Город Бездны

Раздался щелчок, и яйцеобразная голова робота раскрылась, как будто развалилась его черепная коробка. Сходство усиливалось из-за шаровидного экрана, который оказался внутри: его заполняло медленно вращающееся объемное изображение мозга, почему-то сиреневого цвета. В глубине клубились какие-то призрачные молочные облачка. Разумеется, это был мой мозг. Но мне проще было бы узнать себя на портрете кисти художника-абстракциониста.

Пальцы сестры Души залетали над вращающимся шаром.

– Проблема в этих светлых пятнах, Таннер. Перед вашим пробуждением я ввела вам бромдеоксиуридин. Это искусственный аналог тимидина, одной из нуклеиновых кислот ДНК. Аналог поступает вместе с тимидином в новые клетки мозга, чтобы мы могли проследить течение нейрогенеза – образования новых мозговых клеток. Светлые пятна обозначают места скопления индикатора – места скопления недавно появившихся клеток.

– А я думал, нервные клетки не восстанавливаются.

– Этот миф похоронили пятьсот лет назад, Таннер, но отчасти вы правы: для высших млекопитающих регенерация нервных клеток – весьма редкий процесс. На этом скане вы видите еще менее обычное явление: обособленные участки концентрированного нейрогенеза, который продолжается до сих пор. Это функциональные нейроны, организованные в сложные структуры и связанные с вашими старыми клетками. Все тщательно продумано. Вы видите, что светлые пятна расположены вблизи ваших перцептивных центров? Простите, но это весьма характерный симптом, Таннер. Как и ваша рука.

– Моя рука?

– У вас на ладони рана, правда? Это симптом заражения одним из индоктринационных вирусов семейства Хаусманн. – Она выдержала паузу. – Мы обнаружили этот вирус у вас в крови, вернее сказать, искали его целенаправленно. Вирус внедряется в вашу ДНК и заставляет ее генерировать новые нервные структуры.

Блефовать не имело смысла.

– Интересно, как вы с ним познакомились.

– За последние годы возможностей было предостаточно, – сказала Душа. – В каждой бочке слякоти… ой, простите, в каждой группе «спящих», поступающей сюда с Окраины Неба, хотя бы один человек инфицирован. Вначале, конечно, мы были заинтригованы. Нам кое-что известно о культах Хаусманна. Излишне говорить, что мы не одобряем способ, которым они распространяют свою систему верований… Увы, мы потеряли много времени, пока распознали механизм вирусной инфекции и поняли, что эти люди скорее ее жертвы, нежели убежденные сектанты.

– Блаженно неведение, – вмешалась Амелия. – Но в вашем случае, Таннер, мы способны помочь. Вам является в снах Небесный Хаусманн?

Я кивнул, но воздержался от комментариев.

– Так вот, мы можем уничтожить вирус, – продолжала Душа. – Это нестойкий штамм, со временем он разрушится самостоятельно, но мы можем ускорить этот процесс, если захотите.

– Если захочу?! Я не понимаю, чего вы до сих пор ждали.

– Извините, но мы бы никогда не пошли на это по собственной инициативе. А ну как потом выяснилось бы, что вы инфицированы добровольно? В такой ситуации мы не имеем права вмешиваться…

Душа похлопала робота по блестящему корпусу. Тот закрыл свой череп и удалился, пощелкивая на ходу. Он двигался на манер краба, только куда изящнее.

– Но если вы хотите выгнать вирус, мы можем приступить безотлагательно.

– Сколько времени это займет?

– Пять или шесть дней. Как вы понимаете, нам бы хотелось проследить за процессом – иногда может потребоваться вмешательство.

– Тогда пусть вирус убирается своим ходом.

– Коли так, вся ответственность за последствия ложится на вас, – вздохнула Душа.

Она поднялась и с раздраженным видом покинула домик. За ней послушно семенил робот.

– Таннер, я… – начала было Амелия.

– Давайте не будем об этом, хорошо?

– Мне пришлось сказать ей.

– Знаю. И нисколько не сержусь. Единственное, о чем прошу: не отговаривайте меня покинуть хоспис. Пожалуйста.

Она промолчала, но просьба была принята к сведению.

После этого я еще с полчаса тренировал ее. Мы почти не разговаривали, и у меня было время поразмышлять о том, что мне показала Душа. К тому времени я вспомнил Васкеса Красная Рука. Он свято верил, что уже не заразен. Но, скорее всего, от него я и подцепил эту дрянь. Впрочем… может быть, мне просто не повезло. Я довольно долго находился на мосту, наводненном сектантами Хаусманна.

