Рубище эпохи

Сказка на ночь

Расскажи ка улыбка
ищешь что ты во мне?
Ты как будто открытка,
статус, слоган. Но нет.

Ускользнёт и накинет,
просочившись во тьму,
твой пленяющий смысл
мне на шею хомут.

На тебя бы нарваться.
Я въедаюсь в толпу,
что как вязкая вата,
что как замкнутый круг.

Ничего не выходит
Ты исчезла, как блик.
Ты забрала погоду.
Мне оставила сплин.

Мартовское

Город открылся.
Тает под светом,
тёплым, густым,
обворожённым.
Я обожжённый
теней отрывки
мордой ловлю
зажмурившись
словно малой
и наивный котёнок.
С коленок картинно
слетит половина
проблем и тревог
пелерина.
Это весна, это она
замутила игру
с миррой по миру
кадило палила
новым и свежим
воздух снабдив
ароматом.
Паллиатив?
Нет! Циника нет.
Атом в душе расщепился
его победив.
Это весна, эта пора.
Небеса отбелив.
На лицах застыла.
Это весна, такие дела.

Пари заключим

Сгорела ночь и молча утро
пришло подошву подпалив.
Мне улица бросает куртки,
машины, гомон и седых.

Седых, остывших кровель лица.
Немного «щемоты» в груди.
Мне улица не даст укрыться
в застекленных глазах витрин.

Пари мой друг. Пари заключим.
Проспорю я взлетев как ты.
Обрушившись тяжёлой тучей
на утро с новой высоты.

Где-то в городе

Где-то в городе смотрят украдкой.
С горячительным пьют болтовню.
Детки в порохе чертят в тетрадках.
Бургер жрут чтоб получше уснуть.

Где-то рядом с застывшим бульваром
на камнях, отсыревших, пекут,
жарят, рвут в предрассветном угаре
плоть и молодость. Девственность жгут.

Где-то в ворохе праздности пошлой.
В закоулках батумских дворов
деловито бездомные кошки
семенят меж накуренных лбов.

Где-то в городе это случилось.
Где-то сердце упало с крыльца
утонув в черноморской пучине.
Город любит всё это скрывать.

Утро ткнёт

Врежу по зубам «паскуде»
студню сереньких деньков,
выбью дух как брат Максудов,
кипу искусив листков.