Счастливый билет

Счастливый билет
Алекс Динго

Роман «Счастливый билет». Говорят, что фраера жадность сгубила. Но здесь звучит как-то даже слабовато. Прямо слабенько.

Счастливый билет

Алекс Динго

© Алекс Динго, 2020

ISBN 978-5-0051-7933-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Счастливый билет

Алекс Динго

Глава первая

Майское вечернее небо над городом Архангельском, расположенным на севере европейской части России, пестрило россыпью чудных красок. Казалось, ни один художник не мог бы подобрать такой палитры. И тем более нарисовать такое чудо. Там, как будто, возникло самое настоящее жаркое пламя. И следом дымка тянулась красиво. А может, взбушевалась волна в океане. И высоко поднялась, сметая всё на своём пути. Ещё немного и всё заполнится настоящим безумием. А возможно стихия нарисовала самого Архангела Михаила. Он искусно махнул своими могучими крыльями. Он оберегал город, как и следовало миссии. Где – то далеко – далеко над самым горизонтом ещё ярко сияло солнце. И разбрасывало золотые, искрящиеся лучи в разные стороны. Словно чудный, невиданный свету алмаз сверкал. И был виден всему свету. Он ещё озарял все достопримечательности Архангельска. И Стеллу города в виде корабля с косыми мачтами, и скульптуру налим Малиныч «памятник Сене Малине» на улице Чумбарова-Лучинского. Он оседлал рыбу, как удалого коня. И, казалось, жаждал прокатиться с ветерком. Ещё здесь озарялся памятник Писахову. Тот, как будто живой шёл из магазина с авоськой в руках. Под ногами крутился кот, выпрашивая сосиску. А мастер имел вид старика Хоттабыча. На голове широкая шляпа, как будто, он приобрёл её у знаменитого фокусника. В ней точно прятался ловкий заяц. И даже не один. Пальто носил по размеру. Он был занят своими мыслями по поводу нового редкого изумительного эпизода. Озарение падало и на Михаило-Архангельский кафедральный собор, и на белокаменную колокольню возле реки, и на многочисленные катера и лодки, которые стояли возле набережной. Сияет в чудных красках и памятник Петру первому дотированный тысяча шестьсот девяносто третьим годом. Тот имел знойный вид. Он зорко смотрит вдаль, опираясь на свою знаменитую трость. И шпага имелась в ножнах. Чудно смотрится и гостиный двор. Первый порт России. На набережной красуется и стрелка – Стелла «400 лет Архангельску». И куда же здесь без знаменитого памятника тюленю, который рисуется возле великой реки. Солнечный алмаз ещё красиво сиял. И делал этот мир красивее. Издалека, казалось, что ещё чуть-чуть, и он нырнёт в воду. Река Северная Двина пребывала в тиши и безмятежности. На поверхности гуляла лёгкая рябь. Высоко кружили парами белокрылые чайки. Казалось, они заигрывали друг с другом. Каменная набережная и Красная пристань Архангельска за жаркий день прогрелась теплом. Здесь кое – где мелькали фигурки. Лёгкой походкой прогуливался и местный пёс Душка. Морда весёлая. Глаза светло – синие, добродушные. За них и кличку получил. Сам большой и лохматый. Он зачастую появлялся здесь, как истинный поклонник божественных пейзажей. Он мог часами восседать на пристани и смотреть вдаль. Здесь он и потерял связь со своим нерадивым хозяином Альбертом. Тот имел большой вес. И, как правило, сильно потел. Он всегда тянул коньяк из своей золотистой фляжки. Он сел на баркас, держась за чемодан, и куда – то уплыл. Пёс Душка всё же надеялся встретить своего хозяина. Но сейчас он был активно занят поиском своего ужина. Он уже поглотил полпирожка с капустой и немного сливочного мороженого. Но был всё ещё очень голоден. Глаза живо бегали туда-сюда. Пасть не закрывалась. Язык висел на губе. Душка, живо осмотревшись, тихонько побрёл по пустынной набережной. Он глубоко вздохнул.

