Степан Бандера, лидер ОУН-УПА в документах и материалах

Степан Бандера, лидер ОУН-УПА в документах и материалах
Александр Радьевич Андреев

В данном издании рассказывается о деятельности ОУН - Организации Украинских Националистов, с 1929 по 1959 г. руководимой Степаном Бандерой, дается его автобиография. В состав сборника вошли интересные исторические сведения об УПА - Украинской Повстанческой Армии, дана подробная биография ее лидера Романа Шухевича, представлены материалы о первом Проводнике ОУН - Евгении Коновальце.

Александр Андреев

Степан Бандера, он же Серый, он же Бейлихо, он же лидер ОУН-УПА в документах и материалах

Степан Бандера. «Слава героям! Родине слава!»

    Жизнеописание вождя ОУН

Степан Андреевич Бандера. Энциклопедическая справка

Степан Андреевич Бандера (1909–1959), лидер Организации Украинских Националистов, председатель исполкома ОУН.

В 1934 году за организацию покушения на министра иностранных дел Польши приговорен к смертной казни, замененной пожизненным заключением. Освободился в сентябре 1939 года.

В июне 1941 года провозгласил во Львове независимость Украины. В 1941–1944 годах в немецком концлагере.

В 1945–1947 годах руководил Украинской Повстанческой Армией в Западной Украине из Германии.

Погиб в 1959 году в результате террористического акта.

Бандеровщина, украинское национально-освободительное движение во главе со Степаном Бандерой, вождем Организации Украинских Националистов, идеологом движения.

Степан Андреевич Бандера. Моя биография

Я родился 1 января 1909 года в селе Старый Угринов, повит Калуш в Галичине, которая в то время входила в состав австро-венгерской монархии вместе с двумя другими западно-украинскими областями: Буковиной и Закарпатьем.

Моя отец, Андрей Бандера, греко-католический священник, служил в то время в Старом Угринове и соседнем селе Бережнице Шляхетской. Отец был родом из Стрыя. Он был сыном мещан Михаила Бандеры и Розалии, девичья фамилия которой была Белецкая. Моя мать, Мирослава Бандера, происходила из старой священнической семьи. Она была дочкой греко-католического священника из Старого Угринова – Владимира Глодзинского и Екатерины из дома Кушлык. Я был вторым ребенком у моих родителей. Старше меня была сестра Марта. Младшие: Александр, сестра Владимира, брат Василий, сестра Оксана, брат Богдан, и младшая сестра Мирослава, которая умерла младенцем.

Детские годы я прожил в Старом Угринове, в доме моих отцов и дедов, вырастая в атмосфере украинского патриотизма и живых национально-культурных, политических и общественных интересов. Дома были большая библиотека, часто съезжались активные участники украинской национальной жизни Галичины, родственники и их знакомые. Во время первой мировой войны я пережил ребенком четырехкратное прохождение военных фронтов через родное село в 1914-15 и 1917 годах, а в 1917 году тяжелые двухнедельные бои. Через Угринов проходил австрийско-российский фронт, и наш дом был частично разрушен орудийными снарядами. Тогда же, летом 1917 года, мы видела революционные проявления в армии царской России, проявления национально-революционных движений и огромную разницу между украинскими и московскими военными частями.

В октябре-ноябре 1918 года, как десятилетний мальчик я пережил волнующие события возрождения и строительства украинской державы. Мой отец принадлежал к организаторам государственного переворота в Калушском повете (с доктором Куривцем) и я был свидетелем формирования им из селян окрестных сел военных отделов, вооруженных спрятанным в 1917 году оружием. С ноября 1918 года нашла семейная жизнь проходила под знаком строительства украинской государственной жизни и охраны независимости. Отец был депутатом в парламенте Западно-Украинской Народной Республики – Украинской Национальной Рады в Станиславе и активно участвовал в формировании государственной жизни в Калущине. Особое влияние на формирование моего национально-политического сознания имело величественное празднование и общее воодушевление от воссоединения ЗУНР с Украинской Народной Республикой в одну державу, в январе 1919 года.

