Падение Вавилона

Падение Вавилона
Александр Афанасьев

Период распада #7
2015 год. Нет на всей Земле державы, способной помериться силой с оплотом свободы и демократии – Соединенными Штатами Америки. Американского солдата можно увидеть на всех континентах, кроме, пожалуй, Антарктиды. И пусть недавняя спецоперация в России обернулась катастрофическим провалом, пусть в Афганистане, кажется, с «джи-ай» воюют даже горы, пусть улицы родных техасских и калифорнийских городов все чаще становятся полем боя – США остаются единственной глобальной супердержавой. И в этом недавно пришлось убедиться гнусным иранским исламистам, на своей шкуре ощутившим мощь американской армии. Вот только забыли стратеги из Вашингтона, что загнанная в угол мышка порой кидается на кошку. А в термоядерную эру даже у самоубийственной атаки могут быть неплохие шансы на успех…

Александр Афанасьев

Падение Вавилона

Теперь, когда я произношу «Авиньон», передо мной встают видения, и, подобно тому, как Марк Антоний говорил, развертывая погребальную одежду Цезаря: «Это отверстие проделал кинжал Каски, сюда вонзился меч Кассия, а тут – клинок Брута!» – я говорю, разглядывая окровавленный саван папского города: «Вот кровь альбигойцев! Вот кровь севеннцев! Вот кровь республиканцев! Вот кровь роялистов! Вот кровь Лекюйе! Вот кровь маршала Брюна!»

    Александр Дюма Соратники Йегу

24 июля 2015 года

Афганистан, Кабул

Посольство США

Прием по случаю Дня независимости США

Пять несчастий одно за другим появились из священного чрева Джихада: ослабление афганского самосознания, повышенное внимание к этническому происхождению, возникновение сектантства, культ военной диктатуры и привычка иностранных держав вмешиваться во внутренние дела Афганистана.

    Генерал Сиед Рафакат

Всего двести с чем-то лет назад на берега нового континента высадились люди. Эти люди были изгнаны со своей родины по разным причинам – кто-то совершил преступление, кто-то не так верил, кто-то просто отправил себя в изгнание сам, не желая жить так, как он жил. Эти люди основали страну, которая должна была стать и для многих стала прибежищем, местом, где можно жить так, как тебе хочется, если это, конечно, не затрагивает права и интересы других людей и если ты вовремя платишь налоги. Эта страна, которую почти что не касались раздиравшие Старый Свет войны, постепенно стала для многих светочем, символом, надеждой. Эту надежду американцы несли по всему миру, и один командир стратегического бомбардировщика, отправляясь на задание, где он мог погибнуть, оставил в дневнике такую запись: «Я предпочел бы, чтобы мои дети погибли, нежели жили под властью какого-то копеечного наполеончика». Эти люди и в самом деле верили в то, что они делали, и в самом деле несли факел свободы туда, где его никогда не было.

Когда же тогда все превратилось в то дерьмо, какое есть сейчас? А черт его знает…

Прием по случаю Дня независимости США, который давался в американском посольстве, был пышным. Если бы стояла задача дать девиз этому празднеству – он был бы «Несмотря ни на что!».

Да, несмотря ни на что! Такие же приемы давались в посольстве в Сайгоне, когда он еще не был Хошимином. Несмотря на то что на дорогах рвутся бомбы, а девяносто процентов территории страны находится под властью исламских комитетов. Несмотря на то, что льется кровь, что сыплются бомбы и летят пули. Несмотря на то что у моджахедов теперь есть установка, с плеча прошибающая снарядом броню БМП, несмотря на то, что потеряно уже шестьсот с лишним вертолетов[1 - Установка эта была похожа на противотанковое шведское ружье времен Второй мировой. А шестьсот вертолетов – это еще не так много, на момент написания произведения американцы потеряли в Ираке и Афганистане около трехсот восьмидесяти. Для справки: СССР за период афганской кампании потерял триста тридцать три машины при наличии у моджахедов «Стингеров».] и тысячи единиц бронетехники, несмотря на то что в Штаты ушло уже пять тысяч гробов, накрытых звездно-полосатым флагом. Несмотря на то, что уже никто ничему не верит и все представители законной власти в провинциях хапают, сколько возможно, готовясь бежать. Несмотря на то что офицеры уже устали, смертельно устали и усталость эта, как серая пелена в глазах, не уходит даже с улыбающихся лиц, несмотря на то что никто уже не видит конца этой войны и мало осталось тех, кто помнит ее начало, несмотря на то что ни один не сможет точно сказать, ради чего все эти жертвы, чего и кому нужно доказать – несмотря на все это праздник будет. С индейкой и фейерверком.

