– Только воровать.
– Вот как? Здорово, конечно, но давай сегодня без этого. В участке нас вряд ли накормят ужином.
– Как скажешь.
– Давай я все-таки научу тебя торговаться? Смотри, схема такая: я говорю с мужчинами, ты – с женщинами. Цену сбивай сразу вполовину. Продавца это не обрадует, скорее всего, он посмеется, но ты с серьезным видом начинай понемногу повышать ставки. Когда дойдешь до отметки ниже от первоначальной цены на пятнадцать процентов, не сдвигайся с нее. Запомнил?
– Мы могли бы просто поехать в супермаркет.
– И это не было бы так весело! – Я хватаю его под руку. – Идем!
Марк сжимает в руках два огромных темных пакета, а я все не могу перестать его подкалывать, попутно разглядывая прилавки с травами и овощами, которые еще сегодня утром были в земле:
– Она тебя развела!
– Каким чудом?! Я купил помидоры за полцены!
– Пять килограммов, Марк! Что мы будем с ними делать? Откроем мини-завод по производству кетчупа?
– Но я же выбил скидку!
– Ты ничему так и не научился. Смысл в том, чтобы купить ровно столько, сколько нужно, но за меньшую цену.
– Да? А у тебя что, умница?
– Цветная капуста со скидкой в тридцать процентов и утка, к которой мне на халяву дали набор свиных копыт.
– На случай, если с твоими что-то случится?
Оборачиваюсь, вскидывая подбородок. Марк останавливается и невозмутимо смотрит на меня сверху вниз.
– Я могу и за бычьими яйцами вернуться, – предупреждаю я.
– У меня с этим все в порядке.
– Ну это пока.
Марк ухмыляется, а я улыбаюсь. Говорила же, рынок – это весело! Почти, как цирк, тоже клоунов хватает.
– Ты получаешь скидки только потому, что у тебя есть сиськи, – заявляет Марк.
– И я плачу за них каждый месяц от шести до десяти дней адской болью и кровотечением. Хочешь, поменяемся? Много ума не нужно, чтобы сворачивать шланг в улитку.
– Нет уж, спасибо. Мне и со шлангом хорошо.
– Знаешь, Марк… – Я медленно шагаю дальше по торговым рядам. – Мне всегда было интересно. Вот вы, когда на унитазе сидите, куда его деваете? Подвязываете, рукой придерживаете или через колено перекидываете?
Рядом раздается громкий раскатистый смех, и я поворачиваю голову. Рождественский заливается так, что чудом не давится собственной слюной, но все никак не может остановиться, привлекая к себе слишком много внимания. В груди теплеет, и я незаметно пытаюсь проморгаться и выпустить с выдохом лишнее напряжение.
– Кто-то еще слышал этот вопрос? – хрипит он.
– Ты первый счастливчик, – пожимаю я плечами. – Ответ будет?
Он качает головой, продолжая улыбаться, и наклоняется к моему лицу:
– Тут уж кому как повезло. Такой ответ устроит?
– Хм-м-м… А у тебя с этим как?
– А вот об этом, сестренка Диана, тебе придется только мечтать и догадываться.
– Жадина, – фыркаю я и шагаю дальше.
Проходим мимо прилавков, выбирая овощи. Пакеты тяжелеют. Грузный мужчина пролетает мимо, чиркнув острыми краями хвостов сушеной рыбы по моей руке.
– Эй! Смотри, куда прешь, курица! – бросает он.
– Прошу прощения, – спокойно отвечаю я.
– Какая воспитанная девочка, – хмыкает Марк. – Неужели ты никогда не выходишь из себя?
– Какой в этом смысл, если я все равно не могу никого убить? О! Нам туда!
За крайним прилавком стоит женщина лет сорока пяти с малиновым отливом на светлых волосах, а перед ней связки пышной зелени на любой вкус. То, что нужно.
– Ма-а-арк, – тяну я. – Твой выход.
– Что? Ты о чем?
– Не волнуйся, я все сделаю. От тебя нужно только присутствие и покорное молчание. Справишься?
Марк следует за мной к прилавку, и я принимаю его молчание за согласие. Вежливо здороваюсь с продавцом и тщательно выбираю травы. Петрушка, листовой салат, немного черемши. Хватаю пухлый зеленый пучок и разворачиваюсь, подсовывая его под нос Марку.
– Ты любишь кинзу? – провожу листьями по его подбородку и шее.
Глаза Марка вспыхивают предупреждающим огнем, но он продолжает держать рот на замке.
«Послушный мальчик».
– А как насчет рукколы? – продолжаю перебирать я.
Марк морщится, и я возвращаю рукколу на место. Передаю одобренную зелень продавцу и широко улыбаюсь.
– Какую скидку вы нам сделаете, если этот красавчик, – киваю за спину, – покажет вам сиськи?
Женщина смеется и разглядывает Марка, от которого я чувствую обжигающие волны недовольства, бьющие по позвонкам.
– Никакую.