Бумажные цветы

Бумажные цветы
Алекс Д

«Бумажные цветы» – история о безумии жизни, людей и сложности выбора, который предстоит сделать главному герою, чтобы излечить душу любимой девушки.Мира: Бумажные цветы никогда не завянут. Бумажный снег никогда не растает. Бумажная девочка никогда не умрет, и будет жить вечно на снимках, запечатлевших их преступления. В тот день, когда они нарисовали этот мир и нас, кто-то забыл спрятать ножницы.Содержит нецензурную брань.

В оформлении обложки использована фотография автора Rob Hefferan с https://www.pinterest.ru (https://vk.com/away.php?to=https%3A%2F%2Fwww.pinterest.ru&cc_key=)

«Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри.»

Зигмунд Фрейд.

Пролог

"Он и она. Грустный напев. Его пальцы так робко тянутся к нашему неосязаемому счастью. Его тихая улыбка так тактично предлагает Утешение, которого мы не просим.

Она: Мое сердце полно пепла и лимонных корок.

Он: Не уходи чересчур далеко.

Она: Я уйду лишь в себя. Ты всегда меня там найдешь.

Он: Если бы я любил весь мир, как люблю тебя, я бы умер."

Лэнг Р.Д.

Отрывок из дневника Даниила Казанцева:

«Поздний вечер. Я вошел в темную захламленную прихожую, щелкнул выключателем. Принялся неспешно раздеваться, не удивляясь, что меня не встречают.

– Дома есть кто? – снимая кожаную куртку и вешая в шкаф, громко спросил я. Сестра появилась в крохотной прихожей, как маленький тайфун, бросилась мне на шею и звонко чмокнула в губы. Я рассмеялся, обнимая хрупкую фигурку. – Славка, подожди, дай хоть раздеться. Ты одна? Мама где?

– Данька, как я соскучилась. Ты куда пропал? – отстранившись, оживленно щебетала Мирослава, ее потрясающие изумрудные глаза блестели от радости и обиды одновременно. – Даже не звонил! – она возмущенно стукнула меня по щеке. Несильно и не преднамеренно. Совсем, как ревнивая подружка. Славка никогда не умела держать в узде разбушевавшиеся эмоции, и сейчас они дали о себе знать. Девчонка негодовала. Я снова улыбнулся, разглядывая маленького колючего ежика. Такая смешная и трогательная, в простой хлопчатобумажной голубой майке на тонких бретельках и шортиках с розовыми мишками. Я неожиданно понял, что тоже безумно скучал по своему лохматому темноволосому дьяволенку с чистыми изумрудными глазами. Уловив мой ностальгический настрой, Мира сменила гнев на милость и снова прильнула ко мне, уткнувшись носом в плечо. Шмыгнула, словно собиралась разреветься. Я погладил шелк ее волос и мягко обнял.

– Прости, малышка. Я задержался. Ты так не сказала, где все… – дав ей время успокоиться и проникнуться моим теплом, ласково спросил я. В обнимку мы пошли в комнату, которую с детства делили на троих. Усадил ослабевшую сестру на кровать и приподнял пальцами дрожащий подбородок. Краем глаза я заметил, что все постельное перевернуто вверх дном. Бедняжку снова мучили кошмары.

– Мама ушла в ночную смену, а Ди тусуется где-то со своим байкером. И вчера мамы не было, а они ночевали у нас.

Я изумленно замер. Руки, придерживающие напряженную спину Миры, инстинктивно сжались в кулаки.

– Дианка посмела приволочь своего кабеля сюда? – едва сдерживая клокочущий внутри гнев, спросил я. Мирослава подняла на меня влажные и зеленые, как трава, глаза. Виноватая улыбка тронула красиво очерченные губы. Я боялся представить, чего навидалась прошлой ночью моя маленькая невинная сестренка.

– Я не должна была говорить. Пообещай, что не скажешь Диане.

Я начал подниматься, готовый сокрушить все вокруг, но Слава удержала меня, вцепившись в мою руку. – Даня! – полный отчаянья взгляд взывал к моему благоразумию. – Я спала на кухне. Ничего страшного не случилось. Не по подвалам же им ютиться.

