Аристократ на отдыхе. Том 3

– Была тут одна, – проворчал Прохор. – Тебя спрашивала. Важное дело, говорит!

– А ты что? – улыбнулся я.

– А я ее прогнал, – заявил Прохор. – Знаю я эти важные дела!

И он презрительно сплюнул на песок дорожки.

– Ты идешь, или нет? Сам напросился на чай, а теперь о ерунде спрашиваешь. Луке Ивановичу спать давно пора, а он не ложится.

– Сейчас, – кивнул я. – Возьми пирожные!

– Беранже, – проворчал Прохор, принимая у меня картонку. – Дорогущие!

Отставной гвардеец умудрился изобразить тоном такую смесь одобрения и осуждения, что я уважительно хмыкнул.

– Держи, Потап! – я протянул медвежонку баранью ногу. – Приятного аппетита!

– Это что, сырое мясо? – заволновался Умник. – Как настоящему хищнику? Спасибо, Никита!

Медвежонок довольно заворчал, схватил ногу и скрылся в темноте сада.

Я пошел за ним.

– Ты куда? – окликнул меня Прохор.

– Сейчас, – не оборачиваясь, ответил я. – Хочу показать твоему барину одну любопытную штуку.

*****

Ледяной куб с мертвой змеей внутри так и лежал в шкафу. Холод обжег ладони, высасывая магическую энергию. Змея с ненавистью смотрела на меня пылающими рубинами глаз.

– Мерзкая штука! – прошамкал Живчик.

Я был с ним полностью согласен. Неприятная тварь – куда хуже любого демона.

Я завернул ледяной куб в покрывало, которое сдернул с кровати, и, шурша усыпавшими дорожку листьями, вернулся к особняку.

Прохор нетерпеливо переминался на пороге.

– Долго тебя ждать?

– Давай, показывай дорогу, – усмехнулся я.

Вслед за слугой я поднялся на второй этаж по темной скрипучей лестнице. Она привела нас в огромный, утонувший во мраке зал. Хозяева отчаянно экономили даже на освещении, к тому же, темнота позволяла скрывать бедность – съеденную молью ткань тяжелых штор, выцветшие от времени обои, трещины и пятна сырости на великолепных лепных потолках.

Вдоль стен едва угадывались очертания мебели – когда-то это был зал для торжественных приемов.

Умирающий особняк резко контрастировал с сияющей ночными огнями Столицей.

Я вспомнил высокие окна Императорского дворца и беззаботно танцевавшие в них черные тени.

С еле слышным скрипом отворилась высокая дверь. На вытертый паркет упала полоска слабого света.

Прохор пропустил меня вперед, и я оказался в небольшой столовой.

Первое, что привлекло мое внимание – лампа. С высокого потолка спускалась витая бронзовая цепь – тонкая, но прочная. На ней висел шар из тонкого стекла, который бережно поддерживали отлитые из бронзы дубовые ветви. Внутри шара вращались два элементаля – багрово-оранжевый элементаль Огня и ослепительно-белый элементаль Молнии.

Лампа то мягко вспыхивала дневным светом, то бросала на старинную мебель закатные блики – в зависимости от того, какой элементаль светился ярче.

Бесконечная череда переливов света завораживала.

– Это вы сделали? – спросил я сидевшего за столом хозяина, имея в виду лампу.

Артефакт настолько меня поразил, что я забыл о вежливости.

– Да, – ответил старый граф.

Он утопал в удобном глубоком кресле. Блики света падали на его лицо, освещая впалые щеки и отражаясь в глубине внимательных серых глаз.

Ноги графа были заботливо укутаны теплым клетчатым пледом.

Вознесенский был очень стар – старше Прохора. В нем чувствовались одновременно и уверенная сила опытного талантливого мага, и хрупкость, присущая старикам.

Внутренняя сила артефактора и его возраст боролись друг с другом, и возраст постепенно побеждал. Но еще не победил окончательно.

Я некстати подумал, что Вознесенский моложе меня.

– Присаживайтесь, Никита Васильевич, – пригласил граф. – Прохор рассказал мне о вас. Меня зовут Лука Иванович Вознесенский. Очень рад познакомиться.

– Здравствуйте, Лука Иванович, – кивнул я и присел на тяжелый стул.

– Спасибо, – усмехнулся Вознесенский. – Вот здоровье-то в последнее время и подводит.

– Ничего не подводит, – буркнул Прохор, стоя наготове рядом с хозяином. – Налить вам чаю, Лука Иванович?

– Налей, – кивнул артефактор. – И гостю тоже.

Прохор осторожно разлил крепкий горячий чай в чашки из тонкого китайского фарфора. Украшенные синим узором стенки чашек просвечивали насквозь – настолько тонким и хрупким был материал.

– Попробуйте, Никита Васильевич, – предложил Вознесенский.

Я сделал осторожный глоток – чай показался мне слишком горячим. Но он не обжигал, хотя я видел пар, который поднимался над чашкой.

– Сервиз – тоже артефакт, – усмехнулся Вознесенский моему удивлению. – Чай в чашке остается ровно таким, чтобы вам было приятно его пить.

– Как вы это сделали? – спросил я.

– Немного магии Льда, немного магии Огня, – задумчиво сказал Вознесенский. – И совсем чуть-чуть ментальной магии – чтобы угадать предпочтения гостя. Пришлось повозиться с тонким плетением магических нитей. Одна чашка разбилась…