Чистильщик

На всё дело хватило пяти секунд.

Едкий запах пороха сдавил ему лёгкие, полоснув по ним бритвой.

Микель натужно закашлялся. Романо лежал слева от кресла, его грузное тело ещё подёргивалось в агонии, словно пасхальное желе. Тёмная лужа крови расползалась под столом. Сигара, зажатая меж двух пухлых обрубков-пальцев, всё ещё дымилась. Петровский убрал оружие и наклонился над папой.

Отстегнув карабинчик от шлёвки, он выудил небольшую связку ключей из брючного кармана убитого. Затем переступил через тело и открыл сейф.

В сейфе оказалось на глаз около миллиона. Неплохо!

Он быстро сложил пачки в небольшой кейс и, перешагивая через горилл, тихо подошёл к двери.

Шума не было слышно.

Он открыл дверь в приёмную.

Романо предусмотрел это.

В грудь ему упёрся ствол «правой руки» Бруно – Ренато Бешеного. За столом Лизы он засёк ещё одну гориллу – Милано. Тот держал Маару за руку, и на ней были браслеты. «Узи» Милано лежал на столе.

– Ну-ка, поставь чемоданчик, парень, – сказал Ренато, протягивая руку.

Удар пришёлся Микелю в челюсть – бить Бешеный любил и умел. Чтобы не упасть, Петровский ухватил его за рукав, но кейс не выпустил. Во рту стало солоно.

Он припал на одно колено и с этого неудобного положения выстрелил. Пуля попала Бешеному в подбородок, прошла через голову и вышла через темя. Брызгами от мозгов запачкался безупречный потолок приёмной.

Чтобы не быть придавленным сползающим телом, Микель толкнул Ренато, и тот мешком плюхнулся на пол. Волына тюкнула в паркетный пол.

А Милано уже стоял, дико вращая глазами, он давил стволом «Узи» в висок Маары.

– Я застрелю её, слышишь, ты, ублюдок? Застрелю!

Микель опустил «Кольт».

– Какой же ты тупой, Милано. Поэтому ты не поднялся выше простой гориллы. Ты даже в помощниках бригадира никогда не ходил.

– Кидай мне кейс, Петровский. И твоя сучка не пострадает.

Петровский медленно достал зажигалку, опустив глаза в пол, и сказал, тщательно проговаривая слова:

– Милано, это не моя сучка. Мне хватит этой секунды – пока ты будешь убивать её. В этом случае у тебя шанса не будет. А вот если бы ты отпустил её – тогда такой шанс у тебя был бы. Бывают в жизни моменты, когда собственная жизнь дороже сучек.

Милано думал с секунду, потом оттолкнул Маару и поднял «Узи».

…Пуля Микеля попала ему точно в середину лба. Очередь из «Узи» вспорола потолок, окатив Микеля градом штукатурки.

Маара стояла, прислонившись к косяку, чуть бледная.

– Ты мерзавец, Петровский, – сказала она, улыбнувшись.

Глава 2

Петрович поднялся по лестнице и распахнул дверь в морозное утро.

Ещё не рассвело, и в свете фонаря, болтавшегося над подъездом, выпавший в ночь снег искрился, словно битые ёлочные игрушки.

– Маша! – крикнул он и закашлялся.

Половина восьмого утра. Жильцам пора просыпаться.

Петрович сплюнул на снег кровавым пятном и растёр его сапогом. Надо, надо бросать курить.

Из тьмы, как привидение, появилась Мария. Словно угадав его мысли, подтвердила:

– Ты бы поменьше курил, Петрович.

Она поставила метлу к стене и улыбнулась.

– Да, точно. Один знакомый у меня вот так бросил курить, и умер. Нельзя резко бросать, это же как с водкой. От резкого бросания вреда много. Где ты такую кипишную метлу взяла?

– Сама вот вяжу. Илларионовна удавится за копейку, сам знаешь.

Петрович затянулся вонючей цигаркой.

– Только я вот не помню точно, как было с этим знакомым. Вроде наоборот.

– Как наоборот?

– Ну, сначала он умер. А потом курить бросил.

Пискнул зуммер домофона и из соседнего подъезда вышла импозантная дама лет сорока. На ней была дорогая короткая шуба, чёрные колготки и белые сапожки. Она прижимала к уху сотовый телефон.

Из-за угла неслышно выплыл «Линкольн». Дама недовольно открыла дверь, и, не оббивая сапог от снега, поместила своё не очень грациозное тело на переднее сиденье.

– Сколько раз тебе говорить, чтобы ты ждал, ждал! Чтобы ты тут стоял и ждал меня, бестолочь, – послышался голос.

«Линкольн» покатил по узкой дворовой дорожке.

– Верка своего водилу ишь как распекает. А я помню, как она бутылки сдавала. Бегала к армяну в палатку. Ты-то не помнишь, не было тебя ишо.

Петрович посмотрел поверх деревьев. За квартал от двора на макушке высотки горела огромная надпись:

«Г А З П Р О М.  МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ»

Она взяла метлу и сунула такую же Петровичу – облезлую, с тремя прутиками.

– Пошли, олигарх, дорожки мести. Ты – с улицы, я здесь начну пока.

***