– А сейчас, они где, по-твоему? – запальчиво спросил я, чувствуя, как от напряжения сводит мускулы лица. В этот момент я ненавидел их обеих – свою мать и Диану. Мирославе всего… уже семнадцать, но возраст тут не причем. Просто эту девочку нельзя оставлять одну. Она не похожа на других. Пусть и не самая младшая в их семейке, но самая уязвимая. Непосредственная, слабая, импульсивная, добрая и по-детски наивная. Хорошо, что она избегает общения со сверстниками, помимо необходимого минимума в пределах школы. Ее так легко сбить с толку, увлечь. Мирослава нуждается в постоянной опеке и присмотре. Неужели они не видят этого? Какая мать оставит в одиночестве на целую ночь свою дочь, зная, как она склонна к меланхолии, стрессам, резким переменам настроения. Нестабильная психика, так говорит о Мире мама. Но, кто в этом виноват? Мирослава не нестабильна, она просто очень ранимая, впечатлительная натура, очень тонко чувствующая окружающий мир, отчаянно боящаяся реальности.

– Мира, они не обидели тебя? – мягко спросил я, стараясь справиться с нахлынувшим гневом. Ни к чему пугать ее еще больше. Она отрицательно покачала головой, поджимая под себя длинные ноги. Я невольно скользнул по ним взглядом, потом посмотрел в трогательно милое личико. Невинное и прелестное. Сердце сжалось от мысли, что однажды какой-нибудь мужлан навсегда сотрет это выражение, превратив в еще одну прелестницу с оценивающим блеском распутных глаз. Возможно, я тиран и эгоист, но я не хочу, чтобы Мира менялась, становилась взрослой, познала вкус настоящей жизни со всеми ее вытекающими. Она – единственное светлое пятно в моем гнусном не имеющем определенного смысла существовании. Я хочу сохранить ее для себя. Маленькое солнышко над прожженной раскаленной пустыней, которой являюсь я. Она не узнает о том, что три последние ночи я провел с одной солидной холеной дамочкой, очень нуждающейся во внимании … и не только. Но мне придется сказать о другом. Осенью я уезжаю в Москву, чтобы поступить на технический факультет в МГУ. Поэтому мне необходимо много денег. Подойдет любой источник, я на все готов пойти, лишь бы уехать отсюда. Но грузчиком или разнорабочим столько не заработаешь.

– Даня… – положив голову мне на плечо, тихо позвала Мира. Отогнав тяжелые мысли прочь, я посмотрел в обращенное ко мне лицо. Меня накрыла волна нежности и любви. И яростной боли. Я любил ее иначе… Не так, как положено любить сестру. И я не чувствую себя моральным уродом. Нет сильнее страданий, чем те, что причиняю я сам себе. День за днем, погружаясь в тоску и одиночество. И я не вижу выхода. Ни одного из приемлемых вариантов. Остается одно – уехать, пока не стало слишком поздно. Мне на долю секунд захотелось послать весь мир с его законами и моральными устоями, собрать Мирославу в охапку и сбежать на край света, туда, где никто нас не знает, и любить ее так, как никто другой не сможет, не сумеет. Она поехала бы со мной. Я знаю. Знаю, что она тоже меня любит. Но мы не сможем, не имеем права.

– Где ты был? – спросила она тоненьким голоском. Я отвернулся, не в силах выдержать чистый и открытый взгляд Миры. Мне захотелось расплакаться впервые в жизни, и задать вопросы, мучающие больше всего на свете, самые важные, животрепещущие для меня. "Почему ты, Мира? Почему я? Почему это случилось с нами? Кто виноват?" Но мне не у кого просить ответа. Нам остается одно – смириться и забыть.

– Где ты был? – повторила Мира. Мой ангел. Я не смогу ее забыть. Никогда не смогу.

– Неважно. – тряхнув головой, ответил я.

– Зачем ты причиняешь мне боль, Даня? – робко касаясь моего лица прохладной ладошкой, произнесла Мира. Я вздрогнул от неожиданности и поцеловал ее пальцы. Она снова всхлипнула, крепче прижавшись ко мне. Ощущения ее юного неискушенного тела так близко, сводило с ума, вносило сумятицу в мысли.

– Не называй меня так. – глухо отозвался я. – Я был Даней, когда мы были детьми.

– Даниил Сергеевич? – шутливо подразнила меня Мира. Озорная улыбка украсила ее лицо. Оно словно подсвечивалось изнутри, сияло. Нет ничего прекраснее в этом насквозь прогнившем мире. И ничего дороже. И так было всегда. Мне кажется, что еще до ее рождения, я знал, что она придет. И возьмет в плен мою душу. Сожмет крепко-крепко в маленьких ладошках глупое сердце. С самого детства мы были вдвоем против целого мира, чужие, непонятые для всех остальных.