Индейку раздавали на пластиковых тарелочках. У индейки очень жесткое мясо, намного жестче куриного, и как нельзя кстати был бы нож, но ножей не было. Нормальных ножей – а пластиковым такое мясо не режется. Те, кому не хватило одной порции, подходили за добавкой в угол зала, там же давали тыквенный пирог. Оркестр – специально приглашенный живой оркестр – играл какую-то музыку в стиле кантри, веселую и беззаботную.

Марк Уильямс, в костюме – он не раз похвалил себя за предусмотрительность, в галстуке и с бокалом довольно дурного калифорнийского вина, которое было официальным вином вечера, стоял чуть в стороне от основной массы веселящихся в компании довольно-таки солидных людей. Гвоздем программы был специально приглашенный на этот вечер конгрессмен Пола Русецки, еще одна полька из крайних республиканцев, ее считали преемником почившего наконец-то в бозе «главного специалиста по России» Збигнева Бжезинского. Довольно-таки привлекательная республиканка, которую протащили не только в конгресс, но и в комитет по разведке, приехала в Афганистан, чтобы «понять обстановку». В разведке она ни черта не разбиралась, зато пылала тайной страстью к брутальным, бородатым, дурнопахнущим мужикам. Ее брак был фикцией – муж ее, известный адвокат, увы, так же пылал тайной страстью к брутальным, бородатым, дурнопахнущим мужикам, а единственный их ребенок был усыновленным и учился сейчас в Гарварде на специалиста по бизнес-администрированию. Сама же мадам конгрессмен, в молодости предпочитавшая рокеров, была просто в эйфории от представителей афганской национальной армии, которые были приглашены в посольство – она открыла для себя, что военная форма и награды возбуждают ее еще больше. Но в посольстве ничего позволять было нельзя – поэтому она стояла в обществе нескольких афганских офицеров и милого мальчика из разведки и внимала его наставлениям по поводу того, как можно повысить результативность разведдеятельности против талибов. В вопросах разведки мадам Русецки понимала еще меньше, чем Марк Уильямс, все-таки поработавший в ЦРУ и какое-то время проведший в Афганистане – поэтому его предложения казались разумными.

– Так вот… Я и говорю о том, что деятельность разведки неэффективна. Мы не можем, черт возьми, справиться с тем потоком информации, который обрушивается на нас, кто-то должен заниматься предварительной фильтрацией. Понимаете? Есть огромная куча песка, в ней полно камней. Но один из камней – это золотой слиток. Что мы должны сделать? Мы должны взять сито и сначала отделить песок, тогда нам намного проще будет искать золотой слиток. И мы на удивление мало привлекаем к работе местных. Черт, за те же деньги, которые мы платим одному специалисту из США, включая страховку, на поднаем жилья и все прочее – можно нанять десяток местных. Я понимаю, что их квалификация намного ниже – но какие-то дела им вполне можно поручить, есть простая работа, с которой они справятся. Ведь так?

О том, что среди «национальных кадров», которые будут заниматься первичной фильтрацией поступивших в ЦРУ сообщений, безусловно, будут тайные сторонники Талибана, и таким образом Талибан получит прямой доступ к информации американской разведки, а агенты, каждый день рискующие жизнью, будут рано или поздно провалены – Марк Уильямс почему-то не подумал.

– Вы правы, мистер Уильямс, – глубокомысленно заявила мадам конгрессмен, стреляя глазками в стоящего рядом афганского комдива. Афганский комдив, человек простой, привыкший к тому, что женщина вообще находится под паранджой, от такого внимания американки, дамы не старой и отнюдь не уродливой, нервничал и не знал, куда деть руки. Он был достаточно раскрепощенным человеком в этом смысле, потому как воевал не на стороне талибов, а на стороне американцев – но все равно он стеснялся того, что такое внимание к нему проявляет не кто-нибудь, а конгрессмен США, почетный гость вечера.

– Увы, местное руководство действует по-другому. Оно подгребает всю информацию к себе, а потом весьма небрежно фильтрует ее, пытаясь выбрать нужное. При этом оно совершенно не знает обстановки.