Повеял лёгкий, чудный ветерок со стороны реки. Чуть зашелестела листва на деревьях. Большой город засиял яркими огнями. Улицы и переулки показали свои высокие тени. Широкие дороги ещё озарялись яркими фарами. Дерзкий лихач на розовом кабриолете просто летел по мостовой. Он включил на всю катушку магнитолу, где гремели вовсю электрические гитары. Казалось, потенциальный самоубийца в гладком алом пиджаке без пуговиц был ценителем рока и хеви. Он носил пышные светлые кудри на голове. Его лицо чем – то походило на мордочку дикого бобра.

Повеяло лёгким бризом. Ночные мотыльки держались ближе к лампам фонарей. Они резвились. Ленинградский проспект ярко озаряли искусственные огни. В ряд тянулись каменные здания. Они образовывали жилые кварталы. Дорожки и тротуары ровные, узкие и широкие вели в разные стороны. За невысоким стальным забором находилось двухэтажное помещение. На стене висела вывеска в стекле: «Детский дом – интернат №151». Довольно широкие окна забирали много озарения. На стальной, низкой, треугольной крыше восседали пернатые. Казалось, каждый из них был занят своими мыслями. На широкой площадке имелись небольшие клумбы. Лужайка зеленела. На ней покривилась тень. Возле кустов замаячила стройная фигурка. Аполлон Дуриков тихонько брёл по давно изученной тропинке. Ему уже исполнилось полных семнадцать лет. Лицо белое, весьма забавное. Волосы средней длины, густые, тёмно – золотистые. Он скрывал ими свою лопоухость. Уши торчали, как у чебурашки. Причём левое ухо больше, чем правое ухо. Он иногда злился, ощущая комплекс неполноценности. Глаза выразительные, цвета сладкого сиропа. Нос прямой, но заметно вздёрнутый на пике. Ноздри широкие. На округлых щеках небольшие веснушки. Губы полные, бантиком, алого оттенка. Подбородок острый. На левой щеке имелась небольшая ссадина. Аполлон имел стройное, неказистое тело. Плечи имели разную высоту. У него наблюдался сколиоз первой степени. И лёгкое смещение шейного отдела позвоночника. Его часто мучали головные боли. Он чуть сутулился. Аполлон, пытаясь поправить свои отклонения, часто висел на турнике. Но ни разу не мог подтянуться. В руках не имелось сил. А он всё же мечтал стать мускулистым мачо. И в целом обожал мечтать. В нём жил большой романтик и авантюрист. Сейчас на нём мило смотрелась синяя, короткая ветровка. Низ украшали тёмные вельветовые штаны. На ногах имелись кожаные, заношенные ботинки. Аполлон не знал своих родителей. Он попал в детский дом, когда ему исполнилось десять лет. Его родители, крепко выпивая, угорели в деревянном доме. Тетя Тоня, которая прописала мальчика в интернате, представилась год назад. Из всех родных ещё значился дед Артамон Крокодилкин. Ему уже исполнилось семьдесят пять лет. Ростом был невелик. Всего метр шестьдесят сантиметров с кепкой. Тот обладал диким характером. Сам весь волосатый и бородатый, как вепрь. Глаза тёмные. Нос витой, словно по нему кувалдой били. Рот широкий. Он жил в деревеньке Холм. Там рыбачил на своих любимых озёрах. По молодости он работал на деревообрабатывающем заводе тридцать пять лет. До пенсии он всё же не дотерпел. Он послал на три буквы бригадира и всех начальников. Его уволили без выходного пособия. Затем он горько запил. И поймал белочку. Артамон загремел в психлечебницу. Но быстро оттуда выписался. Теперь жил на своей фазенде, как истинный барон. Он никогда не был женат. Хотя доярку Дуньку Мальцеву он всё же обрюхатил. Та родила милую дочку Эльвиру. А затем Дунька перебралась в большой город. Там она выскочила замуж за богатого, но немолодого клерка Потапа Прудикова. Тот её просто благотворил. И устроил на работу в качестве секретаря. И Дунька сразу преобразилась. Дорогие платья и украшения, парики, косметика, спа – салоны, – сделали своё дело. Она записалась в кружок театральной самодеятельности. И грезила большими ролями в кино. А заодно крутила роман на стороне с самим режиссёром тридцати восьмилетним Антуаном Гиризовым. Тот имел мускулистое, накаченное тело. Лицо имело больше грубые черты. Глаза душевные с пальмовым оттенком. Он обладал незаурядной внешностью, большой энергией и яркой харизмой. Любовники предавались жаркой любви в костюмерной, а то и прямо на сцене за кулисами. И как – то их даже застукали в самый неподходящий момент. Он страстно зацеловывал её оголённую грудь пятого размера. И машинально двигался, глубоко проникая в её влажную плоть. Оргазм наступал запредельный. Она сексуально стонала. Воздыхатели слегка смутились, когда их обнаружили. И прямо в момент самого пика совокупления. Но не потеряли страсти. Они продолжили свои охи и вздохи.