В мае 1919 года Польша использовала в войне против украинской державы армию генерала Галлера, которая была сформирована и вооружена государствами Антанты для борьбы с большевистской Москвой. Под ее давлением, фронт начал передвигаться на Восток. Вместе с отступлением Украинской Галицкой Армии ушла на восток вся наша семья, переехав в Ягольницу у Черткова, где мы остановились у дяди (брата матери) отца Антоновича, служившего там. В Ягольнице мы пережили тревожные и радостные моменты великой битвы – так называемого Чертковского наступления, которая отбросила польские войска на запад. Однако в связи с нехваткой оружия и боеприпасов наступление украинской армии остановилось. Началось отступление, в этот раз за реку Збруч. Все мужчины из моей семьи, в том числе и отец, войсковой капеллан в УГА, перешли за Збруч в середине июля 1919 года. Женщины и дети остались в Ягольнице, где пережили приход польской оккупации. В сентябре этого же года моя мать, вместе с детьми, вернулась в родное село – Старый Угринов.

Мой отец пробыл всю историю УГА на «Великой Украине» (на Надднепрянщине) в 1919–1920 годах, всю борьбу с большевиками и беломосковскими войсками, тиф. В Галицию он вернулся летом 1920 года. Сначала прятался от польских официальных органов, преследовавших украинских политических деятелей. Осенью этого же года отец снова стал служить в Старом Угринове.

Весной 1922 года от туберкулеза горла умерла моя мать. Отец служил в Старом Угринове до 1933 года. В этом году его перевели в Волю Задеревецкую, повит Долина, а потом в село Тростянец, тоже в Долинщине (уже после моего ареста).

В сентябре или октябре 1919 года я поехал в Стрый и тут, после сдачи вступительных экзаменов, поступил в украинскую гимназию. В народную школу я не ходил вообще, так как в моем селе, как и во многих селах Галиции, школа была закрыта с 1914 года в связи с военным временем. Знания в объеме народной школы я получил в родительском доме, вместе с сестрами и братьями, пользуясь несистематической помощью домашних учительниц.

Украинская гимназия в Стрые была организованна и содержалась поначалу украинским обществом, а потом получила право публичной, государственной гимназии. Около 1925 года польская государственная власть разделила ее на украинские отделы при местной польской государственной гимназии. Украинская гимназия в Стрые была классического типа. В ней я окончил 8 классов в 1919–1927 годах, показав хорошие успехи в науке. В 1927 году я сдал там выпускные экзамены.

Материальную возможность учиться в гимназии я имел благодаря тому, что проживание и содержание обеспечили родители моего отца, которые имели хозяйство в этом же городе. Там же жили мои сестры и братья во время школьной учебы. Летние и праздничные каникулы мы проводили в доме родителей, в Старом Угринове, который находился от Стрыя в 80 километрах. Как у отца во время каникул, так и у деда в школьное время я работал в хозяйстве в свободное от учебы время. Кроме того, начиная с 4-го гимназического класса, я давал уроки другим ученикам и таким способом зарабатывал на личные нужды.

Воспитание и учеба в украинской гимназии в Стрые проходила по плану и под контролем польских школьных властей. Однако некоторые учителя сумели вложить в обязательную систему украинский патриотический смысл. Однако основное национально-патриотическое воспитание молодежь получала в школьных молодежных организациях.

Такими легальными организациями в Стрые были: Пласт и «Сокол» – спортивное общество. Кроме того, существовали тайные кружки подпольной организации школьников средних классов, которая была идейно связана с Украинской Военной Организацией – УВО – и имела своей целью воспитывать отборные кадры в национально-революционном духе, влиять в этом направлении на всю молодежь и привлекать старшеклассников к вспомогательным действиям революционного подполья (например, сборы на содержание украинского тайного университета, расширение подпольных и запрещенных польским правительством украинских заграничных изданий и т. п.)

К Пласту – организации украинских скаутов – я принадлежал с 3-го гимназического класса (с 1922 года); в Стрыю был в 5-м пластовом курене имени князя Ярослава Осмомысла, в после окончания – во 2-м курене старших пластунов «Отряд Красная Калина», до самого запрещения Пласту польской государственной властью в 1930 году (мои предыдущие старания вступить в Пласт в 1-м, 2-м классе были безуспешны из-за ревматизма суставов, которым я болел с раннего детства, часто не мог ходить, и в 1922 году был около двух месяцев в больнице из-за водяной опухоли в колене). К подпольной Организации школьников средних классов я принадлежал с 4-го класса и был членом руководства в Стрыйской гимназии.

После окончания гимназии в середине 1927 года я хотел выехать в Подобрады в Чехию для учебы в Украинской Хозяйственной Академии, но этот план отпал, так как я не мог получить заграничный паспорт. В этом году остался в родительском доме, занимаясь хозяйством и культурно-просветительской работой в родном селе (работал в читальне «Просветы», вел любительский театральный кружок и хор, основал товарищество «Луч»). При этом я вел организаторскую работу по линии подпольной УВО в окрестных селах.