Один из американских штабных офицеров в чине полковника – он принадлежал к военной разведке и слушал мистера Уильямса исключительно для того, чтобы понять, какая чертовщина творится в ЦРУ и чем здесь занимается этот хлыщ – посмотрел на часы.

– Господа, скоро салют… Может, выйдем на улицу?

– Не так уж и скоро, – заметил еще кто-то, – к тому же из-за этих стен ничего не будет видно.

– Можно подняться на верхний этаж…

Афганский командир дивизии, наконец, решился.

– Если мне будет позволено, господа… Мои подразделения стоят на горе Бала-Хиссар, там стоит крепость, оттуда виден весь Кабул. Там раньше располагались коммунистические войска специального назначения, поставленные коммунистами для того, чтобы контролировать Кабул и подавлять мятежи против коммунизма – а сейчас там стоим мы, защитники свободы и демократии. Оттуда все отлично видно, салют будет примерно на той же высоте, что и смотровая площадка крепости. Если позволите – мы можем поехать туда…

– Как интересно… – мадам конгрессмен, профессионально играя «маленькую девочку», захлопала в ладоши, – а там холодно?

– Мэм, ночью в Кабуле холодно даже летом. Это горы.

– Все равно. Я хочу поехать и посмотреть.

Генерал кивнул:

– Я немедленно распоряжусь, чтобы нас ждали.

Мадам конгрессмен проводила взглядом генерала, потом повернулась к Марку Уильямсу, который, несмотря на молодость, показался ей дельным малым.

– Мистер Уильямс, а по ночам в Кабуле опасно?

Будь Марк Уильямс хоть на секунду профессионалом, он сказал бы правду, что похитить и обстрелять могут в самом центре города, что прорывы отрядов смертников в правительственный квартал происходят с завидной регулярностью, что их колонна представляет собой лакомый кусок, к тому же выезд никак не подготовлен – короче, он сказал бы правду, как она есть, жестокую, некрасивую и неприглядную правду, и сделал бы все, чтобы глупой молодящейся дамочке, приехавшей в Кабул встряхнуться и покрасоваться, и в голову не пришло лезть ночью за охраняемый периметр. Но увы – Марк Уильямс профессионалом не был, он участвовал в паре рейдов по ночному Кабулу в качестве наблюдателя и решил, что в городе вполне безопасно. Конечно, безопасно – когда с тобой спецотряд морских котиков или группа рейнджеров. Талибы, действующие в городе, каждый раз, когда охотники выходили в город, узнавали об этом и прятались по норам.

Марк Уильямс был карьеристом. И говорил только то, что хочется слышать начальству. И задумывался о своей карьере, для которой знакомство со стремительно продвигающимся к вершине пирамиды власти конгрессменом из профильного комитета было очень даже кстати.

– Мэм, я сам не раз бывал в рейдах по ночному Кабулу. Если все делать правильно – город безопасен.

Последнюю ошибку совершил генерал Ширзай. Он позвонил в свой штаб и приказал готовить дастархан – это ночью-то. Одно из правил выживания в зоне боевых действий – никогда не сообщать без необходимости кому бы то ни было, даже тем, кого ты считаешь своими, куда ты намереваешься выдвигаться, по какой дороге, когда планируешь прибыть в конечный пункт. Такое сообщение – просто подарок для тех, кто может готовить засаду или похищение.

Майор, который работал в штабе генерала Ширзая и сегодня дежурил, в максимально вежливых выражениях заверил генерала, что к его приезду все будет готово – дастархан, бинокли, все прочее – в том числе и комната генерала, на случай, если эта распутная американка не просто так подмигивает ему сегодня. Заверив генерала в том, что все будет готово, майор отпросился в туалет. В туалете он сменил сим-карту в телефоне и позвонил на номер, который ему дали для подобных случаев – а после звонка он немедленно выбросил использованную карту, купленную на имя давно погибшего человека, в вонючую яму сортира. Американцы прекрасно умели устанавливать владельца сотового телефона и следить за ним – так что шансов им давать не следовало.