Повеял лёгкий ветерок. На деревьях чуть зашелестела молодая, зелёная листва. Она словно что – то нашептывала. Аполлон Дуриков, бегло осмотревшись, глубоко вздохнул. Он тихонько прошёлся вперёд по пустынной площадке. Он, задумавшись, достал из потайного кармана куртки свою любимую серебристую гармошку. Та отливалась блеском. «Моя гармошка. Сыграть что – ли… Не сейчас… Блин. Как меня бесят эти придурки. Вчера мне врезали сильно по лицу. Митрофан просто урод. У него вместо мозгов опилки… Я ему врежу… Боксёр хренов… Только качается. И дружки его такие же одноклеточные амёбы. Думает, сила есть, ума не надо. Кто его так назвал? Митрофан. Бык безбашенный. Как бы ни так. Кем он себя тут возомнил… Да. Слабак… Только и умеют наваливаться. Пять на одного… Трусы они… Только так и могут придурки тупые… Нашёл мальчика для битья… Я тебе врежу гад. Пускай подойдёт… И врежу… Как они меня бесят… Надо валить… Но куда? Ещё пару месяцев… И я смогу устроиться на работу… Пока не знаю куда? Да хоть грузчиком… Только бы подальше отсюда… Рвануть к деду в деревню. Так я ему и нужен… Он тот ещё гусь. У него в понедельник пятница… Из ума он выжил… Ладно… Надо ещё немного погулять. Время позволяет. А играть что – то неохота. Так пройдусь и прогуляюсь…», – подумал он. Аполлон бегло глянул на сумрачное небо. Он глубоко вздохнул и выдохнул. Он тихонько пошёл по лужайке, вооружившись небольшой тростинкой. Он, чутко присмотревшись, остановился. Затем немного склонился. По тропинке лихо бежал большой жучок – светлячок. Казалось, он спешил домой после тяжёлого рабочего дня. А ещё хотел успеть на свой любимый, мыльный сериал. Аполлон умело применил тростинку. Он перевернул жучка на спину. Тот живо задёргал многочисленными ножками.

– Хаахааааа… Попался жучок. Куда ты так бежишь? Куда он, правда, бежит. Интересно. Какой большой светлячок. Хаахааааа… Сейчас я тебя немного помучаю… Но не бойся… Я никого не обижаю. Какой забавный. Хаахааа… Он, наверное, домой бежит. И у него большая семья. Ладно. Сейчас я тебя реанимирую… Хаахааааа…, – произнёс Аполлон.

Повеял лёгкий ветерок. Чуть зашелестела листва на деревнях. Где – то неподалёку загудела автосигнализация. И кто – то громко неподалёку закричал некрасивое слово. Аполлон, слегка улыбнувшись, перевернул тростинкой жучка. И тот вновь быстро побежал по тропинке. Он мигом скрылся в зеленоватой траве.

– Всё жучок убежал… Ему куда – то надо. Ладно… Прогуляюсь тут ещё немного…, – подумал Аполлон.

