– Так вот, вчера в «Динамо» был большой базар. Теперь Алик к твоему театру не имеет никакого отношения. Так что теперь ты сидишь совершенно без крыши. Сидишь тут и не подозреваешь, что на твою голову может свалиться! Прямо сейчас или через полчаса. Ну, может, завтра или через неделю. Ты же ничего не знаешь, у тебя нет никакой информации. Она тебе не нужна!
Корбут прищурил один глаз, но выражение лица оставалось совершенно непробиваемым.
– Ну хорошо, откуда ты это знаешь? Почему я должен этому верить?
– Вовсе нет. Ты ничего не должен. В том и вся прелесть наших отношений, что никто никому ничего не должен. Но если бы вдруг ты мне за это заплатил, вот тогда я бы дал тебе какие-то гарантии. Но я за это не хочу брать денег, я просто хочу один месяц походить здесь живым. Мне и сейчас не стоило ничего говорить.
– Хорошо, хорошо… И что за базар там был? Кто же потеснил Алика?
Боря как-то тяжело вздохнул. Прямо с сожалением вздохнул. Потом сказал:
– Я думаю, ты сам это скоро узнаешь.
– Ну и все же?
– Колесникова знаешь?
– Кто же его не знает.
– Да ты первый и не знаешь. Ты знаешь только его фамилию. Ты его не будешь знать и после того, как с ним познакомишься. И даже через год совместной работы ты его плохо будешь знать. Хотя все это время в его руках будет твоя физическая жизнь! Я только удивляюсь, как спокойно при этом ты себя чувствуешь!
– Боря, а проще ты, конечно, не можешь?
– Боря все может. И проще, и короче. Боря может и совсем молчать.
– Нет, уж договаривай.
– Я хочу только одного – чтобы ты понял момент! Мы не просто убиваем время за чашкой кофе, а совершаем какой-то взаимополезный акт. Я тебе отдаю информацию, которая стоит бог знает каких денег, а ты у меня забираешь эти тряпки совершенно по дешевке, за четыреста рублей.
– Боря, мы с тобой договаривались только на батник.
– Батник без штанов и тапочек – это только полбатника. Ты же знаешь, Сережа! Все равно ты это купишь у кого-то другого, который сдерет с тебя значительно больше и не сообщит тебе при этом никакой информации!
– Боря, мне сейчас нужны бабки на стройматериалы.
– Ну хорошо, хорошо… Покупай у другого.
– Ладно, бог с тобой. Только бабки завтра. Я это возьму для Саши. У меня пока на него большие надежды. К людям, которые на тебя работают, ты должен относиться как отец родной.
Тут своя психология. Потому что работать на отца и на дядю – это разные вещи. На отца, в конце концов, можно работать и бесплатно. Я правильно мыслю?
– Конечно, кто спорит!
– Ну вот, а ты говоришь, от моей комсорговской работы нет никакого проку!
– Прок может быть от всего, если ты не дурак. Так я тебе скажу, что за птица этот Колесников! Миша Колесников – это страшное, но закономерное явление. Это зверь, точнее сказать, бультерьер. То есть порода, выведенная специально для работы челюстью. Хищный и бесстрашный. Есть звери хищные, жадные, но трусливые. С ними справиться нетрудно. Но случаются такие же хищники, только совершенно бесстрашные. И с ними бороться нет никакого смысла. Их просто убивают. Когда-нибудь это произойдет и с Колесниковым. Потому что у него есть один существенный недостаток – его честолюбие. Ты знаешь, что такое честолюбие? Ты, кстати, тоже им побаливаешь. Но не буду отвлекаться. Так вот, Колесников никогда не избавится от пагубной привычки быть чемпионом. Честолюбие – это объективный признак глупости, той самой глупости, которая долго не приживается на том уровне, где хочет быть Миша. Там обыкновенный кулак уже теряет силу. Сам знаешь, что нож бесполезен там, где стреляют из ружей. Умный человек всегда определит себе место. Колесников этого не сделает никогда. Он дурак, но он не совсем плохой человек. Он любит повторять красивые фразы. И это говорит о том, что он ценит умных людей. Учти, не смелых и отважных, а умных! Смелости у него своей достаточно. Если ты ему покажешь свой воинственный нрав, то это будет последний раз, когда ты что-то кому-то показываешь.
Корбут сосредоточенно курил. Глаз его был так же прищурен. Он покачивал головой и, казалось, думал уже о чем-то другом. Будто все, что ему говорили сейчас, он давно знал.
– Ты мне не веришь? – неожиданно спросил Боря.
– Ну почему же! Конечно, верю. Я хорошо знаю этот тип людей.