Потом он уже с официального телефона позвонил водителю генерала, машина которого стояла у американского посольства, и дал ему указания, как поступать – замаскировав это под обычный телефонный разговор, обусловленный тем, что генерал приказал ему подготовить приезд. Пара слов дала ему сигнал к выполнению операции, которую Талибан задумал уже давно, операцию похищения или убийства генерала Ширзая. Люди, которые должны были это сделать, были в городе на полулегальном положении – а теперь, кроме генерала, в сеть могли попасться и американцы. Это было просто замечательно.

Майор уже с двенадцатого года был сторонником Талибана, состоял на учете в подпольном исламском комитете – хотя его имени не было ни в одном списке, его просто знали – Талибан, имеющий контакты с пакистанской разведкой, знал, как нужно защищать и оберегать от провала своих агентов. Притом майор вовсе не был исламским экстремистом, нет, его отец даже воевал одно время с талибами. Когда пришли американцы – он пошел к ним на службу, потому что видел за американцами силу. Потом он понял, что американцы слабы и рано или поздно проиграют – и тогда он стал осведомителем талибов, чтобы отвратить от себя и от своей семьи возмездие, когда талибы придут к власти. Предательство? Я умоляю вас… О каком предательстве может идти речь в государстве, где за полвека пять раз с кровью сменилась власть и где тридцать пять лет идет война? Простое выживание, не более того…

Выехали – просто с вопиющими нарушениями мер безопасности.

Конвой – четыре машины, без какого-либо воздушного прикрытия. Первым шел «Субурбан», в котором была группа агентов Дипломатической секретной службы, четыре человека и водитель, прикрытие, выделенное конгрессмену США от американского государства. Следом – «Хаммер», на котором ездил генерал, мадам конгрессмен села в него, укутавшись в шинель, которую ей накинул на плечи преисполненный благородных манер генерал Ширзай. Там же был старший группы ДСС, он сидел на переднем пассажирском сиденье, потому что не имел права оставлять охраняемое лицо наедине с афганским генералом, как бы охраняемому лицу того ни хотелось. Третья машина – «Субурбан», в котором был Марк Уильямс, еще один человек из посольства, одна дамочка из Красного Креста, которая была каждой бочке затычка и не могла упустить такой поездки, водитель и человек из частной службы безопасности – компании «Трайпл Канопи». Последняя машина – тяжелый, кустарно бронированный пикап «Форд» с пулеметом Калашникова в кузове, в нем – шесть специалистов той же «Трайпл Канопи». «Трайпл Канопи» в нелегких закулисных торгах выиграла подряд на обеспечение безопасности дипломатического квартала Кабула, поэтому охраняли конвой их люди. При этом о поездке не было поставлено в известность полицейское управление Кабула, не был поставлен в известность офицер безопасности посольства США, по маршруту следования небольшого конвоя не было произведено разведки, ни инженерной, ни какой-либо другой. Но это же Кабул, господа! Город – большая рулетка, Сайгон наших дней, большое Эльдорадо, Додж-Сити[2 - Город на Диком Западе. Известен множеством кровавых и жестоких перестрелок с участием знаменитых ганфайтеров тех времен.]! Разве можно портить впечатление от прогулки по Додж-Сити чрезмерными мерами безопасности? И, в конце концов – машины бронированы, а везде полиция, это же не кандагарская зеленка…

Тронулись…

Почти сразу выскочили на Майванд, основную дорогу афганской столицы, почти прямую и довольно широкую. Город почти затих, ночью комендантский час, веселятся только в дипломатическом квартале, в ресторанах типа Гандамак Лоджи или Л’Атмосфер, да в кварталах, где понастроены богатые виллы. Да-да, есть в афганской столице и такие кварталы… Деньги же от наркотиков куда-то надо девать.

Поездка, обещавшая быть такой приятной, закончилась быстрее, чем они рассчитывали – впереди дорогу преграждал бронетранспортер, рядом стоял «Хаммер» афганской полиции. Несколько полицейских стояли в оцеплении, один, не обращая внимания на круговерть сине-красных огней под фальшрадиаторной решеткой головного «Субурбана» и на дипломатические номера, бешено завертел жезлом, показывая налево.

– Что за черт…

Агент дипломатической секретной службы, который сидел в «Хаммере», сразу понял, что дело неладно, его учили на курсах подготовки агентов секретной службы – а там одно из основных правил гласит: остановка конвоя в неположенном месте – чрезвычайное происшествие вне зависимости от причин и последствий. Поэтому он первым делом перевел свою М4 в режим автоматического огня, вторым – схватился за рацию.