Основы Науки думать. Книга 1. Рассуждения

Существуют слова, потерявшие значения…» (Радлов, с. 408).

Не отсюда ли рождается у Выготского:

«Как ни решать сложный и все еще спорный теоретический вопрос об отношении мышления и речи, нельзя не признать решающего и исключительного значения процессов внутренней речи для развития мышления. Значение внутренней речи для всего нашего мышления так велико, что многие психологи даже отождествляют внутреннюю речь и мышление.

С их точки зрения, мышление есть не что иное, как заторможенная, задержанная, беззвучная речь» (Выготский, Мышление, с. 90–91).

Во всяком случае, если посчитать, что это определение мышления неверно, противопоставляется ему: Мышление – сложнейший вид интеллектуальной деятельности человека, выражающийся в приспособлении к новым условиям, в разрешении новых задач.

Но что такое интеллект? Человек, пишущий о речи и языке, должен быть точен в собственной речи и не определять неизвестное с помощью неизвестного же. Однако Выготский умудрился сбежать от определения интеллекта даже в собственном словаре:

«Интеллект – биологической функцией интеллекта является “изобретение”, то есть приспособление к новым условиям при помощи актов поведения не врожденных и не заученных».

Что такое функция, я догадаюсь и сам. Что такое интеллект, если сказать это прямо, по-русски? Сбежал! Спрятался в мути!

Но если попробовать сделать это за Выготского, то по-русски обеспечивать нам приспособление или выживание на Земле должен разум. И значит, мышление – это вид разумной деятельности. Или, попросту, одна из частей или одно из орудий разума. И если это так, то все работы Выготского, посвященные мышлению, говорят не о том. Они, быть может, даже действительно глубоки. Просто их нельзя использовать, и потому Эльконин и все остальные ученики Выготского и сетовали: при чтении и перечитывании работ Льва Семеновича у меня всегда возникает ощущение, что чего-то я в них до конца не понимаю…

Выготский делал с психологией то же самое, что классики марксизма-ленинизма со своими источниками и составными частями. Он сам приводит пример:

«Не является для марксизма и сколько-нибудь новым то положение, что в животном мире заложены корни человеческого интеллекта. Так Энгельс, разъясняя смысл гегелевского различения между рассудком и разумом, пишет: “Нам общи с животными все виды рассудочной деятельности: индукция, дедукция, следовательно также абстракция (родовое понятие четвероногих и двуногих), анализ неизвестных предметов (уже разбивание ореха есть начало анализа), синтез (в случае проделок животных) и – в качестве соединения обоих – эксперимент (в случае новых препятствий и при независимых положениях).

По типу все эти методы, то есть все известные обычной логике средства научного исследования, вполне одинаковы у человека и у высших животных. Только по степени развития (соответствующего метода) они различны”» (Там же, с. 97).

Вот откуда росли уши всего рассуждения советских психологов. Вот откуда их пристрастие к анализу и синтезу, понятно и почему они говорят о рассудочной деятельности, но не о рассудке. Понятно и то, что если обезьяна делала анализ орехов, то уж русский мужик и подавно должен был анализировать и синтезировать.

Непонятно только, как сам Выготский посмел помянуть разум и рассудок! Впрочем, стоит ли обращать внимание на случайные оговорки – в целом он, безусловно, был идейным марксистом!

Заключение рассуждения психологов

Конечно, я далеко не исчерпал всего, что писали и думали о рассуждении наши психологи. Но я описывал пока лишь один культурно-исторический слой.

Поэтому, показав, что психология наша, исключив ум, разум и рассудок из числа своих предметов, тем самым крайне усложнила свою жизнь и теперь мучительно ищет способов, как извернуться и все-таки говорить о рассуждении, я считаю выполненной половину своей задачи. Этим я показал культурно-историческое содержание психологических понятий о рассуждении.

То же самое культурно-историческое содержание просматривается и в попытках психологов говорить о рассуждении логично или философично. У психологии есть свой предмет и свои возможности его исследования. Поэтому все логизмы – наносное и чужеродное. К тому же уводящее психологию от жизни.

Тем не менее, я надеюсь, что в следующем слое смогу показать и то, что, когда психолог начинает работать психологически, он может быть чрезвычайно полезен для желающего научиться думать. Собственно говоря, только он и может, поскольку он описывает действительность и обеспечивает все остальные науки основаниями для их построений.

