Дальше живут драконы

Дальше живут драконы
Александр Афанасьев

Я начал писать эту книгу про мир, где над Россией, над Российской Империей не свершился сатанинский эксперимент большевизма, не началась гражданская война, вдребезги разбившая наше общество на озлобленные осколки целого, и продолжающаяся по сей день. Я начал писать про этот мир, в том числе и с надеждой на то, что может быть – кому-то мои строки подскажут – мир добра существует, его можно построить, создать. Только для этого надо сперва прекратить воевать друг с другом, ведь вместе – мы сильнее, чем порознь.

Александр Афанасьев

Дальше живут драконы

От автора

Много лет назад я прочитал приключенческую повесть, написанную Олегом Верещагиным, называющуюся «Прямо до самого утра или секрет неприметного тупичка».

Эту повесть, написанную про мальчишек и для мальчишек, я советую прочитать всем, в том числе и взрослым. Она написана в духе этакого «фантастического попаданчества», где главный герой, мальчишка, попадает в другой мир, но не становится главным советником Сталина и не переписывает набело историю России двадцатого века – чем сейчас грешат многие писатели, которые уж точно знают, как надо. Этот мальчишка, спасая своих друзей, попавших в другие миры не по своей воле, он идет за ними и попадает… даже в несколько миров, по очереди. Но в каждом из них он и его друзья проявляют те человеческие качества, какие, к сожалению уже редко встречаются – смелость, верность, честность, отвага. Это все – уже встречается в нашем мире с кривой усмешкой и недоверием – но это есть. По крайней мере – должно быть.

С последнего мира, описанного в этой книге автором – начался цикл «Бремя Империи».

Мир Олега Верещагина – если и не абсолютного добра, то чего-то близкого к этому. Это мир с огромным мостом, соединяющим Крым с Большой Россией, с экскурсионными дирижаблями и летающими платформами, с огромной площадью в центре Севастополя – Площадью Двух Оборон. И в этом мире – в городе Севастополе бегают мальчишки, которые знают, что это – их город, и их Империя, и с ними – ничего плохого не случится…

Я начал писать про этот мир как про мир, где над Россией, над Российской Империей не свершился сатанинский эксперимент большевизма, не началась гражданская война, вдребезги разбившая наше общество на озлобленные осколки целого, и продолжающаяся по сей день. Я начал писать про этот мир, в том числе и с надеждой на то, что может быть – кому-то мои строки подскажут – мир добра существует, его можно построить, создать. Только для этого надо сперва прекратить воевать друг с другом, ведь вместе – мы сильнее, чем порознь.

Этой книгой – я хочу решить сразу три задачи. Первая… один из моих читателей приватно спросил меня – займусь ли я более ранними годами… шестидесятыми, семидесятыми, восьмидесятыми. Это будет книга именно об этих годах – о страшном и неоднозначном времени, когда мир потихоньку скатывался ко Второй мировой войне – только не в Европе, а в Азии. Вторая … я хочу посмотреть, получится ли у меня достоверно описать мир подростков, живущих в Российской Империи, посмотреть, так сказать, на мир глазами подростка. Это не так просто, как кажется – не каждый взрослый способен сохранить этот взгляд. Более того – я хочу усложнить задачу до предела, попытавшись создать книгу, которая будет интересна и взрослому и подростку – людям с принципиально разными взглядами на жизнь.

Ну и третья задача … подарить вам, читатели, еще одну книгу цикла «Бремя Империи». Как я с этим справлюсь – решать вам.

А «Прямо до самого утра…» прочтите. Не пожалеете.

…

Часть 1

Но рано нас равнять с болотной слизью!

Мы гнёзд себе на гнили не совьём!

Мы не умрём мучительною жизнью!

Мы лучше – верной смертью – оживём!

Владимир Высоцкий

Пролог. Гонконг, Юго-Восточная Азия. Специальная административная территория – протекторат Ее Величества, Королевы Английской. 11 мая 1978 года

Громыхнул гром. Словно башенный залп линкора Императорского Флота «Ямато» – его раскат сотряс воздух, многократно отразился от стен высотных, увешанных световой рекламой домов, и медленно растаял в предгрозовом, жарком воздухе, оставив после себя лишь томительное ожидание теплого, летнего дождя…

– Дождь будет, а, мистер! – Ба, водитель гонконгского такси, показал на высокий потолок своей машины, косясь на пассажира такси, спокойно сидящего на заднем сидении. – Надо бы переждать, где-нибудь, а? Дождь сильно-сильно. Мокро – нехорошо. У Ба есть знакомые девочки, совсем чистые, сифилис – нет. Хорошие китайские девочки, да, мистер. Или если мистер желает, то мы можем свернуть, тут совсем недалеко, и…

Пассажир достал купюру в десять гонконгских долларов, бросил на сидение:

– Ничего не нужно, поехали дальше…

Ба с ловкостью ящерицы, ловящей муху, сгреб купюру.

