По прозвищу «Сокол». Том 2

Оксана едва ли не вырвала смартфон из моих рук. Едва взялась за дело, как её тут же поняли и обещали прислать бригаду.

Чем бы сегодня не были заняты в полиции, оно оказалось куда важнее трёх измордованных негодяев.

Приехавший хирург шустро оценил случившееся. Обезболивающий спрей обратил руку в деревянную чурку, можно было иголки втыкать, не почувствую. Тучка, недавно подобранный котёнок, отнеслась к чужому со страхом и подозрением, скрылась в Оксанкиной комнате и не казала носа.

В прошлый раз меня латали в госпитале. Шивший был уставший, старый, мечтавший упиться вусмерть дед. Он молчал, но я читал по шевелящимся губам, что обязательно на боковую, как только залатает меня. Но словно ему назло из голодного чрева войны притаскивали ещё раненых.

Дух гуманизма смердел потом, мочой, давно немытым телом, спёкшейся кровью. Явившийся к нас сейчас эскулап предпочитал данной какофонии запахов крепкий аромат «Нурсултана», а ведь тридцать лет назад никто и подумать не мог, что Казахстан станет Меккой для парфюмеров…

Оксана смотрела на собственный рюкзак, ошалело наблюдала за работой доктора. Он приложил к руке гелеобразующий аппарат, изнутри меня пронзило будоражащим холодком. Растёкшийся по руке гель собрался вокруг раны, стянув её края. До чего же техника дошла! Нам бы такое да в полевые условия…

С карты снялась нехилая сумма.

– Зачем? – спросила девчонка, едва проводила врача. Глянул на неё, ей что же, жалко тех поганцев? Увидел её застывший на мне взгляд. Нет, ей не жалко их, жалко меня.

Тучка всем видом давала понять, что ей тоже. Ластилась, тёрлась об ногу, норовила запрыгнуть на колени. В конце концов Оксана взяла её к себе, котёнок не стала противиться нежности её ладоней и задремала.

– Они к тебе больше не полезут. Ни к кому больше не полезут.

– Ты их убил, пап? – она испугалась, я покачал головой.

– Нет. Но примерно наказал. Поговорил.

– Эта их собака тебя так, да?

Просто кивнул в ответ, какие ещё здесь нужны слова.

– Ты извини за вчерашнее, – она заговорила вновь. Стыд красил ей щёки, огнём жёг изнутри.

– Ты о чём? – после всего случившегося слабо соображал. Оксана заварила чаю с лимоном, горделиво лежал на столе пакет с овсяным печеньем. Моё любимое, родом из детства.

Осмотрел дочь с ног до головы. Вспомнил, как вошёл, оставляя за собой красный след. Зарёванная и напуганная она мигом похолодела лицом, немеющими руками забрала собственный рюкзак. Что ей сказал? Подрался? Упал? Совершенно из головы вылетело.

– Ну вчера, ты когда ушёл… мне ведь понимать надо, ты взрослый мужчина, а мужчинам иногда надо… с женщинами…

Я даже не знал, может ли этот разговор стать ещё более неловким. В горле пересохло, я поперхнулся печеньем.

– Просто… мама всегда приводила мужчин. Наверно, с того момента, как мне четыре было. На одну, на две ночи, как будто случайных прохожих ловила на улице. И не удивлюсь, если так. Они… воспринимали меня, как предмет мебели…

– Тебя пугает, что я кого-то приведу в дом?

Она задумалась, прежде чем отвечать, зажала ладони между колен.

– И да, и… нет. Не знаю, пап. Ну сам посуди, я вдруг приобрела какой-то статус в твоей жизни, впервые почувствовала человека, который не оттолкнул. Или оттолкнул, но только поначалу. Да и глупо у нас вышла первая встреча…

– А баба Тоня что же… – тяжко было звать собственную добродушную тётушку бабкой. Словно злой колдун пожрал всю доброту, что она сотворила.