Поэтому, переходя к рассказу о том, как видели рассуждение философы, я исходно осознаю: это надстройка, это вторично, потому что это игры с теми кубиками, которые были добыты прямым психологическим наблюдением за действительностью нашего сознания.

Но в этих играх отражаются закономерности, по которым сочетания «кубиков» допустимы. Значит, в них отражается устройство и свойства нашего сознания. Они же, в свою очередь, вырастают из свойств того, чему сознание принадлежит. Это значит, рассуждение, а с ним – рассудок и разум – это прямой путь к Душе.

Раздел второй. Рассуждение философов. Общефилософские понятия о рассуждении

Я ожидаю, что уж философы-то точно не только умеют рассуждать, но и знают, как этому научить. Во всяком случае, кроме них ни одна из наук и не поминает искусство рассуждения в числе своих инструментов, хотя все науки строятся именно путем рассуждения и его экспериментальной проверки. И, тем не менее, известная часть философских понятий о рассуждении заслуживает того, чтобы от нее очиститься.

Конечно, я не смогу дать полный очерк того, что говорили о рассуждении философы. Я начну со слоя самых общих понятий, которые даются в общедоступных изданиях, вроде словарей и начальных учебников философии. А потом сделаю несколько погружений в те работы, которые принадлежат мастерам.

Соответственно, весь рассказ о философском рассуждении, на мой взгляд, стоило бы разбить на две части: собственно рассуждение философов и рассуждение в логике. Я попробую сделать именно так, хотя и боюсь, что философы постоянно прячут своё рассуждение за логикой.

Впрочем, в завершающих главах предыдущего раздела я наглядно показал, как психолог искусственно прилепляет логику к своему психологическому рассуждению. Надеюсь, и у философов это сращение будет столь же заметно.

В этой части я постараюсь не просто говорить о самых общих понятиях философов о том, что такое рассуждение, но еще и выделить именно философское рассуждение из сращений философии с логикой. Естественно, я буду стараться придерживаться лишь тех работ, что написаны на русском языке, поскольку речь идет о понятиях.

Понятия даны нам вначале лишь через родной язык, начинать с чужого языка – значит сразу же нарушать чистоту и понимания, и рассуждения. Однако в философии одним русским языком не обойтись, просто потому, что эта «наука» у нас изначально складывалась как заимствованная, а в собственную школу философствования так и не переросла. Ее язык до сих пор в изрядной мере чужой.

При этом философия, особенно если она – любовь к мудрости, должна описывать действительность мира и человека. Значит, даже если мы заимствуем какие-то иноязычные имена для обозначения понятий, сами-то понятия национальной принадлежности не имеют. И если они действительны, значит, они всегда были доступны нашему народу. Это безусловно относится к той части философии, в которой она имеет дело с устройством или составом человека. То есть к психологической основе философии.

Именно в этой части наш народ, насколько я могу об этом судить, имел свои имена для философских понятий. Причем имена, предельно точно соответствующие понятиям, поскольку они веками подгонялись друг к другу. Замена имени на иностранное в таком случае означает и потерю части понятия вместе с содержащимся в нем смыслом. Конечно, это может означать и одновременное приобретение части понятия и смыслов, поскольку в языке, из которого делается заимствование, это понятие частично шире нашего. Как и частично уже.

Но, думаю, итог очевиден: понятие подменяется и становится другим, лишь частично напоминающим родное, то есть исходно понятное русскому человеку.

Поэтому я предпочту работать с русским языком, чтобы при первом проходе выделить тот слой философских понятий о думании и рассуждении, который соответствует моей родной культуре. Безусловно, и эти понятия, хоть и трижды родные, далеко не так ясны мне, как хотелось бы. Их надо изучать и исследовать. И даже, быть может, иноязычные понятия окажутся в этом полезны, поскольку дадут взгляд со стороны. Поэтому я не намерен «русифицировать русскую философию».

Я всего лишь исследую ее методом культурно-исторической психологии. И начну со словарей.

Глава 1. Русские философские словари о рассуждении. Гогоцкий

Первые попытки создать философский словарь делались в России еще в восемнадцатом столетии. Однако первыми действительными философскими словарями России были «Опыт философского словаря» Александра Галича, вышедший в 1819 году.