– Как мистер желает… – чуть обиженно сказал он.

Ему начинал не нравиться пассажир, которого он подобрал в аэропорту. Явно американец, прилетел рейсом из Сан-Франциско, да и по лицу видно – американец. Белый господин, но не такой, как британцы, хозяева Острова. Видимо, прилетел в поисках приключений… Американцы часто так делают, у них законы совсем плохие. Нехорошие законы, да. За несовершеннолетнюю девочку – в тюрьму, за курение опиума – в тюрьму. Вот американцы и ездят сюда, развлекаются, как могут – как раньше в Сайгон ездили. Ба и в Сайгоне бывал, знает, что там к чему. Теперь остался только Гонконг – врата Азии, город на стыке двух миров, который британские господа и не пытались покорить по-настоящему: того, что китайцы лицемерно подчинялись им в незначимых вещах, их вполне устраивало. Здесь все можно. Только американцы обычно шумные, веселые. А этот молчун, и что-то странное в глазах. Хотя фотоаппарат на груди – как у настоящего американца.

Ба не просто так беспокоился о пассажире. Это только на Западе таксист – он таксист и есть. А тут… Ба знает, что к чему. Он и с миссис Во, владелицей домов терпимости в доле и всех хозяев опиумных курилен знает. Те деньги, которые американец заплатит ему за проезд – это тьфу! Хотя и заплатил он уже изрядно… третий час по городу крутимся. Но вот если ему удастся завезти американца в бордель или опиумную курильню… там его обдерут как липку, и во всем – будет его доля. А вы как думали? Гонконг – богатый город, он так и стал богатым. А у Ба семья, одиннадцать человек, ей помогать надо. Да и машину не грех сменить. Нет… все таки странный американец, странный. Например – все нормальные люди, когда фотографируют, просят машину остановить или фотографируют через открытые боковые окна. А этот – так и норовит сфотографировать то, что у них сзади, за багажником. И что он, спрашивается, там нашел?

Странные дела…

…

Капитан первого ранга Российского, Его Императорского Величества Флота, временно приписанный к разведотделу Тихоокеанского флота, Владимир Воронцов рассеянно улыбаясь, но на деле подмечая все, до последней мелочи – в этот момент снова посмотрел назад в видоискатель фотоаппарата. Никто, похоже, не привязался… так оно и лучше. Город он знал плохо, совсем не так, как следовало бы его знать, если придется рубить хвост. Нет… конечно, он изучал карту города, запоминал названия улиц, контрольные точки, назначенные американцами, возможные пути отхода. Но карты – это одно, а реальный город, с его реальной жизнью на улицах – это совсем другое. Тем более, если этот город Гонконг.

Такси притормозило в очередной пробке, водитель раздраженно выругался и наколотил кулаком по клаксону, проклиная только вчера купивших машину крестьян. Пора!

…

– Да что же это такое… Скотина, тебя мать от быка родила! Видите, мистер, что делается! Настоящий…

Ба взглянул в зеркальце, специально установленное в салоне так, чтобы видеть пассажира – и поначалу не понял, что не так. Только через несколько секунд он понял – пассажира нет!

– Мистер, вы где?.. – глупо спросил Ба.

Но обернувшись, увидел на сидении только купюру в сто гонконгских долларов.

Чудеса…

…

Его звали Ли – но это было не его имя. Ему было все равно на него: люди должны были, как-то к нему обращаться, как-то его называть – и это имя было ничем не хуже других. Было у него и другое имя – но никто, кроме таких же, как он, не понял бы, что оно означает. Ведь языка, придающего беспорядочному набору звуков положенный смысл, не существовало. Считалось, что последние его носители погибли во время Токугава бакуфу[1 - Сегунат Токугава в истории Японии, 1603-1868 годы.], когда, опасаясь смерти, приходящей на кошачьих лапах, сегуны из рода Токугава посылали на остров Хоккайдо, самый крупный и самый северный остров Метрополии одну карательную экспедицию за другой, чтобы истребить носителей смертельного знания и избавиться от страха, приходящего в самые темные ночи в замки в Киото и Эдо[2 - Старое название Токио.]. Этот язык относился к группе северных диалектов и его по неизвестным причинам никто не изучал.

