О ревности

О ревности
Александр Валентинович Амфитеатров

Женское нестроение #4
«Убiйство въ Царскомъ Сел? баронессою Врангель сестры своей, Чернобаевскiй процессъ въ Москв? и р?чи и ходатайства женскаго конгресса въ Париж? заставили печать и общество снова разговориться на тему о ревности, мирно спавшую въ архив? чуть ли не со временъ „Крейцеровой сонаты“…»

Александр Валентинович Амфитеатров

О ревности

I

Убiйство въ Царскомъ Сел? баронессою Врангель сестры своей, Чернобаевскiй процессъ въ Москв? и р?чи и ходатайства женскаго конгресса въ Париж? заставили печать и общество снова разговориться на тему о ревности, мирно спавшую въ архив? чуть ли не со временъ «Крейцеровой сонаты».

Признаюсь откровенно. Говоря о ревности, я буду писать о чувств?, мн? совершенно неизв?стномъ, которое я могу вообразить себ? лишь вчуж?, отвлеченно, по конфиденцiямъ добрыхъ друзей и знакомыхъ изъ разряда Отелло, да по романическимъ книжкамъ съ исторiями о ревности или съ анализомъ ея психологiи. Я, словомъ, знаю, что есть такое скверное чувство въ разряд? страстей челов?ческихъ – ревность, знаю, какъ она выражается вн?шнимъ образомъ въ поступкахъ челов?ческихъ, понимаю ея источники и мотивы; но р?шительно не въ состоянiи вообразить ее въ субъективномъ прим?ненiи. Мн? никогда не случалось ревноватъ, – думаю, что и не случится, разв? что къ дряхлой старости натура челов?ка, говорятъ, иной разъ м?няется до корня, и удовольствiе испытать муки Отелло или Позднышева сохранено для меня благод?тельною природою л?тъ на 70–75. Но старческая ревность, обыкновенно, относится къ разряду комическихъ явленiй жизни, a не трагическихъ; она обычный сюжетъ для водевиля, но р?дко возвышается до трагедiи. Такъ что удивить мiръ ревнивымъ злод?йствомъ я, кажется, пропустилъ вс? сроки. такимъ образомъ, могу говорить о ревности – «какъ старый дъякъ, въ приказахъ пос?д?лый, добру и злу внимая равяодушно, не в?дая ни жалости, ни гн?ва».

Прошу извиненiя за субъективный и даже автобiографическiй тонъ выше напечатанныхъ строкъ. Но такiя сомнительныя, неопред?ленныя чувства, какъ ревность, всегда анализируются y насъ въ субъективной прим?рк?. Читаешь разсужденiя о ревности россiйскихъ Платоновъ и – такъ и видишь въ промежутк? общихъ фразъ, обвиняющихъ или оправдывающихъ, глядя по уб?жденiямъ автора, какъ онъ мысленно прикидываетъ теорiю на свой личный практическiй салтыкъ:

– A что, молъ, если бы сбрендила моя Марья Ивановна?! О!!!..

И точки. Много много выразительно-кровавыхъ точекъ. Или наоборотъ:

– A вотъ, кабы отъ меня сб?жала Пульхерiя Андреевна, – ужъ показалъ бы я мiру, какъ гуманно и рыцарски долженъ относиться къ подобнымъ происшествiямъ истинно интеллигентный и порядочный челов?къ.

– Ахъ, если бы онъ изм?нилъ мн?, я бы убила ero!.. ее!.. вс?хъ!!!

– A я… я пожертвовала бы собою для ихъ счастiя и потомъ… умерла бы!

Мн? кажется, что сильное развитiе половой ревности въ нашемъ современномъ обществ?, – a развитiя этого отрицать нельзя, – происходитъ отъ романической привычки уд?лять ей вниманiя гораздо больше, ч?мъ она того заслуживаетъ, a вниманiя больше заслугъ уд?ляется ей по романическому же предразсудку считать ревность чувствомъ возвышеннымъ, благороднымъ, украшающимъ любовь и представляющимъ непрем?нный ея признакъ, чуть не доказательство ея истинности.

Кому не случалось слышать жалобъ отъ женъ, сомн?вающихся, любятъ ли ихъ мужья, потому что:

– Что же это? За мною вс? ухаживаютъ, я кокетничаю направо и нал?во, a ему – что ст?н? горохъ: хоть бы зам?чанiе сд?лалъ, хотя бы поморщился… Значитъ, онъ не боится потерять меня для другого! Значитъ, я ему – «все равно!» Значитъ, онъ меня не любитъ! О, я несчастная! Или, наоборотъ, дикихъ и глупыхъ восторговъ:

– Ахъ? душка! какъ онъ меня любятъ, какъ любитъ! Иванъ Ивановичъ всего лишь т?мъ и провинился, что за?халъ къ намъ въ непрiемный часъ, a я все-таки его приняла… Ну, и досталось же мн?! буду помнить! Чуть не убилъ, – право: ты, говоритъ, такая, ты, говоритъ, сякая… Едва-едва отговорила его не вызывать Ивана Ивановича на дуэль. Просто, – тигръ какой-то!