В сентябре 1928 года я переехал во Львов и тут записался на агрономическое отделение Высшей Политехнической Школы. Учеба на этом отделении продолжалась восемь семестров, два первых года во Львове, а два последних года большинство предметов, семинарских и лабораторных занятий проходили в Дублянах около Львова, где находились агрономические учреждения Львовской Политехники. Слушатели получали диплом инженера-агронома. Соответственно с планом учебы я проучился 8 семестров в 1928–1932 годах, проучившись два последних сестра в 1932–1933 годах. Диплом я уже не успел получить из-за политической деятельности и ареста. С осени 1928 года до середины 1930 года я жил во Львове, потом два года в Дублянах и снова во Львове в 1932–1934 годах. Во время каникул находился в селе у отца.

В свои студенческие годы я активно участвовал в организованном украинском национальном движении. Был членом украинского общества студентов политехники «Основа» и членом Кружка студентов-селян. Некоторое время работал в бюро общества Сельский Хозяин, которое занималось распространением агрокультуры на Западных Украинских Землях. В обществе «Просвита» я в выходные и праздники ездил в окрестные села Львовщины с лекциями. В спортивном обществе я был активнее всего в Пласте, в Украинском Студенческом Спортивном Клубе (УССК), а некоторое время в обществах «Сокол-Отец» т «Луч» во Львове. Я бегал, плавал, любил путешествовать. В свободное время я с удовольствием играл в шахматы, пел в хоре, играл на гитаре и мандолине. Не курил и не пил алкоголь.

Больше всего времени и энергии я вкладывал во время студенчества в революционную, национально-освободительную деятельность. Она интересовала меня каждый раз все больше и больше, отодвигая на другой план даже завершение учебы. Взрослея в атмосфере украинского патриотизма и борьбы за государственную независимость Украины я уже в гимназистский период искал и находил контакт с украинским подпольным национально-освободительным движением, которое возглавляла и организовывала на Западно-Украинских Землях революционная Украинская Военная Организация (УВО). С ее идеями и деятельностью я познакомился частично через родственные связи, а частично во время работы в подпольной Организации школьников средних классов. В высших гимназических классах я начал выполнять некоторые вспомогательные задания в деятельности УВО – распространял ее подпольные изделия, был связным. Членом УВО формально я стал в 1928 году, получив назначение в разведывательный, а потом в пропагандистский отдел. Когда в начале 1929 года была создана ОУН – Организация Украинских Националистов – я сразу стал ее членом. В том же году я был участником I конференции ОУН Стрыйского округа.

Моя работа в ОУН была обще-организационная в Калушском повете и работа в студенческих группах. Одновременно я выполнял разные функции в отделе пропаганды. В 1930 году я вел отдел подпольных изданий, потом технико-издательский отдел, а с начала 1931 года еще и отдел доставки подпольных изданий из-за границы. В том же 1931 году я принял руководство целой референтурой пропаганды в Краевом управлении ОУН, которое в то время возглавлял Иван Габрусевич (погиб в немецком концлагере «Закенхаузен» около Берлина в 1944 году). В 1932–1937 годах я был заместителем краевого руководителя, а в середине 1933 года был назначен Краевым руководителем ОУН и краевым комендантом УВО на Западно-Украинских Землях (эти оба поста были объединены в середине 1932 года, когда на конференции в Праге в июле был завершен процесс слияния УВО и ОУН так, что УВО перестала быть референтурой ОУН). Связь с заграничными властями УВО и ОУН я поддерживал с 1931 года, выезжая неоднократно за границу разными конспиративными путями.

В июле 1932 года я с несколькими делегатами от Краевого управления ОУН на Западно-Украинских землях участвовал в Конференции ОУН в Праге. В 1933 году были проведены конференции в Берлине и Данциге, в которых я тоже участвовал. Кроме того, на узких встречах я несколько раз имел возможность говорить о революционно-освободительной деятельности Организации с Проводником (лидером – сост.) УВО-ОУН полковником Евгением Коновальцем и его ближайшими соратниками.

Революционно-освободительная деятельность на Западно-Украинских Землях во время моего руководства проводилась в основном в традиционном духе. Отдельно можно отметить следующие моменты.

