Одесса на кону

http://gazeta.zn.ua

Месяц спустя

Одесса, Балковская, 33

Суд Приморского района

Слушания по уголовному делу

14 августа 2016 года

Зрада, перемога и ганьба

– …Таким образом, вы подтверждаете, что именно вы нашли у Попелюка при обыске в его квартире денежные средства в сумме…

Адвокат прервался, чтобы посмотреть на свои записи.

– …четыреста тридцать шесть тысяч долларов США, купюрами по сто и по пятьдесят долларов, сто восемнадцать тысяч евро, купюрами по сто и по пятьсот евро, в банковской упаковке…

– Нет, не подтверждаю, – спокойно ответил я.

– Но вы присутствовали при обыске?

– Да, присутствовал.

– В каком качестве?

– В качестве присутствующего лица.

Адвокат сделал изумленное лицо:

– Простите, но лица с таким статусом нет в Уголовно-процессуальном кодексе Украины.

– Так я и не участвовал в производстве следственного действия, только присутствовал.

Все юридические пассы, которые производил адвокат, были мне хорошо знакомы. Равно как и мои ответы на них. Все изрядно поднадоело, но присутствие полицейских в качестве свидетелей на суде с того момента, как мы начали работать, стало почти обязательным, потому что наш неопределенный статус позволял устраивать в суде представления. Возможно, не действенные, но эффектные.

Это было одно из первых дел, которое мы размотали. Мы – одесская криминальная полиция. Речь шла о Яне Попелюке, начальнике ильичевской милиции, одновременно с этим – ветеране АТО, награжденном орденом Богдана Хмельницкого. Его поставили на ильичевскую милицию с целью разрубить коррупционный гордиев узел и инициировать процесс самоочищения милиции. Вместе с ним в милицию с помпой приняли еще несколько ветеранов АТО. К сожалению, Попелюк и его люди, столкнувшись с трудностями в борьбе с коррупцией, решили, что если ты не можешь остановить процесс, то должен его возглавить.

Статус ветеранов АТО давал ему и его людям негласную неприкосновенность, а зарвавшись, они совсем перестали обращать внимание на такие мелочи, как УК. Они были на виду с их беспределом, вот мы их и взяли. В какой-то мере дело было показательным – чтобы быстро показать результативность работы новой полиции и одновременно заявить от имени власти, что неприкосновенных нет и быть не может и статус героя АТО не освобождает от необходимости соблюдать закон.

Мы приехали в Ильичевск и взяли Попелюка и его побратимов. При обыске у Попелюка дома были обнаружены крупные суммы наличных, незаконно хранившееся оружие – у одного из его опричников (а их так называли в городе) был найден пулемет. Дело было возбуждено в Одессе по заявлению местного бизнесмена, поэтому мы привезли Попелюка и его подельников в Одессу и представили в суд с тем, чтобы тот определил меру пресечения.

Но местные свидомые тоже сработали быстро: кинули клич в социальных сетях, и теперь у суда быстро собиралась толпа. Спецназ КОРД выстраивался у ограждения, вообще хорошо, что суд советской постройки, хорошо защищенный и с оградой, а не в старом историческом здании. Но насколько спецназ, в котором немало ветеранов АТО, готов сдерживать своих побратимов, было непонятно. В любой момент в суд могли ворваться и не с голыми руками…

Революция форева…

– Объясните суду, в каком качестве вы присутствовали…

– Господин Мильштейн… – призвал к порядку судья.

Виктор Мильштейн – один из самых дорогих адвокатов Одессы. Неплохо для героя АТО… Быстро встроился в систему, очень быстро. И самое главное – никто из тех, кто сейчас буянит на улице, не станет задаваться вопросом: а откуда у героя АТО с орденом Богдана Хмельницкого деньги на адвоката? На дорогого адвоката, одного из самых дорогих в области. Потому что в свидомом мозгу такие мысли не помещаются. Там есть место только для трех стандартных ситуаций: «зрада», «перемога» и «ганьба». Все остальное – отметается…

Ах да, еще «побратимы». В тотально коррумпированном, с разрушенным социумом обществе побратим, тот, кто с тобой рисковал жизнью в зоне АТО, – это святое. Наряду с членами семьи и односельчанами. Украинская нация – это нация односельчан, а теперь еще и однополчан…

– Поставлю вопрос иначе. У вас русская фамилия и шведский паспорт. Не объясните суду, как такое может быть?

– Объясню. Я переехал в Швецию и получил гражданство. Сейчас участвую в программе подготовки Одесской криминальной полиции в качестве консультанта от ЕС.

– Да?! А может быть, вы российский агент, внедренный в украинскую полицию с целью компрометировать героев АТО…

– Господин Мильштейн, довольно! – сказал судья.

– …ветеранов АТО, проливавших кровь за Украину!

– Господин Мильштейн, – перекрикивая поднявшийся шум, сказал я, – а вы проливали кровь за Украину? Или сидели в прокуратуре и думали, как избежать люстрации?!