Он давно научился жить в больших городах и не испытывал страха ни перед чем – ведь умение слиться со средой, стать таким же как и все – было неотъемлемой частью учения смерти. Смерти, приходящей на кошачьих лапах[3 - Это способны понять только японцы. Кошка – по-японски нян, она мяукает как нян-нян-нян. Нян – один из вариантов произношения иероглифа Ни что значит – два. Ни, Нин – то же самое, что иероглиф «нин», скрытность – первый в слове – ниндзюцу. Ниндзюцу переводится как искусство скрытности.]…

Сейчас он был одет как крестьянин, пришедший в город, чтобы наниматься на работу: бедно, но чистенько, так чтобы понравиться белому человеку, хозяину. Ночью – он добрался до аэропорта и несколько часов ждал, пока не прибудет человек, которого он ждал. Потом – он пошел за гайджином до стоянки такси, запомнил машину, в которую он сел – а сам бросился к автобусу, который отъезжал в город и привычно забрался на его крышу, где были установлены газовые баллоны. Он сделал это так быстро и незаметно, что никто не видел, как он это сделал. Но если бы и увидели – он был не более чем китайским поденщиком, у которого нет денег на билет.

Прямо в дорожном потоке – он перепрыгнул на крышу грузовика, едущего в одном и том же направлении, что и такси: он не был дикарем и мог воспользоваться автобусом нормально или даже нанять такси – но он не был уверен в том, что его не запомнят. Потом – такси въехало в город, скорость его движения резко упала – и он спрыгнул с грузовика и побежал. Так он и бежал за такси, передвигающимся от пробки к пробке – больше часа, не испытывая ни грамма усталости. Это не было сложно для него – его предки могли бежать всю ночь, потом день, а потом еще одну ночь со скоростью спасающегося от охотников оленя. Он сам – так уже не мог. Впрочем, его учитель рассказывал ему о том, как один лекарь заметил, что женские лекарства, ранее лечившие только женщин – теперь подходят и для лечения мужчин. Это было прискорбным свидетельством упадка в обществе…

Таких как он в Китае называли «ванг», что означало – кара, несчастье, бедствие. Ему было все равно то, как его называли. Как и то, какие бедствия он приносил – его учили быть верным лишь клану и подчиняться приказам. Ни больше, ни меньше…

Когда такси остановилось, и гайджин вышел – он уже был рядом, простой крестьянин, приехавший в благополучный Гонконг из нищей китайской деревни, чтобы наниматься на поденную работу. Никто не обращал на него внимания больше, чем на бродячую собаку. Гайджин пошел в питейное заведение… видимо, там будет встреча, или что-то в этом роде. Ему не приказывали узнать, с кем именно. Выклянчив несколько монет у прохожих и получив, в конце концов, пинка – он скрылся в переулке, потирая ушибленное место: его глаза уже присмотрели как минимум два места, где он может ожидать гайджина, оставаясь незамеченным…

…

Бар находился, как это и было принято в Гонконге, – не на самой улице, а в проулке, туда вела грязная, вонючая дорожка, заваленная мусором, гниющими пищевыми отходами, на которые китайцы совершенно не обращали никакого внимания. Гонконг находился на стыке двух миров, Востока и Запада, цивилизации и варварства. Асфальтированные англичанами дороги и здания-муравейники в двадцать этажей, построенные англичанами, здесь соседствовали с крысами, кучами мусора и трущобами, а меньше чем в миле от знаменитого отеля «Раффлс», одного из лучших в мире – была опиумокурильня, тоже одна из лучших в мире, где отдали Богу душу немало любителей приключений. В последнее время Гонконг сильно разросся, строились новые небоскребы, город занимал одно из первых мест в мире по количеству «Роллс-Ройсов». Виной всему был легендарный «золотой треугольник». Место в горах, куда почти невозможно добраться, там несколько генералов затеяли свой бизнес на широкую ногу. Выращивание опиумного мака – но не на опиум. Теперь – «звездой экрана» был наркотик нового поколения, первоначально созданный как лекарство, а теперь все более и более успешно вытесняющий опиум. Для опиума нужна была трубка, кровать, опытный служитель – для этого же нового наркотика нужна была только столовая ложка и шприц. И если опиумный наркоман хоть как-то мог держать себя в руках – то новый наркотик буквально за несколько приемов вызывал абсолютное привыкание. Имя новому наркотику было – героин.

Название бара тоже было самым обычным для этих мест – «888». Три восьмерки, по верованиям китайцев число 8 – счастливое, три восьмерки обозначает абсолютное счастье. Само название этого места – бар – было слишком громким для этой дрянной забегаловки, в нем обедали кули – носильщики, торговцы с соседнего рынка, местные бандиты и тому подобная шушера. Европейцев здесь не то, чтобы не жаловали, – просто они сами в такие места не ходили. За исключением тех, кто жаждет острых ощущений. Они и получали их – часто больше, чем рассчитывали.

Белый европеец чуть наклонился, входя в помещение – вход был явно рассчитан на местных, низкорослых жителей…