Космическое лето

Ребята по двое сидели за деревянными партами. Перед каждым лежала рукописная книга. Такую же книгу Интен держал в руках. Все они что-то хором повторяли. Я прислушался.

– А – Адам, агроном, алый…

– Б – бабушка, болото, багор…

– В – верёвка, вихры, воротник…

Чем дольше я слушал – тем больше меня разбирала обида на весь свет. На папашу, который непонятно почему взъелся на учёбу. На маму, которая не смогла его переубедить. На Интена, в конце концов! Он ведь ни о чём меня не спросил, даже выслушать не захотел, а сразу начал смеяться.

Да что там говорить! Я злился на всю эту беспросветную жизнь, в которой только и было, что свиньи, виноградник, навоз да кукуруза! Вот так прогорбатишься до старости и помрёшь, не увидев ничего, кроме поля и сарая. И похоронят тебя на поселковом кладбище. А с него, опять же, кроме полей и сараев ничего не видно!

Оба они жадины – что папаша, что Интен! Не смогли договориться, видите ли! Папаша, наверное, попытался сбить плату за учёбу, а учитель не уступил. Вот и вся история!

И тут в моей голове мелькнула идея. Я покатал её в уме так и этак, рассматривая со всех сторон. Не скажу, что она была очень хороша. Но ничего другого я придумать не мог, как ни старался, а что-то делать было нужно. Иначе оставалось только вздохнуть и пойти домой, сдаваться на милость папаши.

Нет уж, такого подарка папаша не дождётся. Я и раньше-то не был покладистым сыном, но сегодня он допёк меня не на шутку. Пусть потом сколько угодно жалуется за бутылкой дядьке Томашу на распустившуюся молодежь.

Думай, Ал, думай! Скоро будет перемена. Надо провернуть всё без запинки. Если не получится – другой возможности у меня точно не будет. Я отошёл от окна, присел на скамейку и неторопливо перебрал несколько вариантов, оглядываясь по сторонам. Ага, вот оно!

В углу поляны, возле самых кустов стоял школьный туалет. Шесть одинаковых дощатых кабинок под общей крышей. Я зашёл в одну из кабинок, огляделся. Через щели между досками было хорошо видно здание школы, а кусты за кабинками никто не разглядит.

Я тихонько прикрыл дверь кабинки и обошёл туалет сзади. Нет, здесь меня заметят со скамеек возле крыльца. Можно залечь в зарослях широколиста поодаль, но оттуда плохо видно двери кабинок. А вот этот куст орешника отлично подойдёт. Орехов ещё нет и в помине, куст только-только отцвёл невзрачными мелкими цветами. Значит, специально сюда никто не полезет. Только бы детвора не затеяла играть в прятки на перемене!

Не успел я устроиться в зарослях, как дверь школы распахнулась. Ребятня высыпала на крыльцо и разбежалась по поляне.

Вот почему дети на Местрии любят школу. Только здесь и можно вдоволь поболтать и поиграть с другими ребятами. Дома постоянные хлопоты по хозяйству с самого раннего детства. Хорошо тем, у кого есть братишки и сестрёнки. А если нет – только в школе и отведёшь душу.

Ученики веселились вовсю. Девчонки прыгали через скакалку и менялись домодельными куклами. Ребята, видно, притащили с собой тряпичный мяч и гоняли его по поляне. Вот раздался визг и возмущённые крики – мяч угодил в девчонку, выбив куклу у неё из рук. Некоторые, присев на скамейку, жевали принесённую из дома еду.

Затаив дыхание, я лежал в орешнике и ждал. А что ещё мне оставалось?

Перемена подошла к концу. Ученики потянулись в класс. Только тряпичный мяч валялся посреди поляны, да сидела на скамейке оставленная хозяйкой кукла.

Ну, всё! Ничего не вышло! Зря только полчаса провалялся на земле. Да что же за несчастья сегодня на мою голову?

Вдруг Стип Брэндон что-то сказал приятелю, развернулся и бегом направился к сортиру. Я следил за ним во все глаза. Добежав до будки, Стип швырнул на траву сумку с тетрадками и торопливо хлопнул дверью. Я услышал, как он накидывает крючок на проушину. Потом раздалось журчание.

Я выскочил из кустов и метнулся к сумке. Моментально вытряхнул на землю её содержимое. Чернила пролились на траву, и попали на тетрадку. Этот раззява плохо закрутил пузырёк! Но главное – книга была здесь! Я схватил её и со всех ног рванул в лес!

***

Я сидел на крошечной поляне под старым рожковым деревом и, водя пальцем по странице, читал книгу. Моя спина опиралась на мощный узловатый ствол. Над головой, заслоняя небо, шелестела раскидистая крона. В ажурной листве, непрерывно щебеча, перепархивала стайка краснокрылых чивиков. Эти небольшие птички питаются плодами рожкового дерева. Но плоды ещё не созрели, поэтому в щебете чивиков явственно различались печальные нотки.

Длинные ветки дерева были густо увешаны зелёными изогнутыми рожками, величиной с мизинец. Ближе к осени рожки темнеют, становятся светло-коричневыми и высыхают. Тогда самое время собирать их, если, конечно, успеешь опередить птиц.

Говорят, именно рожковые деревья спасли первых колонистов от голода. Пока кукурузные поля не дали настоящий урожай, колонисты питались хлебом, который пекли из рожковой муки. Её и сейчас подмешивают к кукурузной, чтобы хлеб дольше не черствел, а из целых рожков варят очень вкусный суп.