Мильштейн ответить не успел – в стекло с размаху, с глухим звуком ударился камень. Не разбил, там пластик, но неприятно…

Когда объявили перерыв, к зданию уже прибыли правозащитники. Видя, что КОРД может и не устоять, решили пойти на компромисс – 50 участников митинга и правозащитников обыскали, и, убедившись, что у них нет с собой ничего противозаконного, запустили в суд. Был объявлен перерыв – мы занимали самый вместительный зал суда, – но места не хватало и там…

– Этот Мильштейн… – Игорь стоял рядом со мной в коридоре, стуча кулаком по стене, чтобы успокоить нервы, – вы правильно сказали. Он еще с юрфака гнидой конченой был. Под люстрацию не попал, потому что в Морской партии был, не у рыгов[12 - Украинская морская партия – местная, чисто одесская партия, возглавляемая лично ректором Одесской юридической академии. Рыги – сленговое название регионалов (рыгоаналов).]. Потом сам ушел, по пидозре, чтобы дело не открывали. Теперь адвокатом працюет. Защищает тех, кого и раньше защищал.

– Ну, адвокатом тоже кто-то должен быть, верно?

Зазвонил звонок. Судебное заседание возобновлялось.

Как этого и следовало ожидать, после избрания меры пресечения для задержанных в виде заключения под стражу прямо в суде началась драка.

Началась она с коридора, потому что места не хватало, и правозащитники были в зале, а побратимы остались в коридоре. Как это обычно и бывает – кто в лес, кто по дрова, но все рвались в коридор, потому что выхода другого не было. Судья юркнул в свой кабинет и закрылся там на ключ. Когда я протолкался в коридор, то увидел прокурора в форме. С остервенелым лицом он замахивался на кого-то тяжелым портфелем. В выражении его лица не было ничего человеческого… Трудно было представить, что всего лишь десять минут назад этот человек говорил о вине другого человека…

Звякнуло, хрустнуло стекло, треснула дверь, вдруг кто-то громко закричал, перекрывая все остальные звуки:

– Слава Украине!

Дальше… Я навсегда это запомню: на секунду все замерли, будто в детской игре «Замри», потом нестройно, но громко ответили: «Героям слава!» – и тут же возобновили побоище. Кто-то с силой толкнул меня в спину, и я понял, что избежать участия в драке не удастся. Иначе меня тупо затопчут.

Героям слава…

Больно прилетело. Но ничего. Не в первый раз получаю по башке…

А правильно говорят, опасайся своих желаний, ведь они могут и сбыться.

Несколько месяцев назад я сидел в тихом и сонном Стокгольме, в городе, где за год происходит всего несколько убийств, ждал клиентов и в ожидании раскладывал «косынку» на компьютере. Рабочий день мой начинался в девять и заканчивался в четыре, после чего я ехал, встречался с Абаль, мы ехали куда-нибудь, потом возвращались домой и занимались сексом или просто ложились спать. В Швеции у меня были дом, машина, безопасность, медицинская страховка и отличные пейзажи за окном. Сейчас я встаю каждое утро в шесть утра, чтобы успеть сделать зарядку и позавтракать перед работой, потом еду на работу на полицейской машине, которая является целью для всей мафии города, по дороге, по которой перед нами прошла танковая колонна, наверное. Работаю я примерно до шести часов вечера только официально, пообедать удается далеко не всегда. Работаю я по закону, который противоречит другим законам, и потому в любой момент могу быть выслан из страны, а то и обвинен в уголовном преступлении. Мой непосредственный начальник – в Швеции у меня начальника не было – бывший сотрудник СБУ Украины, родом из какого-то тернопольского села, его нам отрекомендовали как одного из лучших контрразведчиков Украины, но если этот лучший – то какие же тогда худшие, простите. За это время в меня один раз стреляли и еще один раз покушались на нас вместе, взорвав машину у входа. Работы у меня не просто много, а очень много, потому что последние пятнадцать лет милиция в Одессе не работала, а обслуживала клановые и политические интересы, и теперь вся несделанная работа – на нас. Ну, не вся, но большинство точно. И я не удивлюсь, если меня в конце концов убьют, как комиссара Каттани. Хоть я и пытаюсь работать, как евробюрократ, работа здесь требует именно комиссара Каттани[13 - Комиссар Коррадо Каттани – главный герой 1—4-го сезонов сериала «Спрут» про итальянскую мафию, мегапопулярного в последние годы существования СССР. Его показывали по центральному телевидению, и автор помнит, как пустели дворы, когда шел «Спрут». В 4-й серии Каттани погибает от пуль мафии. Каттани играл Микеле Плачидо, его популярность в СССР была так велика, что его пригласили на главную роль в советско-итальянском фильме «Афганский излом».]. Просто местная мафия привыкла к тому, что с ней вообще никто и никак не борется, – и любые реальные действия против нее воспринимает как личное оскорбление.

Но я сам всего этого хотел…

А возможности у одесской мафии велики. Одесса не просто порт, через который идет контрабанда по всей Украине и на южную Европу. И не просто наркохаб, оставшийся еще с советских времен. Одесса прямо завязана на внешнеэкономические связи целой республики – Приднестровской Молдавской. Приднестровье, или ПМР, – пусть и небольшая республика, но это сложившееся государство, с армией, спецслужбами, правительством. А фактом не признания никем ее выталкивают в криминал. Не ошибусь, если скажу, что не менее трети всех дел и всех денег в Одессе связаны с ПМР. Давно сформировались взаимозависимости. И если, скажем, местные мафиози попросят в качестве одолжения прислать в Одессу приднестровский спецназ и разобраться с назойливыми полицейскими, то жить нам останется недолго. Потому что противостоять преступникам – это одно, а государству – это другое.