МЁД

Только одно накопление – злобу на мир.

Я сидел в такси у ворот «дипачез» нашего с Юлей любимого терминала D. Взял с собой только загранпаспорт, деньги от «ЛеКультр» и вторые часы – ее любимые «Ван Клифф»: ограниченная серия, корпус из платины в форме пирамиды, небольшой простой циферблат; на обратной стороне, вместо обычного для турбийонов стекла, – бриллиант-каратник. Зачем смотреть на шестеренки, сделанные человеком, если можно смотреть на совершенство, созданное природой? Юля называла такие вещи «скрытый шик»: очень дорого, но оценить может только тот, кто понимает, насколько.

В любом «Ломбарде номер один» любой страны «Ван Клифф» можно продать тысяч за сто, а если повезет – за сто пятьдесят. Хватит на пять-семь лет где-нибудь в Хургаде, чтобы жить в маленькой квартирке с видом на каменоломню, из удобств – кондиционер и крошечный туалет, который можно превратить в душ, отсоединив шланг от слива. А из развлечений – ездить на побережье на автобусе, полном арабских семей: мужчины курят одну за другой, обсуждая что-то так громко, как будто каждая фраза решает судьбу мира; женщины в хиджабах отворачиваются от меня; горланящая орава детей корчит рожи и кидается бумажками.

Потом сидеть в сторонке на общественном пляже, больше похожем на выгоревшую помойку, смотреть на ржавые завалившиеся остовы кораблей и подкатывающие к ним белые барашки волн. Море дарит свою красоту всем, бесплатно. Как и огонь. Может, поэтому на них можно смотреть вечно?

А пока не сотрется, не выгорит приличная одежда, а загар из туристического не превратится в местный, по вечерам можно ходить в рестораны ближайших отелей под видом постояльца. Но когда все рубашки станут черепахового цвета, штаны вытянутся, доступ к пяти звездам будет закрыт – останется только квартирка с видом на каменоломню и автобус битком до пляжа-помойки.

Мальчик из трущоб вернулся в трущобы. Триумфальное возвращение в трущобы!

Я вспомнил, как Сусанна загибала длинные подагрические пальцы и рассказывала Юле:

– Все мальчики делятся на три типа. Первый – это умненькие, слоган: «Почему мы такие бедные, если мы такие умные?» Второй – удачливые, слоган: «Деньги есть, но не знаю, как и откуда», поэтому ненадолго. И третий – мальчики из трущоб, – она махнула в мою сторону.

– И какой у них слоган? «Бери от жизни все»? – попытался пошутить я.

Сусанна сделал вид, что вместо меня перед ней пустой стул, а Юля, вся вытянувшись вперед, спросила:

– И какие они?

– Умненькие, но неудачливые. Удачливые, но не умненькие. Все быстро теряют, потому что не умненькие. Не имеют ничего, потому что неудачливые, хоть и умненькие.

Они еще о чем-то говорили, и Юля кивала, косясь на меня. Чего было коситься? И так понятно, что я «тип третий» – мальчик из трущоб.

– Вы идете или нет?

– Что?

– Либо идете, либо нет. Я не могу стоять здесь часами! – сказал таксист.

Я положил сто долларов на подлокотник, он забрал, но все равно хмыкнул: «Да не могу я здесь стоять!»

Мне хотелось ответить: «Я тоже не могу ничего сделать!» Еще какое-то время я сидел, теребя обложку паспорта и «Ван Клифф».

Козырек на месте пассажира был откинут, шторка на зеркальце отодвинута, из прямоугольника на меня смотрела Юля: «Мне не посадить этот “самолет?… Но я смогу после себя оставить “черный ящик?, который запишет причины катастрофы».

Я кивнул, достал список, набрал номер.

– Сусанна?

– Да.

– Это Валера, муж Юли. Мальчик из трущоб.

– Какой Валера? Каких трущоб?

– Я муж Юли. Мы встречались.

– Не помню.

– Я хотел с вами поговорить.

– Зачем?

– Мы можем встретиться?

– Для чего?

– Юля пропала. Я не знаю, что случилось с Юлей.

Эти слова подействовали.

– Где пилатес-центр, знаешь? – Сусанна была из тех, кто быстро и без спроса переходит на «ты».

– Знаю.

– Напротив, сегодня в час.

***

Напротив пилатес-центра была арка во внутренний двор. Справа от нее – витрина «Агент Провокатор», слева – «Тортики на заказ». Астеничные манекены «Агента» в черных рюшах контрастировали с кремовыми фигурками Золушки и Кота Леопольда в витрине «Тортиков».

На одном из тортиков была фигурка «Мышильда», искусно сделанная из разных сортов шоколада: в кафтане Дракулы из черного, длинным хвостом из темного, остроносой мордочкой из молочного с очень реалистичными глазами – бусинами драже. К Мышильде по блестящей глазури бежали семеро мышат из белого шоколада со стружкой завитушек-ушей.

Не знаю чем, но «Мышильда» была похожа на Юлю. Захотелось разбить витрину «Тортиков», поэтому я перешел на сторону «Агента», стал рассматривать, что там. Кружавчики на трусах и лифчиках по последней моде соединялись с пластиковыми цветастыми вставками, как будто на эти места кружева не хватило, и производители залатали их кусками разных пакетов.

– По-моему, говно.

Я обернулся, увидел Сусанну. С момента нашей последней встречи она сохранила фигуру шведской лыжницы и сиськи Памелы Андерсон, но лицо стало больше похоже на Робин Райт в той части «Форреста», когда она уже вот-вот умрет. На Сусанне был бежевый тренч, на ногах – лосины для фитнеса и кроссовки-копыта «Баленсиага».

– Хорошее белье – как оправа к брюлику, – она показала на витрину. – Должно быть простым, почти незаметным. Возбуждает камень – оправа подсвечивает.

Я кивнул. Мы вошли в небольшой дворик, сели на лавочку. Из безразмерной сумки «МакКуин» она достала пластиковый лоток с салатом и бутылку с серо-зеленой маслянистой жидкостью.

– Обеденный перерыв.

– Да, – я достал фляжку «белого на черном». – У меня тоже.

– А… мальчик из трущоб! Пьешь вместо обеда?!

– Ну да, – я открыл фляжку и отпил.

Она кивнула, позиционная война между нами была безоговорочно выиграна в ее пользу, открыла бутылку с серо-зеленым, достала серебристый цилиндр-пенал, похожий на помаду, сделала «чик-чик», и на поверхность просыпалась желтоватая горка.

– Будешь?

– Спасибо, – я помотал головой. – У алкоголя нет друзей.