В сущности, уже Галич закладывает те основы понимания рассудка и разума через иноязычные понятия, которые потом долго правят в нашем философском сообществе. Он дает определение рассудка в статье, посвященной смыслу:

«Смысл, Intellectus, Verstand, entendement, а) вообще все деятельные способности познания в человеке; b) в тесном значении способность мыслить, т. е. представлять себе что-либо чрез общие понятия или приводить явления к (относительному) единству. Бывает логический, производящий действительные понятия о предметах из чувственного созерцания, и чистый, производящий особенные понятия без определенной материи. – В последнем значении от него отличают

1) рассудок, judicium, Urteilskraаt jugement, способность, относить известное понятие к другому представлению и сравнивать с ним, дабы отыскать, не содержит ли сие представление в себе признака, который бы заключался вместе и в оном первом понятии, как общее в частном или частное в общем.

2) Разум, ratio, Vernunаt, способность познавать что-нибудь из начал, а) логический, способность заключать посредственно, b) чистый, способность порождать из самой себя идеи безусловного единства, либо для познаний (р. теоретический), либо для воли (р. практический)».

Рассудок для Галича – это способность судить, если брать латинское и английское соответствия. Но Галич сумел эту способность суждения превратить в нечто гораздо более сложное, что не было принято последующими философами, наверное, потому, что малопонятно.

Как, кстати, не было принято и его соотнесение интеллекта со смыслом.

Сильвестр Гогоцкий, создавший следующий русский философский словарь в 1876 году, пытался понять разум и рассудок чуть иначе, но тоже через латынь. Надо добавить, что после Гогоцкого философы лишь какое-то время будут следовать его пониманию, а потом поменяют соотнесение наших слов с латинскими.

Рассуждения у Гогоцкого нет, но есть рассудок и разум:

«Рассудок (intellectus) – деятельность мыслящего сознания или, как обыкновенно говорят, способность души, состоящая в точном разграничении понятий и представлений и в исследовании их соотношений. Как для чувственного сознания были своего рода единицы и их соединения в чувственных перцепциях; как для представляющего сознания были единицы в мысленных образах и их сочетания в ассоциации идей, так и для мыслящего сознания образуются логические единицы в понятиях, которые потом то же мыслящее сознание будет различно соединять, разделять и ставить в основание различных выводов силою суждения.

Разум (ratio). Так называют высшую способность или высшее отправление мышления, когда оно направлено к утверждению высшей или последней причины и цели всего ограниченного и условного. Разум отличают от рассудка и силы суждения; рассудку свойственно определенное разграничение понятий, сила суждения следит за всевозможными соотношениями понятий и выводами; а разум выражает ту же деятельность мышления, когда она ищет завершения всех своих понятий и суждений и одного цельного миросозерцания».

В действительности, последующая философия предпочитала считать разум интеллектом, а рацио относилось более к рассудку. Эта путаница понятий особенно ярко проявилась в названии «Века разума», как именовали философы семнадцатый-восемнадцатый века, в действительности понимая под этим время рационализма, а в точном переводе – рассудочности.

Это было время начал, и понятия лишь устанавливались. И устанавливались они договором о том, какое русское понятие каким иностранным словом называть. Путаница же рождалась от того, что бралось не действительное понятие русского языка, а только имя, которому приписывалось опять же чужое понятие, как это ярко видно в определении разума. Разум – слово русское, но вот определение его как высшей способности мышления относительно рассудка сделано через Канта.

Как бы там ни было, рассудок (какое бы латинское имя ни приписывалось ему) понимается Гогоцким как некая деятельность «мыслящего сознания или души». Гогоцкий был выходцем из духовно-академической среды, поэтому для него душа должна была быть действительной сущностью, а не удобным именем психических явлений. Это значит, что он и многие другие в то время отчетливо связывают душу с сознанием.

Если судить по словам Гогоцкого, то это чуть ли не взаимозаменяемые понятия. В действительности, в словах «мыслящее сознание» уже есть предательство души в пользу философии, точнее, метафизики, потому что это отголосок картезианского когито, я мыслю, значит, я существую.

Иными словами, Гогоцкий, который сам как философ был гегельянцем, в отношении разума придерживается мнения Канта, а в отношении души – Декарта. Отсюда и отождествление сознания и души. Тем не менее, душа и сознание действительно связаны, и когда душа действует, это проявляется в сознании в виде образов. Образы – это общее название для всего, что может существовать в сознании. Но мы больше привыкли эти содержания сознания называть мыслями. Отсюда и отождествление сознания с мышлением – другой подарок картезианской метафизики.