Я отмахивался от таких снов, гнал их прочь и был рад, когда открывал глаза.
Сейчас я тоже был рад. Можно умирать сколько вздумается, а судьба, кажется, так и будет пихать ко мне полуголых девиц.
В этот раз была абсолютно голая. Сжавшись калачиком, она спала у меня на груди, словно на мягкой подушке. Маленькие, изящные ладони стискивали мою руку, словно любимого медвежонка.
Я, наверное, умилился бы, если бы не головная боль.
Интересно, у мигрени могут быть градации? Если высочайшим уровнем считают легендарную, то моя как минимум превосходила все остальные на три ступени и была разве что не космических масштабов.
Словно голова целиком и полностью состояла из теста, а трудолюбивый пекарь раз за разом разминал ее в сильных руках.
Маленький, уютный свет стеклянной лампы был слаб, наверное, ровно настолько же, насколько и я сам. Он лишь касался собой смутных очертаний, но не больше.
Кондратьич сидел ко мне боком. Пирожное в его руках было съедено лишь наполовину. Как будто бы старик терпеть не мог сладкого.
Он предавался тому же самому, что и я сам парой минут назад. Склонив голову набок, приоткрыв рот, Кондратьич клевал носом. По крайней мере, мне отчаянно хотелось в это верить.
Рядом с ним лежала винтовка.
Девчонка была пленницей гмуров. У меня накопилось к ней немало вопросов. Я хотел взглянуть на нее ясночтением, дабы понять, что за фрукт свалился мне в руки.
И не смог. Здравый смысл бежал впереди с предупреждением, страх жадно потирал ручонки. Ну, говорил он, призови свой разлюбимый интерфейс, взгляни, что сталось с твоими девчонками. Познай крайние глубины отчаяния, ведь ты же хочешь…
Я не хотел. Одна лишь мысль о том, что их всех раздавило этим обвалом, была страшнее.
Горе, готовое взять меня за руки, обещало оплакивать кончину девчонок вместе со мной. Оно и обнимет, и платок у него постиранный есть, и патрон поможет в Подбирина загнать.
Чтобы застрелиться.
В какой-то миг мысль об этом показалось столь притягательной и желанной, что стало жутко. Страх же гоготал – тебе легко жилось в мире айфонов и ноутбуков. Один, почти никого нет, никакой ответственности! Сейчас же ты попытался проглотить кусок куда больше, чем мог бы влезть в твою зевалку, и получил то, что заслужил.
Потерял почти все, чего смог достичь.
Сатана воистину мог бы радоваться – я еще никогда не ощущал себя настолько сломленным.
Мягко отстранил девчонку. Она была маленькой, словно Алиска, но не такой коренастой. Худенькая, слабенькая, будто единственным хобби в ее жизни было недоедать.
Почти точеная, хрупкая фигурка непрозрачно намекала, что она изрядно преуспела в этой гнилой затее.
Старик оказался джентльменом. Будто не желая взирать на обнаженную девчонку, он укрыл нас своим большим, толстым кафтаном. Я сложил рукав этой одежки, чтобы получилась плотная подушка, мягко опустил на него голову девчонки.
Встать получилось не сразу. Опираясь на острые края булыжников, царапая руки в кровь, я превозмогал слабость, боль и извечную усталость. Не хватало здесь разве что Биски – вот уж кто не удержался бы от ядовитой шутки даже в такой прескверной ситуации.
Моя сумка лежала рядом с Ибрагимом – я развязал тесемки, выудил пирожное, жадно вгрызся в него зубами. Есть не хотелось, меня мутило, но надо было.
Избежать ясночтения оказалось сложно. Словно воочию, одной лишь силой воображения, я нарисовал полоску здоровья. Обвал меня не пощадил, утащив с собой всю выносливость. Мана болталась почти что на нуле – то ли в бескрайних просторах своих сновидений я отчаянно творил одно заклинание за другим, то ли сегодня Биска решила меня наказать за то, что проснулся не в ее объятиях.
