Предтеча. Роман

Ольга видела, как смутился её сын, поэтому продолжала:

– А посему надо мне туда, чтоб не повадно было ромеям коварным и далее зариться на наши исконные земли, чтобы не растаскивали они Русь – матушку по кусочкам да не делили её промеж хазар да печенегов. Ведь всем ведомо, что последние у них давно на посылках. И с их помощью вершатся тёмные дела. Ромеи непременно используют смену власти в своих охальных интересах, чтобы порушить докончальную грамоту 943 года, да и забудут намеренно про даньство своё к Киеву.

– Напомнить потребно! – указующе поднял перст Святослав.

Он понял, что сегодня – проиграл. Пересилить доводы матери ему нынче оказалось не по силам. Всё продумано на совесть и весьма мудро, не подступишься – ни трещинки, ни задоринки. Жаль!

Ушёл и сын, и он повержен. Ольга была готова, словно девка – простушка, прыгать от обуявшей её радости. С кем бы поделиться ею? Вызвать ли срочно Григория да перед ним похвастать? Он на похвальбы не щедрый и не жалеючи выдаст всю правду. Что глупо, то – как малое дитя.

Однако вызывать не стала, но утром следующего дня явилась к нему сама. Сразу рассказала о своих планах и том, как сумела объяснить Святославу свой отъезд.

– Зело лепо, – иногда с лёгким восхищением вставлял монах.

Поведала о допросе сына и его поражении.

– Теперь тебе, государыня, надо самым тщательным образом подготовиться к встрече с императором. Человек он простой и неграмотный, но может воспользоваться услугами более рассудительных. Вот тебе свиток, – Григорий подал туго скрученный кусок пергамена. – Сам составил, что ещё не забыл. Здесь законы Ромейской державы, церковные каноны; всё по разделам и параграфам. Что будет не понятно, приходи, вместе обсудим.

Ольга чувствовала твёрдую мужскую силу, которая исходила от этого грека, и застенчиво улыбалась, покорно принимая наставления монаха, но не только как духовного пастыря, – скорее молодого мужчины.

– Меня-то возьмёшь с собой, может, пригожусь, да и истосковалась душа по земле Ромейской?

– Спрашиваешь, – вспыхнула княгиня, и тут же добавила, озорно сверкнув очами: – А вдруг не понадобишься, сам ведь говорил, будто языком и номоканоном овладела, а на достальное своего ума хватит.

Ольга засмеялась, высвечивая ещё крепкие белые зубы, её ласковая улыбка вводила грека в приятное смущение.

– Если уж здесь приходится к тебе ходить за советом, то там и подавно, как без рук.

3

Вокша и раньше бывал у причала, где постоянно теснились струги, лодьи да корабли не только со всей Руси, но и других земель. Из Киева торная дорога шла на север, в холодные варяжские земли, и в греки, на юг, к морям Хвалынскому и Понту Эвксинскому, как величали Чёрное море ромеи. Приятно было посмотреть на словоохотливых и живых южан, которые постоянно жестикулировали, активно размахивая руками, и на спокойных флегматичных северян, более похожих на увалистых медведей, нежели на людей. Из-под него хоть кафтан тяни, он и ухом не поведёт.

– Свеи идут! – прозвучал в толпе чей-то голос.

Шли светловолосые голубоглазые гости Скандинавии, глядевшие, скорее, с интересом, нежели с завистью или недоброжелательством. Их ярко-красные лодьи, украшенные в верхней части борта золотистым орнаментом, были плотно закрыты шатровидными щитами.

Сейчас юноша не мог не посмотреть на приготовления к отплытию посольского поезда. Почти ежедневно, как выдавалась свободная минута, он приходил на обрывистый берег Славутича (Днепра). А сегодня он встретил там Пешка, который со скрытой завистью и упоением взирал на причаленные лодьи да струги и на сновавших подле них многочисленных людей.

– Любо смотреть-то? – с сочувствием спросил Вокша друга.

– Вот нам бы туда, с ними, – с затаённой дрожью в голосе произнёс Пешок и смахнул набежавшую слезу.

– А что? – с лёгкой гордостью начал Вокша. – И я бы поехал, хотя греческий знаю недостаточно хорошо.

– А вот сие похвально, – нравоучительно сорвалось у Пешка. – Не гоже, когда о малом кричат, будто оно большое. А латынский ещё не начал с Веденеем? Он ведь многое охочь с тобою объять. Торопится, будто завтра в домовину.

Веденей не раз говаривал знакомцам разным о редкой способности Вокши к познаванию. Ведомо это было и Пешку, он явно ревновал старика к другу, хотя делалось это с хорошей стороны.

– Веденей мне заменил отца и мать.

– А я что? – сконфуженно смутился Пешок и понял, что хватил с завистью через край. – Пусть обучает. Если хочешь усиленно заниматься латынским и особенно греческим, тебе может помочь Григорий, я поговорю с ним.

– А кто это? Я уже где-то слышал такое имя.

– Он жил в церкви Святой Софии, а недавно перебрался в княжеские хоромы и является доверенным лицом княгини Ольги. Он год назад приехал из Византии. Зело мудрый мних, готовит меня в послушники, скоро допустит к литургии. А пока я изучаю номоканон и помогаю келарю.

Это Пешок произнёс весьма отчётливо, словно старался, чтобы слышавший запомнил сказанное. Подросток конечно гордился таким положением, но тщательно скрывал его, старался как мог, не выглядеть хвастуном, однако оно само собой выпирало из него. Вокша это понимал, но не подавал вида, вспомнив одну встречу.

4

– Благословен, Господь!

– Благословен во веки веков. Куда направляете стопы, святые отцы? – приветно осведомился Веденей.

Один из монахов ответствовал, что возвращаются из Иерусалима домой, но наполовину глухой старик не расслышал.

– Вы идёте на Полночь, а Иерусалим лежит на Полдень.

– В Новгород поспешаем, дедушка! – склонился монах над ухом Веденея. – Почти год дома не были. Всего довелось увидеть.

– А в Царьграде бывали? – Веденей подставил ладонь к уху.

– Бывали и там.

Огонь костра взметнулся выше и блеснул искрами.

Вокша задремал и прослушал далее сказанное, но уловил лишь часть произнесённого.

– …много сокровищ и богатств у ромеев…

– Не одна надежда корысти могла привлекать нашу Русь в Константинополь, но также и любопытство и стремление посмотреть на чудеса образованного мира; сколько дивных рассказов приносили к своим очагам бывальцы в Византии!

Долго ещё витали в вышине, будто нимбы над монахами, их повествования и истории. И пусть они в какой-то мере были не столь правдивыми и, возможно, даже сказочными. Пусть они преувеличивали что-то из увиденного, а ещё больше – из услышанного. Но они были проникнуты стремлением привнести в жизнь простого человека дополнительную новость и разнообразие.

Лишь когда заря пересилила пламя костра, а рука устала подкладывать ветви в огонь и бессильно упала на колени, смолкли разговоры: спали монахи.

Надолго запомнилось Вокше это нечаянное свидание и подумалось тогда:

«Надо же, куда люди ходят. Неужели существуют такие далёкие страны? Вот бы побывать в них, глянуть хоть единым глазком на людей, что проживают там и далее в диковинных краях. Может статься, и сестрёнку встречу в державе Ромейской, если она жива ещё».

Вокша осведомился у Веденея: бывал ли он у греков? Старик сразу не ответил, он громко сопел, крепко сжав губы, и о чём-то натужно думал. Юноша снова спросил, настойчиво повторив требование:

– Ведь был же, небось, откуда тогда язык их ведаешь?

– Да был я там, был, но только пленником, рабом ихним. Там и веру греческую принял, чтобы не сдохнуть с голоду, от непосильной работы, издевательств христиан и побоев. Да вот, спасибо купцу одному, доброжелателю, выкупил он нескольких славян, среди оных и я обретался.

Глава девятая. Ромеи

1