Дереву, под которым я сидел, было не меньше двухсот лет. Наверное, оно застало первых поселенцев. Интересно – может быть, именно с него они и собирали рожки, чтобы испечь себе хлеб?

Морща лоб и шевеля губами от напряжения, я читал рассказ о высадке на Местрию. Он попался мне в самом конце книги и был довольно большой – целых три страницы. Но жизнь на ферме закалила меня, и я не боялся трудностей. Прочитать три страницы всяко не тяжелее, чем переколоть телегу дров.

Оказывается, прежде чем попасть на Местрию, колонисты летели в космосе целых пятьдесят лет. Чтобы они не померли от старости и скуки, их всех заморозили в специальных холодильниках, примерно так, как папаша морозит свиные туши в леднике. Лично я вряд ли согласился бы на такое издевательство. По всему видать, колонисты улетели в космос не от хорошей жизни.

Кто управлял в это время кораблём, рассказ не сообщал. Но я живо вообразил себе одинокого космонавта с седой бородой до колен, который сидит возле иллюминатора и с тоской глядит на пролетающие мимо звёзды.

Звездолёт напоминал гроздь виноградин – множество одинаковых капсул на общем каркасе. Когда корабль добрался до Местрии, люди проснулись, капсулы отделились от каркаса и приземлились. Каркас со временем тоже упал и утонул в океане.

Грешно говорить, но меня совершенно не мучила совесть за украденную книгу. Интен, конечно, обругает Стипа, ну и поделом ему! А нечего было надо мной смеяться! Теперь-то всё про справедливости. Главное – хорошенько припрятать книжку, чтобы она не попалась на глаза папаше. Но на этот случай у меня был хороший план. Мало ли укромных местечек на большой зажиточной ферме?

Когда начало темнеть, и буквы уже расплывались в глазах, я с сожалением захлопнул книгу. Побрёл по знакомой тропинке, вышел из леса и пересёк выпасы. Посёлок давно спал. На Местрии ложатся рано, а встают с рассветом и сразу принимаются за работу. К дому я подошёл глубокой ночью, неслышно прошмыгнул в калитку и пробрался на сеновал.

Летом я часто ночевал здесь – подальше от духоты и папашиного ворчания. Ещё раз погладил книгу по корешку и закопал поглубже в душистое сухое сено. Здесь папаша точно её не найдёт!

Осторожно вышел на улицу, и на меня обрушилось фантастическое местрианское небо.

Десятки тысяч звёзд торжественно сияли в угольной черноте. Некоторые из них теснились друг к другу, как будто боялись пустоты чёрного неба. Другие пылали в гордом одиночестве.

Я привычно отыскал знакомые созвездия. В зените висел Мышехвост – один его глаз горел голубым светом, а другой светил тускло-оранжевым.

Вот Небесные Сёстры – скопление сверкающих пушистых шаров. Если приглядеться получше – между ними можно увидеть маленькие звёздочки.

На востоке небо чуть отливало желтизной. Это всходил из-за горизонта второй спутник Местрии – Хирон. Ближе к утру его сменит Идра.

Немного левее созвездия Плуга я увидел незнакомую звёздочку. Еле заметная, она необычно мерцала. До боли напрягая глаза, я всмотрелся внимательнее.

Звёздочка вспыхнула ярко-красным светом. Затем угасла и вспыхнула снова – на этот раз зелёным. Снова красным. И снова зелёным. Это было чертовски странно. Я никогда раньше не видел зелёных звёзд.

Глава 2

Отца при рождении назвали Юлием. Он утверждает, что имя ему дали в честь какого-то древнего земного императора, которого убили заговорщики. Я папаше верю – мне тоже иногда хочется его прибить.

Рано утром он вручил мне большущую корзину и отправил в виноградник собирать улиток.

– К обеду корзина должна быть полной, Ал! – строго сказал отец. И добавил, что обязательно проверит.

Папаша – фермер до мозга костей. Нудный, въедливый и работящий. Он часто повторяет, что у человека должна быть цель в жизни. Вырастить хорошую кукурузу, построить новый свинарник на семейной ферме, выгодно продавать домашнее вино. В крайнем случае, освоить полезное ремесло – стать лесорубом или сборщиком свиного навоза.

Я не стал спорить. Пользы от этого всё равно не будет, так зачем тратить время зря? Стоило ему отвернуться, как я сунул на дно корзины книгу, которую спёр у Стипа Брэндона, и спокойно отправился в виноградник.

Улитки в этом году расплодились неимоверно. На каждом виноградном кусте сидели не меньше пяти моллюсков размером с половину детского кулака. Они таращили чёрные бусинки глаз на рожках и старательно выгрызали в листьях ажурные дырочки с быстро желтеющими краями.

Если дожди не прекратятся, в этом году мы останемся без вина и изюма. Конечно, кукурузе обильные дожди полезны. Но для местрианского винограда они – сущая погибель.

Я тяжко вздохнул и принялся за работу. Наклонившись, я приподнимал обвисшие к земле широкие листья, аккуратно снимал с них улиток и бросал в корзину.

Я прошёл только два ряда из конца в конец, а корзина уже заполнилась на треть. В одном месте я увидел повреждённую подпорку. Стойка прогнила у самой земли и обломилась, а перекладина всей тяжестью повисла на виноградной лозе. Пришлось искать подходящий колышек и ремонтировать.

Через пару часов от непрерывных наклонов у меня заломило в пояснице. Иногда я приседал на корточки, но тогда быстро затекали ноги и начинали болеть колени. В животе бурчало от голода. Солнце поднялось высоко и припекало не на шутку.