а) Широкое проведение кадрово-организационной работы на всей территории Западно-Украинских Земель, выходивших в состав Польши не только среди бывших военных и студенческой молодежи, но и в больших городах среди рабочих и на селе;

б) Организация систематичной учебы по трем направлениям: идеологическо-политическом, военно-боевом и подпольная практика (конспирация, разведка, связь);

в) Кроме политической, пропагандистской и боевой деятельности самой Организации, развернула новая форма работы – массовые акции, в которых принимали активное участие широкие круги общественности;

г) Кроме революционной деятельности против Польши, как оккупанта Западно-Украинских Земель, создан второй фронт противобольшевистской борьбы. Этот фронт был направлен против дипломатических представителей СССР на ЗУЗ (покушение М. Лемика на секретаря и политического руководителя советского консульства во Львове Майлова и политический процесс), против большевистской агентуры и компартии;

д) Боевые действия были направлены против польских государственных органов, против национально-политического гнета и полицейского террора польской власти против украинцев.

Этот период моей деятельности закончился моим арестом в июне 1934 года. Перед этим я неоднократно арестовывался польской полицией в связи с разными акциями УВО и ОУН, например, в конце 1928 года в Калуше и в Станиславе за организацию в Калуше ноябрьских манифестаций в честь 10-летия 1 ноября и создания Западно-Украинской Народной Республики в 1918 году. В начале 1932 года я был задержан при нелегальном переходе польско-чешской границы и просидел 3 месяца в следственной тюрьме в связи с покушением на польского комиссара Чеховского и т. п.

После ареста в июне 1934 года я был под следствием в тюрьмах Львова, Кракова, Варшавы, до конца 1935 года. В конце этого года и в начале 1936 года прошел процесс в Окружном суде Варшавы, на котором я, вместе с 11 другими обвиняемыми, был осужден за принадлежность к ОУН и за организацию покушения на министра Бронислава Перацкого, руководившего внутренними делами Польши, и возглавлявшего польские дискриминационные акции против украинцев. На Варшавском процессе меня осудили на смертную казнь, которую заменили на пожизненное заключение в связи с амнистией, объявленной польским сеймом во время нашего процесса. Летом 1936 года прошел второй большой процесс ОУН во Львове. Меня судили как краевого проводника ОУН за всю деятельность ОУН-УВО в тот период. Приговор на Львовском процессе мне объединили с Варшавским – пожизненное заключение. После этого я сидела в тюрьмах: «Свенты Кшиж» около Кельц, во Вронках около Познани и в Бресте над Бугом до середины сентября 1939 года. Пять с четвертью лет я просидел в самых страшных тюрьмах Польши, в строгой изоляции. За это время провел я 3 голодовки по 9, 13 и 16 дней, одну общую, и две – индивидуально во Львове и Бресте. Про подготовку Организацией моего побега я узнал только на свободе.

Немецко-польская война в сентябре 1939 года застала меня в Бресте на Бугом. В первый же день войны город бомбили немецкие самолеты. 13 сентября, когда положение польских войск на этом направлении стало критическим из-за опасности окружения, тюремная администрация поспешно эвакуировалась и я, вместе с другими узниками, в том числе и украинскими националистами, вышел на свободу – меня освободили заключенные-националисты, которые как-то узнали, что я сижу в одиночной камере.

С группой из нескольких освобожденных из тюрьмы украинских националистов я двинулся из Бреста в направлении Львова. Мы пробирались проселочными дорогами, подальше от главных путей, стараясь избегать встреч как с польскими, так и с немецкими войсками. Мы получали поддержку украинского населения. На Волыни и Галичине мы связались с действующей сетью ОУН, которая начала создавать партизанские отряды, беспокоясь об охране украинского населения, готовя оружие и боевые припасы для будущей борьбы. В Соколе я встретился с руководителями ОУН на той территории. Одни из них были на свободе, другие вернулись из тюрьмы.

С ними я обговорил ситуацию и направления дальнейшей работы. Это было время, когда развал Польши уже был очевидным и стало известно, что большевики должны занять большую часть Западно-украинских Земель в соответствии с договором с гитлеровской Германией. Поэтому вся деятельность ОУН на ЗУЗ должна была быть быстро перестроена на борьбу против большевиков. С Сокольщины я двинулся во Львов вместе с будущим членом Бюро Провода ОУН Дмитрием Маевским-Тарасом. Во Львов мы прибыли через несколько дней после вступления туда большевистской армии и оккупационных властей.

Во Львове я пробыл две недели. Жил конспиративно, однако в связи с начальной неразберихой пользовался свободой передвижения и вошел в контакт не только с активом ОУН, но и с некоторыми руководящими деятелями украинского церковного и национально-церковного движения. Совместно с членами Краевого руководства и другими членами ОУН, которые были в то время во Львове, мы обговорили планы дальнейшей деятельности ОУН на украинских землях и ее антибольшевистской борьбы. На первом плане было создание сети ОУН на всей территории Украины, захваченной большевиками, согласован план революционной борьбы на территории Украины независимо от развития войны.