Нещадно кололо ступни, каждый шаг отдавался так, будто я гулял по острой стальной стружке. Ноги слушались плохо, глазам и носу не хватало света. Усмехнулся – вот же ж! Никогда бы не подумал, что на себе смогу испытать ту хохму про «дышать темно».
Чуть не споткнулся о торчащую из-под камня руку – один из гмуров, обращенных нашими стараниями в жмуров.
В воздухе стоял мерзкий дух слежавшейся пыли и свежей мертвечины – некоторых Кондратьичу пришлось уложить после случившегося.
Или это был я?
Ничего не помню с того момента, как начался обвал.
Боль отступила, когда я сгрыз яблоко. Мана, которой резко стало лучше, вернула если и не бодрость духа, то хотя бы желание жить.
С яблоком вытащил одну из свечей – ухмыльнулся, вспомнил, что у меня даже не было спичек. Будь рядом Алиска, – наверняка бы смогла управиться с магическим предметом. Я потеребил подбородок – а ведь у меня самого такой опыт был, когда я чуть не залил нутро Менделеевой огнем. Может, и сейчас получится? Не должно же оно, в самом деле, быть сложно, как ракетные техноло…
Получилось.
Пламя откушало пару единиц маны, вспыхнуло едва ли не из огнемета, струей ударив в потолок – я чуть не выронил свечу.
Свет можно было регулировать маной же – а торгаш-то умолчал, что его игрушки столь требовательны.
Зато света давали куда больше, чем фонарь Ибрагима или птенец Майки…
Майка…
Я набрал побольше воздуха в грудь – рано или поздно надо принять мерзкую правду. Надежда жила во мне одним лишь честным словом. На что можно надеяться, если Тармаева была обречена.
Я ждал сообщения о ее гибели сразу же, как только растянул перед глазами окно интерфейса. Ясночтение, словно желая нагнать побольше жути, прискорбно и загадочно молчало.
Я глянул лог – тот был полон сообщений о полученном мной уроне, о крупицах опыта, что падали мне на счет… Система отдавала должное моим умениям, не забывала напомнить о текущем состоянии…
Дебаффы злыми псами грызли мои характеристики, словно вопрошая – что, дружочек? Думал, что прерванное проклятие изыдет прочь, как сраная бздень? Дунь, плюнь, ногой притопни – и поминай как звали? Нет уж, лови, родимый, обратку.
Страшно даже представить, что должно было быть, если бы на нас обрушилась не эта урезанная альфа-версия, а полноценный релиз.
Я покачал головой – на ум шли какие-то странные, неуместные сравнения.
Вскоре дошел до тех сообщений, где лог предупреждал о том, что Майя отравлена. Закусил губу, ничего не понимая, но беспокойство решило уняться. Надежда лыбилась во весь белозубый рот. Может быть, открывать шампанское и радоваться еще рано, но было хотя бы за что зацепиться.
Я пробежался глазами по логу еще раз и еще, чуя, что упустил нечто важное.
И в самом деле упустил.
Катька Менделеева в ходе успешных действий получила следующий уровень. Знать бы еще, что за действия. За то, что вытащила Майку с того света, я готов был бы и сам ей навалить: уровней, опыта, что там еще дают?
Лишь бы они все были живы.
Интерфейс словно нарочно, чтобы меня подразнить, не показывал полоски их состояний. Наоборот, отмечал, что они по-прежнему состоят в моей группе, вот только поведать хоть какую-то информацию о них не желал.
Я стиснул зубы, поднял небольшой булыжник – мысль о том, чтобы разобрать лежащий передо мной завал, была столь же нелепа, как и притягательна. В фильмах герой в отчаянии и желании спасти любимых начинал разбирать булыжники, а режиссер с оператором пели осанну его отваге, упорству и самопожертвованию.
Мне же петь было некому.