– Колесников не тип. И вообще не советую тебе со своими типами подходить к определенному человеку.
– Ну хорошо, хорошо. Что еще ты скажешь?
Но Боря вдруг поднялся.
– Больше мне нечего сказать. Я совсем забыл. Мне надо срочно быть в одном месте. Значит, до завтра? Ты приносишь деньги сюда, часам к девяти, а я этот пакет… Ну пока! Мне пора, совсем засиделся.
И Боря, что называется, отвалил. Ибо он видел, как за спиной ничего не подозревающего Корбута на узкую площадку «брызгами шампанского» вкатилась уже знакомая нам ослепительная «девятка».
Корбут от неожиданности даже не успел попрощаться с товарищем. Однако, хорошо зная людей, он своим лицом не выразил никакого недоумения по поводу странного исчезновения. Ничуточки не смутили его воинственную душу и мрачные пророчества будущего эмигранта. Казалось, даже наоборот, они лишь добавили уверенности его безупречной внешности.
А внешность эта совсем не изменилась за время нашего повествования. Несмотря на многие нелестные слова, отправленные в его адрес, не разветрилась укладка его волос, не потускнел на них лак, ни одна лишняя складка не образовалась на его великолепном костюме, даже запах его одеколона ничуточки не выдохся.
Он сидел за тем же столиком, что и в обед, когда был здесь с Соболевым, все так же курил «Кэмел», который, надо заметить, еще не продавался на каждом углу. Он спокойно допивал чашку двойного черного кофе и не озирался по сторонам, как озирался бы на его месте после полученной информации всякий малодушный юнец. Ему совсем не казалось, что мир вдруг изменился, разделившись на хищников и жертв, хотя своей спиной он мог уже почувствовать, как сзади на него надвигалась гроза. Он, повинуясь какому-то более великому инстинкту, нежели сохранение собственной шкуры, смотрел в эту минуту на женщину.
Женщина сидела за столиком с трехлетним малышом и кормила его пирожным. Малыш, только научившийся говорить, чувствовал себя вольготно и весело. Он кривлялся, пачкался, таращился по сторонам и беспрестанно засыпал мамочку своими глупыми вопросами. А она кидала на него короткие взгляды, механически ему отвечала и так же механически делала свои родительские замечания.
Сама же полностью казалась погруженной в себя. Ее красивые черные глаза были олицетворением огромной женской печали. Той самой печали, горькой и безысходной, которая бывает только у женщин и только из-за мужчин. Но не всякая женщина способна выразить ее так глубоко и точно. У кого-то она отразится презрением, у кого-то – болью, а у кого-то – ненавистью, безобразящей лицо. Все зависит от характера и ума самой женщины.
В печали этих глаз читалась даже не потеря любимого и не потеря любви, а нечто более печальное, похожее на полное разочарование в любимом и полное неверие в любовь. Было в них и горькое прозрение, и резкое взросление. Было тягостное прощание молодой женщины с последними мечтами безмятежной юности. Было тихое приятие реальности, когда цветущая женщина кладет себя на алтарь одинокого материнства.
И всякий мужчина, поймав этот взгляд, почувствует в груди своей волнующий порыв. Только не всякий, конечно же, станет его объяснять и тем более ему поддаваться.
Мне трудно сказать, объяснял ли что себе Корбут, мне легче сказать, чем объяснялась его решимость двинуться навстречу женской печали. Она объяснялась его отчаянной, его авантюрной, его мужской натурой.
Однако случиться этому тут же, увы, не пришлось. В момент, когда он уже схватил ее взгляд, когда невидимая ниточка протянулась между ними, позади проплыла глыба в спортивном костюме. Чуть тормознулась перед хозяином «Башни», и глаза услужливого Игорька указали на Корбута. Сидящая с малышом женщина только и увидела, как симпатичного мужчину закрыла темно-синяя широкая спина.
– Ты Корбут? – пробасил Колесников, беспардонно усаживаясь за столик.
Другой стул был тут же занят Бобом.
– Да, я, – без тени волнения ответил Корбут.
– Меня знаешь? – продолжил Чемпион.
– Знаю, – так же спокойно ответил Корбут. – И даже догадываюсь, о чем хочешь говорить.
– Ну и прекрасно. Мне нравится такое понимание, тем более что нам предстоит вместе работать. Надеюсь, и дальше будет так же.
– Я тоже надеюсь.
– Значит, так, Сережа. Мы внимательно изучили твои проспекты. Предприятие у тебя солидное, доходное, но хлопотное. Сам понимаешь, место! Без охраны никак нельзя.
– Понимаю, не мальчик.