Я сразу хотел остаться на Украине и работать непосредственно в революционно-освободительной службе ОУН. Однако другие члены Организации настаивали на том, чтобы я ушел за пределы большевистской оккупации и там вел организационную работу. Окончательно все решилось при приходе курьера от Провода из-за границы с такой же просьбой. Во второй половине октября 1939 года я покинул Львов и вместе с братом Василием, который вернулся во Львов из польского концлагеря в Березе Картусской, и с четырьмя другими членами перешел советско-немецкую демаркационную линию окружными дорогами, частью пешком, частью поездом, прибыл в Краков. Краков стал в этот час центром украинской политической, культурно-просветительской и общественной жизни на западных окраинах украинских земель под немецкой оккупацией. В Кракове я работал в тамошнем центре ОУН, в котором собрались много руководящих деятелей из ЗУЗ, польских тюрем, было несколько членов, которые уже давно жили в Германии, Чехословакии и Австрии. В ноябре 1939 года я поехал на две недели в Словакию для лечения ревматизма, вместе с несколькими деятелями освобожденных их польских тюрем украинских политических узников. Среди них было много выдающихся руководящих членов ОУН, работавших в ЗУЗ, на Закарпатье и в эмиграции. Это дало возможность провести в Словакии несколько совещаний руководящего актива ОУН, на которых была проанализирована сложившаяся ситуация, пути развития освободительной борьбы, внутренние организационные дела, в стране и за кордоном. На этих совещаниях выделялись несколько дел, важных для дальнейшей борьбы ОУН, которые требовали решения.

Из Словакии я поехал в Вену, где также был важный заграничный центр ОУН, в котором концентрировались связи ОУН с ЗУЗ в последние годы польской оккупации, а также с Закарпатской Украиной. В конце 1939 или в первые дни 1940 года в Вену приехал проводник ОУН на Украинских Землях Тымчий-Лопатинский. Было решено, что мы вдвоем поедем в Италию на встречу с тогдашним лидером Провода ОУН полковником А. Мельником. Я должен был обговорить с председателем Провода организации ряд дел, проектов внутриорганизационного и политического характера для налаживания нормальных отношений между Проводом Украинских Националистов и краевым революционным активом. После смерти основоположника и проводника ОУН полковника Е. Коновальца сложились ненормальные отношения между Краевым Проводом и активом Организации и ПУН-ом. Причиной этого было с одной стороны недоверие к некоторым ближайшим сотрудникам полковника А. Мельника, в частности к Ярославу Бареновскому. Это недоверие основывалось на разных фактах его работы. С другой стороны вырастала настороженность краевого актива к политике заграничного провода. В частности после т. н. Венского договора по Закарпатской Украине это перешло в оппозицию к ориентации на гитлеровскую Германию. Договор Риббентропа – Молотова и политическое соглашение между Берлином и Москвой в начале войны дало этому расхождению политическую остроту. Мы надеялись вместе переубедить полковника А. Мельника и ликвидировать нарастающие расхождения.

В Италию я поехал первый, в первый половине января 1940 года. Был в Риме, где центром ОУН руководил профессор Е. Онецкий. Там я встретился, между прочим, со своим братом Александром, который жил в Риме с 1933 года, учился там, защитил докторскую диссертацию по политической экономии, женился и работал в местном центре ОУН. С полковником А. Мельником мы встретились и разговаривали в одном из городов Северной Италии.

Этот разговор ни к чему не привел. Полковник Мельник не согласился отстранить Я. Барановского с ключевого поста в ПУН-е, что давало ему решающее влияние на важнейшие дела Организации, в частности в делах связи между краем и заграницей. Так же А. Мельник не принял нашего требования, чтобы планировать революционно-освободительную антибольшевистскую борьбы без связей с Германией, не делая ее зависимой от немецких военных планов. Тимчий-Лопатинский и я отстаивали требование краевого актива о том, что борьба ОУН на Украине должна быть прежде всего ориентирована на внутреннюю ситуацию в СССР, и в первую очередь на Украине, и что мы не имеем таких союзников, чтобы согласовать наши планы с ними. Если бы большевики начали массовое уничтожение или выселение национального актива на оккупированных западных землях, чтобы уничтожить главную базу организованного движения, тогда ОУН должна развернуть широкую революционно-партизанскую борьбу, не глядя на международную ситуацию…

Апрель 1959 года.