– Ты – глупышка. – улыбнулся в ответ. Мы смотрели друг на друга бесконечно долго. Она больше не сияла внутренним светом. Страдала так же, как и я. Мы оба понимали. Мы слишком хорошо знали друг друга, чтобы не узнать, не догадаться, что грань давно пройдена, и мучились в поисках выхода.

– Кто она? – безжизненным голосом спросила Мирослава. Я изобразил недоумение.

– Кто?

– Женщина, от которой ты пришел. От тебя несет за версту ее духами. – Мира презрительно сморщила свой хорошенький носик и решительно отстранилась от меня. Лучшее, что она могла сделать. Скинув обувь, я вытянулся на кровати, заложив руки за голову. Мира сидела на самом краешке, уткнувшись подбородком в коленки. Длинные черные волосы окутывали ее с головы до перламутровых ноготков на ногах. Она не осознавала, как красива в этот миг, но осознавал я.

– Эта женщина ничего для меня не значит. – спокойно произнес он. Мира не повернулась ко мне, теребя пальцами дешевую цепочку на левой ноге, подаренную мной в прошлом году.

– Но ты оставил меня ради нее на целых три дня. Ты знал, что эту неделю мама работает по ночам.

– Я надеялся на Диану. Слава, она обещала, что позаботиться о тебе. – Мне было стыдно за то, что бросил ее, но и быть рядом каждый день становилось все сложнее. Мы уже не дети. А играть во взрослые игры не имеем права.

– Ты тоже обещал! – Мира вскинула голову, яростно выстрелила в меня укоризненным взглядом. – Обещал, что всегда будешь со мной.

– Не будь ребенком! Я не могу следить за тобой двадцать четыре часа в сутки. – резковато ответил я.

– За мной не нужно "следить". Ты исчез на три дня, и ничего не сказал.

– Я не должен перед тобой отчитываться. Ты мне не мать.

Мирослава обиженно поджала пухлые губки. Взгляд потух.

– Вот, как ты заговорил. Неужели тебе было так с ней хорошо, что ты ни разу не вспомнил обо мне? Я совсем одна здесь. Мне страшно, когда тебя нет рядом. А ты развлекаешься с какой-то шалавой и еще отчитываешь меня, как маленькую. Скажи, если бы я исчезла? Завела бы себе парня и зависала у него сутками?

– Слишком много "бы". Не находишь? – раздражаясь, спросил я. Мира придвинулась ко мне и склонилась. Кончики ее волос задевали мои щеки, приятно щекоча.

– А ты уверен, что у меня никого нет? Так твердо уверен, что все обо мне знаешь? Ты, как сам выразился, не следишь за мной двадцать четыре часа. Думаешь, у меня не было возможности скоротать пару приятных часов с самым симпатичным парнем из класса? Между прочим, этот парень предложил мне встречаться и вместе пойти на выпускной. И я согласилась. Вот так-то. – Мира самодовольно хмыкнула, собрав волосы в хвост и перекрутив их, перебросила через правое плечо. Я недоверчиво изучал незнакомое выражение на лице девушки. Бретелька соскользнула с худого плечика, и майка держалась только на упругой округлой груди. Сквозь тонкую ткань отчетливо угадывались очертания сосков. Мучительное запретное возбуждение пронзило меня, словно молния. А в купе с гневом, стыдом и ревностью, то была гремучая смесь.

– Ты лжешь. – рявкнул я, чувствуя, как темнеет в глазах. Мира откинула голову назад и рассмеялась. Грудь под мойкой плавно колыхалась, и я не мог отвести от нее взгляд. Смех Миры только подлил масла в огонь, который и без того полыхал ярким пламенем. Но все изменилось неожиданно. Мирослава прижала ладонь к губам и притихла. Виновато улыбнулась, заискивающе глядя на меня.

– Извини. Я преувеличила. Не сердись. – прошептала она, вытягиваясь рядом со мной и подпирая щеку ладошкой. Доверительный взгляд сбил с меня всю спесь. Я успокоился. – Парень действительно существует. И он предложил мне встречаться, но у нас ничего не было. Скоро выпускной, и мы оба понимаем, что я не могу пойти туда с тобой.

– Тоже самое я сказал тебе в позапрошлом году. – усмехнулся я, вспомнив, как Мира напрашивалась в спутницы на праздник по окончанию школы. Неужели целый год прошел?

– Да. И ты пошел с Лариской из соседнего подъезда. Она до сих пор льет по тебе слезы.