В целом, в голове сложился сюжет. Хотя не без вранья. Не только по поводу аквалангиста, но и слов Бобби о слежке за ним, которые тот никогда не произносил.
Что же он все-таки напишет Бруку, о чем его попросить?
Норман попробовал сосредоточиться на этой задаче, но почувствовал, что отвлекают посторонние звуки.
Непонятно какие, но отвлекают.
Там, за прутьями.
Много голосов… и будто команды.
Раздалась вдруг барабанная дробь.
Еще какой-то командный выкрик, и дробь усилилась.
Неприятно мелькнула мысль, что кого-то казнят.
Нет, он же вставал на столик и смотрел сквозь прутья, там небольшая площадь, и дальше видны дома. И не было никаких сооружений, вроде эшафота или виселицы.
А может, уже есть?
Внезапно заиграл оркестр.
Норман прислушался, в мелодии почудилось нечто знакомое.
Оркестр – духовой, и не маленький.
Исполняют, показалось ему, на очень приличном уровне. Сыгранно, стройно… Но опять – так знакомо, откуда оно?
Торжественно, и торжественный строй достигает пафоса…
Вот, на вершине звучания музыка двумя финальными аккордами обсыпалась и затихла. Там, на площади, кажется, и раньше было тихо, а теперь тишина даже обрела неестественность.
И тут же в воздухе раздалось нечто трехкратное. Ну да, слившиеся, в один, человеческие голоса.
Это не похоже на казнь, скорее, какой-нибудь развод караула. Во вкусе туземцев.
Норман снова хотел вернуться к своим проблемам, и уже было начал… Изнутри, из коридора, тоже стали доноситься шумы… кто-то пробежал… и вдалеке отчетливо прозвучал голос, подавший команду: «Сми-ирно!».
Снова шум, уже приближающийся.
Норман, на всякий случай, отошел от дверей с неприятным ощущением, что могут идти к нему.
И правда, отпираемая дверь, за которой почувствовалось много людей, лязгнула… и пугающе отлетела в сторону.
«А, черт возьми, коль так, он лучше погибнет в бою!» – левая рука вскинулась на отвлекающий финт, а правая приготовилась, и он уже сделал подшаг вперед для удара…
– Норман!!
Огромная темная туша влетела в камеру. В-ноль-секунд его плечи заскрипели в немыслимой силы лапах, а голова оказалась прижатой к темному сукну, от которого пахнуло тонкими приятными духами.
– Душа моя, вот счастье!
– Брук, это ты?
Его чуть отстранили, и Норман увидел лицо. С огромной белозубой улыбкой, не изменившееся ничуть за десять лет.
Брук снова прижал его к себе.
– Мой капитан! Как я рад, как я рад!
И повернувшись к скученным в дверном проеме головам, обнимая Нормана за плечи, представил:
– Лучший квотербек всего американского футбола! А вас, олухи, не научишь ничему путному. Быстро тащите чего-нибудь!
Мозги никак не поспевают за событиями.
Они сидят на тюремных досках за столиком друг против друга и вспоминают, вспоминают…
Брук открывает вторую бутылку шампанского. На столе дорогая снедь – икра, запеченный в каких-то пахучих листьях омар…
Они уже собирались чокнуться, но раздалось повелительное:
– А где государственный секретарь?!
С той стороны произнесли через дверное окошко:
– Я здесь, Ваше величество.
– Зайди.
Появился средних лет туземец в очень хорошем, как и на Бруке, тонкого сукна костюме, только тоном светлее.
– Внеси сегодняшний день в число национальных праздников.
Тот мигом вынул блокнот и ручку.
– Как будет называться?
– Святого Нормана Грея.
– Прикажете епископу канонизировать?
– Разумеется.
Норман, вспомнив о главном, начал рассказывать Бруку про яхту, но тот небрежно махнул рукой:
– Я тоже тут после папы… люди иногда выводят из себя. Ты съешь икры.