Возле дороги ярко сияли фонари. Там кружили ночные мотыльки. Казалось, они умело танцевали. У них был свой намеченный праздник. Подул ветерок. Аполлон, размахивая тростинкой, чуть прошёлся. Он резко остановился. Глаза чуть покосились. Воздух сотряс топот. На лужайке показались высокие тени. Они забавно кривились. Молодые люди со всех сторон окружили Аполлона. Все значились воспитанниками интерната. Среди них выделялся коренастый, развитый, мускулистый Митрофан. Он всегда стригся под полубокс. Волосы носил тёмно – золотистые. Лицо медное, больше грубоватое. Казалось, его отливали истинные металлурги. Глаза широкие, цвета угольков. Нос, как рубленая картофелина. Губы полные с ярко-багряным оттенком. Он увлекался любительским боксом. И тренировался на своих ровесниках. Те часто ходили с синяками. А ещё он постоянно упражнял руки. И уже просматривались мощные, округлые бицепсы. Ему несколько месяцев назад исполнилось всего шестнадцать лет. А выглядел он на все двадцать пять. Он не знал своего отца. А мать Елену просто лишили прав. Она часто прикладывалась к выпивке. На голове Митрофана сидела широкая, тёмная кепка. Кожаная куртка с короткими рукавами плотно прилегала к развитому телу. Его низ украшали широкие штаны. На ногах красовались старые, но крепкие кожаные ботинки. Его приятели Софрон, Кузьма и Егор бегло переглянулись. На лицах сияла язвительная ухмылка. Софрон имел высокий рост. Тело жилистое. Руки длинные. Голова овальная. Он носил шелковистые, светло-песочные, длинные волосы. И всячески за ними ухаживал. Лицо, как мордочка косого зайца. Кузьма самый молодой. Но, казалось, самый буйный. Он не ладил со своими нервишками. У него часто случались странные, лихорадочные атаки. Он дико психовал. И кидался на персонал. Ему даже пару раз надевали смирительную рубашку и отправляли в одиночную палату. Он стригся наголо. Глаза цвета мыльных пузырей живо бегали. Он ненормально улыбался. Лицо плоское, угловатое и малоприятное. Его мама Тоня выбросилась из окна третьего этажа, когда папа Витя в пьяном угаре сильно колотил её на глазах сына. Кузьма тоже прыгнул. И приземлился удачно. Только слегка руку себе свернул. Но уже давно всё зажило. А Тоня поломала себе ноги. И до сих пор лежала в больнице. А папу Витю осудили. Но дали ему условный срок. Кузьма уже как год жил в детдоме. Егор имел весьма приятную внешность. Лицо округлое. Волосы короткие, цвета белого песка. Глаза узкие, как щёлки. Их мутный тон не разберёшь. Нос небольшой, как скрепка. Рот маленький. Губы тонкие с алым оттенком. Его воспитывала семидесяти пятилетняя бабушка Рая. Но та захворала. И мальчика определили в детдом. Родители разбежались, когда Егору ещё исполнился один год. Молодой папа Женя Конев был неизвестно где. Мама Зина Медалькина выскочила замуж за богатого, тучного, нового русского «папика». И те попали в засаду на своём дорогом мерседесе, которую уготовили бандиты. Его изрешетили пули вдоль и поперёк. Но чудом Зина осталась живой. А вот её бойфренд Тима Сычилов по кличке Сыч отправился к ангелам. На нём не имелось и живого места.

Небо пребывало в чудных красках. Вдали зрел бледно – розовый закат. Повеял лёгкий, чуткий ветерок. На деревьях тихонько зашелестела листва. Где – то рядом загудела автосигнализация. Аполлон, взирая на лица сверстников, слегка ухмыльнулся. Он выбросил тростинку из рук. И быстро осмотрелся.

– Ну… И что вылупились…, – сказал он.

Веял лёгкий ветерок. Митрофан, держа руки на поясе, чутко смотрел на лицо своего визави. Казалось, хотел прожечь своим хищным взглядом. Глаза прищурились. Он выжидал, как истинный змей, который обитал в непроходимых джунглях. Он слегка ехидно ухмыльнулся. Митрофан чуть двинулся вперёд.

– Значит, как ты там меня в столовке обозвал… Гад. ААА, – сказал Митрофан.

– Отвали…

Аполлон живо пошёл вперёд. Но на его пути стоял коренастый соперник. Митрофан слегка толкнул руками своего визави. И тот чуть попятился.

– Отвалите от меня придурки…, – произнёс Аполлон.

– Ты не ответил… Как ты сегодня меня обозвал? Что очко играет теперь? – сказал Митрофан.

– Хаахааааа…, – ненормально засмеялся Кузьма.

– Пошёл ты хрен…, – ответил Аполлон.

– Он тебя варёной сосиской обозвал… Митрофан. И все услышали… Ещё засмеялись. Особенно девчонки…, – сказал Егор.

– Нет… Он его облезлой сосиской обозвал… И все ржали. Даже воспитатели…, – добавил Софрон.