Оксана покраснела ещё гуще. Впору было приглашать художников, могли бы, глядя на её щёки, открыть новую палитру цветов…

– Она тоже не оттолкнула. Разве это имеет значение? – разозлилась на собственную оговорку, я повержено поднял руки, принимая правоту её слов. – Просто… ну, мама когда мужчину находила, для меня иногда хорошо было. Переставала пичкать меня рассказами о том, какое же ты чудовище. Не третировала, словно боялась отпугнуть новую игрушку на ночь. Просто я тогда как будто переставала существовать. Для всех и для всего. Вот и… испугалась.

Захотелось её обнять, но заныла рука. Казалось, там, под гермоплаксоидной шиной в ране что-то шевелится. Мерзкое ощущение…

– Ты ведь сегодня в школу ходила?

– В институт, – она поправила меня, изящно заложила мешающую прядь волос за ухо. – Там… там хорошо! Прям так, как мечтала! Тебе правда интересно?

– Почему нет? Не думаю, что смогу прямо сейчас уснуть, хотя и стоило бы. Потому расскажи. Я ведь о тебе совершенно почти ничего не знаю.

– Понимаю. Знаешь, когда ты меня в душе застал, принял за воровку, я злилась! Просто не сразу поняла, как это всё с твоей стороны выглядело. Наверно, обнаружив тебя у себя в ванной, также бы отреагировала.

Она глупо хихикнула, я поддержал здоровым смехом. Да уж, вот это была бы история!

– Сегодня нам рассказывали об устройстве игровых снов. Как они работают и почему! О многом я и сама догадывалась, что-то на подготовительных почерпнула, но то, что рассказывали, ни в какое сравнение! Просто новый уровень! Я как будто по-иному понимать начала!

– Ну так и из чего же они состоят? Точнее, как устроены?

– Очень хитро. Точнее, эта область ещё только развивается, понимаешь? Гибернационные камеры подобной мощности разве что у корпораций есть, но вскоре «Майнд-тек» должны выпустить линейку бюджетных.

– Труба пониже, дым пожиже?

– Что-то вроде того, пап, да! Но дело не в этом. До сих пор существовали лишь простенькие игровые сны. А сейчас индустрия в целом рассчитана на масштабные проекты.

Хотел было сказать, что я участвую в испытании этих штук, но подумал, как она на это отреагирует? Не умрёт ли от восторга?

«В вас говорит забота, Алексей. Отложенный паттерн родителя, до того вам было не о ком и незачем заботиться, но мечтали-то вы о дочери. Так легко приняли. Следом будет всё: гиперзабота, пустые волнения. Это нормально.»

Прогнал голос Нины из головы, словно злое наваждение. Вот только её-то нам сейчас к столу и не хватает!

– Они устроены по принципу Майлза-Хрётке. Ты знал, что во сне невозможно читать? Отключается часть мозга, отвечающая за подобное. А те, кто и может, говорят о жутчайшей дислексии написанного.

Я нахмурился, у меня как-то наоборот. Как назло вспомнилась та злополучная статья про охранницу. Да даст она мне когда-нибудь покоя? Оксанка тут же поспешила с объяснением.

– Играм как таковым вот уже почти сотня лет, а принцип подачи информации редко меняется. Нам ещё рассказывали, как боролись с этой проблемой.

– И как же?

– Оказалось до безумного просто. Игрок не читает или думает, что читает, а на самом деле информация подаётся прямиком ему в мозг. Точно также, как с разговорами.

– Что «точно также, как с разговорами»?

– Ну пап, снилось тебе когда-нибудь, что ты с кем-то говоришь?

Я неопределённо покачал головой. Не рассказывать же о том, что едва ли не всю прошлую неделю только этим и занимался.

– Слух – это восприятие, – она хлопнула в ладоши прямо у меня перед носом, словно решив прибить комара. Я инстинктивно отшатнулся. – Если я так сделаю, когда уляжешься на подушку, то ты проснёшься. Во сне мы на самом деле не слышим звуков, даже разговоров, внутреннее подсознательное их моделирует. Потому разговоры и кажутся такими вязкими, мутными, как будто сказали, не размыкая рта.

Странно. Если я подобное и замечал, то никогда не обращал на такое внимание.