Потапыч

Потапыч
Александр Алексеевич Богданов

«Снег уже стаял, но весенние морозцы сковывают землю.

В ночную тишину падает надсаживающийся пьяный крик:

– Пота-а-пыч!.. А-а-ать? Пота-а-апыч!..»

Александр Алексеевич Богданов

Потапыч

I

Снег уже стаял, но весенние морозцы сковывают землю.

В ночную тишину падает надсаживающийся пьяный крик:

– Пота-а-пыч!.. А-а-ать? Пота-а-апыч!..

Ветер подхватывает крик и кружит над пустынной площадью неуютного села. Как большой мрачный гроб, темнеет здание волостного правления. Новое крыльцо пахнет сосной. Мутно белеют в полумгле лужи и колесники дороги. А за дорогой – молчаливые и холодные поля.

– Ста-ри-ик!.. А-аать?.. Задремал, ста-арик? Пота-а-апыч!..

Против волостного правления дощатый, крытый соломой пожарный сарай. Оттуда неторопливо выныривает человеческая тень, качается и плывет в ночном тумане. Навстречу ей с крыльца сползает другая человеческая тень.

Это старшина, еще не протрезвившийся после короткого сна, вышел освежиться и кстати проверить ночной пожарный караул. Строгим и хриплым голосом он кричит:

– Спа-ал, старик?.. А?..

– Здравствуй, Микита Кузьмич!.. – слышится в ответ.

– Здоров буди!

Через силу бредет от сарая дряхлый старик. Сняв замызганную ватную шапчонку и опираясь на толстую кленовую палку, он тяжело ковыляет к крыльцу. На старике короткий заплатанный полушубок, не доходящий до колен. Ноги обуты в рыжие стоптанные валенки и в полусвете похожи на кривые медвежьи лапы.

– Ты чего же, старик?.. Аль умер? Почитай, целый час тебя старшина кличет, а ты хотя бы што!.. А-ать?.. Право, так и думал, што ты умер али заснул…

– Прости, Микита Кузьмич! Слаб ухами стал… Ты уж не взыскуй с меня строго…

– То-то не взыскуй… Знаю сам… Ну, да ладно… Чего с тебя такого взять? – бормочет старшина.

Старшина в новой суконной поддевке и кожаных высоких сапогах… От него пахнет вином. Потапыч успокаивается. Он знает, что когда старшина пьян, то становится добрей и сговорчивей, не так, как другие драчуны.

– Пожалей, Микита Кузьмич, старика!.. Чать, душа-тело пить-есть хотят… не гадал, не чаял, что на девятом вот десятке лет кормильцем сделаюсь, – надрывно и жалостливо говорит Потапыч. – Деваться некуда, кормить семью некому… Хоша и нет силы, а хлеб надо заработать…

– Знаю, знаю…

Оба молчат. Потапыч виновато жмется в полушубке.

– Потерпи, Микита Кузьмич!.. О-о-хо-хо! Вот внук с войны вернется – всем полегче станет! Чего ж подеешь?.. Один я из работников-то остался в семье поилец-кормилец, небось не сладость… Как внук вернется, то и помирать можно… А сейчас и умирать-то нельзя, семья не отпускает.

– Ладно, ладно… – бормочет старшина. – Нешто и мне сласть? Вот взял я вас к сараю, старого да малого, а теперь и сухотись! Начальство поди с меня первого спросит, коли беда случится…

– Ну, уж и приключится? С чего приключиться? О-о-хо-хо! Разве можно?

– То-то!.. Хочешь по человечеству, а вместо того виноватым станешь. Ну-ну, карауль! Пожарный струмент в справности?