– Хаахааааа…, – засмеялся Кузьма.

– Заткнитесь… Уроды…

– И что? Не будешь толкаться… Я тебя за дело обозвал…, – произнёс Аполлон.

– За дело говоришь… Вот и тебе за дело гад…, – ответил Митрофан.

– Отвали от меня…

Повеял лёгкий ветерок. Митрофан, умело размахнувшись, плотно врезал по лицу визави. Аполлон, махнув руками, попятился. В глазах зарябило. Под правым глазом появилась тяжесть. Губы, казалось, завибрировали. И боль дала о себе знать. Ноги покосились. Дрогнули в коленках. Аполлон завалился на траву. Софрон, Кузьма и Егор чуть отошли в сторону. Они бегло переглянулись. Кузьма ненормально ухмылялся. Глаза живо бегали. Казалось, он был готов наброситься на своего оппонента. Аполлон, лёжа на спине, невероятно разозлился. Он быстро сплюнул изо рта кровавую слюнку. Губа верхняя просто ныла. Мысли путались. «Вот же скотник… Я ему сейчас врежу… Плевать на этих сосунков… Врежу ему. чтобы запомнил… Вот же урод. Стоит ухмыляется гад… Сучий потрох… Сейчас я тебе врежу…», – подумал он. Аполлон натужил все свои жилы. Он зорко глянул на лицо Митрофана. А тот стоял, как ни в чём не бывало. Он широко улыбнулся. Глаза сияли, как у редкой амфибии. Футболка выделяла его мощный торс.

– ААААААА…, – закричал Аполлон.

Веял чуткий ветер. Аполлон резко вскочил на ноги. Он тут же бросился, как вепрь на соперника. И лихо замахал руками. Митрофан попятился. Глаза округлились, как у дикого сыча. Он, защищаясь, опростоволосился. Он ощутил боль, получив удар по лицу. Губа треснула. И на подбородке показалось пятнышко багряной влаги. Митрофан резко выплюнул изо рта горькую слюну. Он яростно глянул на своего визави. Аполлон опустил руки. И быстро дышал. Лицо покраснело. Он бегло осмотрелся. И, казалось, хотел побежать, но стоял на месте.

– Ну… Всё урод… Я тебя сейчас раздавлю, как блоху… Мочи его парни…, – произнёс Митрофан.

– ААААА… Уроды… Не подходи…, – закричал Аполлон.

Повеял лёгкий ветер. Митрофан живо бросился вперёд. Он, вытянув руки, крепко схватил Аполлона за грудки. Тут же подоспели и его соратники. Софрон, Кузьма и Егор умело схватили недавнего приятели за руки. И плотно навалились. Аполлон упал на траву. Он закрыл руками лицо. Все жилы напряг. Ноги подогнул в коленях. Он тут же ощутил боль в спине. Митрофан умело врезал ногой. Затем ударил вновь. Софрон, размахнувшись, проверил пресс романтика. И заметно вложился в удар.

– АААААА… ААА, – громко закричал Аполлон.

– Мочи его парни. Вот тебе за сосиску гад…, – произнёс Митрофан.

– Так его… Ублюдок…

– АААААА…

Кузьма просто одичал. Он, взирая на оппонента, подпрыгнул. И крепко врезал ногой по руке Аполлона. Там сразу появился довольно большой синяк. Егор бил в пол силы. Но считал Митрофана авторитетом.

– АААААА… Козлы… Отвалите от меня, – громко закричал Аполлон.

Повеял лёгкий ветерок. Митрофан резко махнул ногой. Его кожаный ботинок ощутимо скользнул по щеке Аполлона. И того пленила жуткая боль. Появилась багряная ссадина. В глазах потемнело. Губы задрожали. В ушах теперь стоял странный гул. И мышцы сразу ослабли. Он, казалось, перестал сопротивляться. Всё же Софрон ещё ударил по руке. И был доволен собой. Кузьма врезал по пятой точке несколько раз. Но без размаха. Просто бил на автомате. Егор отошёл в сторону. Он заглотил слюнку. Глаза широко открыл. Казалось, он немного испугался.

– С него хватит….Сюда идут… Валим, – крикнул он.

– Всё валим парни…, – ответил Митрофан.