Изв?стенъ трагикомическiй разсказъ Герберштейна, им?ющiй уже почтенную давность четырехъ в?ковъ, о русской дам?, на которой жедился н?мчинъ. Супруги жили счастливо, но молодая думала, что она несчастна, и плакала горькими слезами, потому что мужъ ее не колотилъ.

– Вс? мужья бьютъ своихъ женъ, a ты не бьешь, – значитъ, я теб? не люба! ты другую любишь.

Н?мецъ, изумленный столь странною логикою супружескихъ отношенiй, долгое время уклонялся отъ доказательствъ своей н?жности чрезъ посредство побоевъ. Но, наконецъ, жена его такъ одол?ла, что онъ р?шилъ: «съ волками жить, по-волчьи выть», – и отдулъ благов?рную разъ, другой, третiй, къ полному ея удовольствiю. Потому-ли, что н?мецъ, какъ н?мецъ, любилъ все д?лать аккуратно, и, ужъ если взялся бить, то билъ на сов?сть; потому ли, что, ознакомясь съ новымъ спортомъ, вошелъ во вкусъ и сталъ упражняться въ немъ до чрезм?рнаго усердiя, – только жена н?мца вскор? захир?ла и умерла. A н?мцу отрубили голову

Современное стремленiе женщины быть «интересно»-ревнуемою вполн? сродни этому среднев?ковому влеченiю быть битою по любви. И, если смотр?ть въ корень, оно не мен?е унизительно для женщины, ч?мъ то, старинное, потому, что въ немъ, со стороны женшины, громко звучитъ то же странное, страдальческое желанiе сознавать себя вещью, собственностью мужчины, что въ среднев?ковыхъ просьбахъ о побояхъ.

– Хочу страданiемъ познать, что я твоя! – такова логика жены Герберштейнова н?мца.

– Обрати въ адъ подозр?нiй и мою, и свою жизнь, – тогда я сознаю, что я твоя! – такова логика современныхъ охотницъ до трагедiй ревности. Для нихъ любовь прежде всего является ч?мъ-то въ род? «наказанiя на душ?», какъ для дуры эпохи Герберштейна была она наказанiемъ на т?л?.

Романтическая эпоха, когда ревность, въ качеств? сильной страсти, порождающей эффектныя эмоцiи, была особенно въ чести, прославляемая, какъ чувство, хотя мрачно-губительное, но прекрасное благородное, навязала потомству предразсудки эти съ необычайною прочностью. Я зналъ и знаю весьма многихъ мужчинъ, совс?мъ не ревнивыхъ по существу, которые искренно стыдились отсутствiя въ нихъ этой способности и – за неим?нiемъ гербовой, писали на простой: играли въ ревность, притворялись ревнивцами, при чемъ инымъ удавалось и въ самомъ д?л? ув?рить себя, будто они ревнивы. Ув?рить не только до громкихъ и страшныхъ словъ, но и до н?которыхъ д?янiй даже уголовнаго характера, въ которыхъ потомъ они мало, что горько раскаивались, но и прямо и откровенно обвиняли себя: сдуру сд?лалъ! самъ не знаю, зач?мъ! Предразсудокъ о «порядочности» ревности создаетъ весьма частое театральничанье ревностью. Имъ полны романы мальчишекъ, – «на зар? туманной юности». Боже мой! да кто же изъ насъ не вспомнитъ, какъ въ 18–20 л?тъ онъ гримировался Отелло предъ какою-нибудь Анною, Марьею, Лидiей, Клавдiей и т. д. Простите за опять субъективные «реминисансы». Я, наприм?ръ, впервые въ жизни очутился въ Петербург?, на двадцатомъ году жизни, потому что жестокая «она» вышла замужъ за военнаго офицера, и я всеконечно не могъ! не могъ!! не могъ!!! оставаться съ «нею» въ одномъ город?, дышать однимъ воздухомъ… И я у?халъ въ Петербургъ, разыгравъ такiя сцены отчаянiя, что просто Сальвини вс? пальчики перец?ловалъ бы, a главное, и самого себя стараясь держать въ глубокомъ уб?жденiи, что я д?йствительно несчастенъ, и жизнь моя разбита, и вс? св?тила потускли, и вс? радуги померкли. И ужасно злился на себя, когда, сквозь это театральничавье, вдругъ начинали мелькать настоящiя-то молодыя мысли: – A хорошо въ Петербург? будетъ въ театръ сходить, Савину посмотр?ть! a улицы-то, говорятъ, въ Петербург? чястыя, a дома-то огромные! «М?днаго всадника» увижу, Эрмитажъ. Славно!.. И старался хмуриться еще мрачн?е, дабы окружающiе не зам?тили паденiя барометра моихъ чувствъ и не ум?рили, въ соотв?тственномъ отвошенiи своего ко мн? сочувствiя. Но въ вагон?, едва по?здъ двинулся, мн? вдругъ стало такъ мило и весело, что я ?ду въ Петербургъ, что я чуть-чуть не подскакивалъ на скамъ?… Объ «изм?нниц?» и по дорог?, и въ Питер? я ни разу не вспомнилъ, провелъ время самымъ счастливымъ и ут?шительнымъ образомъ, а, вернувшись въ Москву, едва не привалился на экзамен? по римскому праву y Богол?пова и, зубря лекцiи, со злостью думалъ: