декабря Гатчина была взбудоражена необычным событием. По центральным улицам города прошла демонстрация. Манифестанты, главным образом учащиеся, несли красные знамена, пели революционные песни, выкрикивали лозунги. В рядах сновали тайные агенты полиции, представившие позже дворцовому начальству списки активных участников демонстрации. Городские власти, напуганные открытым выступлением молодежи, бросили против нее Кирасирский полк. На Соборной улице солдаты-кирасиры разогнали демонстрацию.

Под напором революции в стране царское правительство изменило закон о Государственной думе, дав ей формально законодательные права. Однако система выборов в думу ограничивала доступ в нее рабочим и крестьянам, а в Гатчине, например, вовсе исключала их участие в голосовании. Из 16 тысяч жителей города правом голоса пользовались только 998 человек – домовладельцы, богатые квартиросъемщики из чиновников и интеллигенции, торговцы.

Разгромив Декабрьское вооруженное восстание пролетариата, царизм перешел в наступление. Как и повсюду, это сказалось в действиях гатчинских властей, всячески стремившихся оградить дворцовый город от «революционной заразы».

Гатчинский полицмейстер Кавтарадзе в начале 1906 года возбудил вопрос об увеличении штата городской полиции. Он требовал снабдить полицейских винтовками, чтобы «на случай беспорядков в городе иметь всегда под рукой готовый кадр чинов, который можно вывести против толпы». Дворцовый комендант Дедюлин выделил 20 тайных агентов, вменив им в обязанность изучать всех прибывающих в Гатчину «с точки зрения их политической благонадежности». К составлению списков «неблагонадежных» привлекли еще десять агентов-женщин.

В сентябре 1906 года секретным приказом штаба войск гвардии и Петербургского военного округа «для дел, возникающих по городу Гатчина с прилегающими к нему селениями, Лужскому уезду и южной части Гдовского уезда» был создан военно-полевой суд. В следующем месяце петербургский губернатор предписал дворцовому начальству в случае появления в Гатчине своих газет или журналов «обязать редакции их доставлять мне экземпляры сих изданий».

Выявив «неблагонадежных», полиция приступила к обыскам и арестам, которые вскрыли ряд фактов революционного движения в городе. Количество арестов увеличивалось с каждым годом. В 1906 году, например, при полиции содержалось 457 арестованных, в 1907 году – 572, в 1908 году – 620. Помимо этого, все важные арестованные передавались полицией в руки военно-полевого суда, Судейской палаты и других карательных органов.

Буржуазно-демократическая революция оживила пробудившуюся на рубеже XX века общественную жизнь города.

В Гатчине одно за другим стали возникать различные общества, влияние которых среди жителей, однако, было мало заметным. Созданное еще раньше (1900 год) общество «Просвещение» развернуло довольно энергичную деятельность. За четыре года было организовано 39 платных лекций и несколько экскурсий. Лекции читались о литературе и искусстве, истории и географии, астрономии и воздухоплавании. Экскурсанты посетили Путиловский завод и Пулковскую обсерваторию. Начали работать курсы иностранных языков и платные курсы по ликвидации неграмотности; последние сразу же потерпели неудачу: на них записалась лишь одна слушательница. К 1914 году число членов – учредителей общества сократилось почти втрое, а материальная необеспеченность заставила их прекратить всякую работу.

Двумя годами позднее «Просвещения» появилось общество любителей природы, занимавшееся популяризацией начал естественных и физико-математических знаний. Существовали общества любителей пения и музыки, пожарное и другие.

Благим намерением «противодействия чрезмерному употреблению спиртных напитков» задалось гатчинское отделение всероссийского общества трезвости, оформившееся еще в 1898 году. Первое время оно пользовалось успехом у беднейших горожан и приезжих крестьян. Впрочем, успех принадлежал не столько самому обществу с его воскресными «душеспасительными» беседами, сколько открытой им на Михайловской улице чайной, где за 18 копеек отпускались горячие обеды. Поэтому, когда в 1908 году поднялись цены на продукты и вздорожали обеды в чайной, число обедающих стало быстро сокращаться и вместе с ним увядать и само общество.

Иной характер носило так благотворительное общество, созданное в последние годы XIX века. Общество ставило перед собой цель «улучшить материальное и нравственное состояние», заботиться об «убогих и увечных». Оно контролировало 11 приютов и «убежищ», где в 1907 году содержалось 40 взрослых и 248 детей.

К тем же годам относится возникновение в Гатчине периодических изданий. Первый номер городской газеты «Гатчинский листок» вышел 3 февраля 1906 года. С благословения властей ее начал издавать комитет партии кадетов, проводивший предвыборную кампанию. Редакция ставила весьма ограниченную цель – проповедовать программу партии, вымогая у гатчинских избирателей голоса за ее кандидатов. Несмотря на откровенно контрреволюционную политику газеты, министерство двора секретно предписало начальнику гатчинского управления следить за «Листком», и. «если направление сего издания будет действительно революционным, то немедленно донести об этом… с приложением примечательных номеров сего издания». После выборов в думу газета прекратила свое существование.

В 1911 году начал издаваться литературно-общественный журнал «Приорат», редакция которого заявила о своем желании «пополнить пробел в духовной и общественной жизни города». Абсолютно аполитичный по содержанию, он заполнялся главным образом «трудами» обоих редакторов: один писал слабенькие фельетоны, другой – тоскливые стихи.

Спустя два года, 24 марта газетчики начали продавать первый номер «Гатчина», а чуть позже «Гатчинскую неделю». Давая разрешение на издание, дворцовое управление обязало редакции описывать события, преимущественно местные, «в беспартийном, строго объективном освещении». Одновременно полицмейстеру Кавтарадзе было приказано «иметь наблюдение» за газетами.

К 1916 году газеты закрылись от денежного худосочия.

Недолговечность существования гатчинских обществ и газет, их ограниченность объяснялись прежде всего тем, что они были достоянием узкого круга населения – его материально обеспеченных слоев. Подавляющее большинство жителей – трудящиеся не читало газет и не участвовало в публичных мероприятиях обществ. Для этой цели у них не было ни досуга, ни средств, ни образования. Взрослые горожане были, как правило, неграмотными или малограмотными. Такая же участь ожидала их детей.

В 1900-х годах город имел 8 одно-двухгодичных казенных и церковных школ («божьих храмов» было 13) да около десяти мелких частных школ, где за 3–5 рублей в месяц учеников «натаскивали» к вступительным экзаменам в средние учебные заведения. В городе таковыми были Сиротский институт, женская гимназия, реальное училище и учительская семинария, готовившая педагогов для начальных школ. В 1910 году появилась еще одна женская гимназия, через два года – мужское коммерческое училище. Как и реальное училище, эти заведения принадлежали частным лицам.

Сравнительно большое число карликовых начальных и средних школ отнюдь не облегчало доступа сюда детям бедняков. Их образование в лучшем случае заканчивалось церковноприходской школой. Разве могла отдать сына в реальное училище какая-либо работница завода Лаврова, если оплата за обучение равнялась 50 рублям, а ее годовая зарплата не превышала 196 рублей?! Мало того. Многие дети вынуждены были сами зарабатывать на кусок хлеба. Существовало немало препятствий для поступления «кухаркиных детей» в гимназии.