Но Душа сказала, что штамм нестойкий. Может, она и права. Пока что я мог похвастаться только стигматом и парой тематических сновидений. Небесный Хаусманн не являлся мне при свете дня и не обращался ко мне, когда я спал, так что до одержимости дело еще не дошло. Не было желания окружить себя вещами, как-то связанными с его личностью и эпохой, и я не впадал при мысли о нем в религиозный экстаз. Он для меня был тем, кем был всегда, не больше и не меньше, – историческим деятелем, человеком, который совершил жесточайшее преступление и понес столь же страшное наказание. Но он стоил того, чтобы его помнить, потому что подарил нам целый мир. В истории полным-полно таких людей со сложной репутацией; их деяния не черны и не белы, а окрашены в мутные оттенки серого. Так почему я должен поклоняться Хаусманну? Только потому, что мне приснилась пара дней из его жизни? Нет уж, я сильнее этого.

– Не понимаю, почему вы так торопитесь покинуть нас, – сказала Амелия во время передышки, отбрасывая со лба влажную прядь волос. – Вам понадобилось пятнадцать лет, чтобы попасть сюда, – что значат еще несколько недель?

– Наверное, я нетерпелив по натуре, Амелия.

Она недоверчиво посмотрела на меня. Пожалуй, требуется аргументация.

– Видите ли, этих пятнадцати лет для меня все равно что не было – будто я только вчера собирался сесть на корабль.

– Неубедительно. Сейчас или неделей-двумя позже – разница пустяковая.

Как бы не так. Разница просто огромная… Но Амелии нельзя знать всю правду. Значит, мне надо вести себя как ни в чем не бывало.

– Вообще-то, – взял я небрежный тон, – у меня есть еще один повод поторопиться. В ваших архивах, наверное, не сохранились сведения о том, что я… путешествовал не один. Моего спутника, наверное, уже успели «отогреть».

– Пожалуй, это возможно, если тот человек сел на корабль раньше вас.

– Вот и я так думаю. По сути, он мог не проходить через хоспис, если у него не было осложнений. Его зовут Рейвич.

Мои слова удивили ее, но явно не вызвали подозрений.

– Я помню человека с таким именем. Он проходил через нас. Арджент Рейвич, верно?

– Да, это он, – улыбнулся я.

Глава 8

Арджент Рейвич.

Когда-то давно это имя для меня ничего не значило. Сейчас в такое трудно поверить. Слишком уж долго это имя, вернее, существование человека, его носящего, является краеугольным камнем моей личной вселенной.

Впрочем, я хорошо помню, когда впервые услышал имя Рейвича. Это случилось в Доме Рептилий. Была ночь, и я учил Гитту обращаться с пистолетом. Примерно так же, как сегодня учил Амелию защищаться от брата Алексея. Аналогии обладают свойством воскрешать воспоминания.

Дворец Кагуэллы на Окраине Неба представлял собой длинное здание в виде буквы «Н», со всех сторон окруженное джунглями. На крыше дворца высилось второе Н-образное сооружение, в один этаж, но поуже основной постройки, что позволило окружить ее низкой террасой, огороженной высоким барьером. Слов нет, позиция выигрышная, но полоса расчищенной территории примерно в сотню метров шириной, опоясывающая Дом Рептилий, совершенно не просматривалась, если только не стоять на стене, глядя через край. Казалось, высокие мрачные заросли вот-вот хлынут через стену на террасу, подобно вязкому зеленому приливу, и погребут дворец в своих глубинах. Ночью джунгли превращались в море непроницаемой черноты. Все цвета исчезали, зато местные обитатели наполняли ее тысячами голосов, не похожих ни на что. На сотни километров вокруг не было ни одного человеческого жилья.

В ту ночь, когда я обучал Гитту, было необычайно ясно, звезды усеивали небо от верхушек деревьев до зенита. У Окраины Неба нет лун, а несколько ярких анклавов на орбите планеты опустились за горизонт, но террасу освещали десятки факелов, которые держали в пастях золоченые гамадриады, выстроившиеся на каменных пьедесталах вдоль стены. Кагуэлла был помешан на змеиной охоте. Последней его навязчивой идеей было поймать почти взрослую гамадриаду – в пару к юной особи, в настоящий момент обитавшей где-то в недрах Дома Рептилий. Кагуэлла ухитрился изловить ее в прошлом году.

Моя служба у него только начиналась, когда я принял участие в той охотничьей экспедиции… и тогда же впервые увидел его жену. Кагуэлла вручил ей охотничье ружье из своей богатой коллекции, и она даже сделала пару выстрелов, но это явно были ее первые в жизни выстрелы. В итоге Кагуэлла попросил меня дать ей несколько импровизированных уроков стрельбы, пока мы находились в лесу. Приказ есть приказ. Гитта даже кое-чему научилась, но было ясно, что из нее никогда не выйдет хорошего стрелка. Впрочем, это вряд ли имело значение: она не интересовалась охотой. Сохраняя стоическое спокойствие в течение всей экспедиции, Гитта совершенно не разделяла первобытной страсти Кагуэллы.

Вскоре даже Кагуэлла понял, что напрасно теряет время, пытаясь сделать из жены охотницу. Все же он настоял на том, чтобы по возвращении мы продолжали уроки – пусть не столь интенсивно, но регулярно. Теперь целью была самооборона.

– Зачем? – спросил я. – Если вы нанимаете людей вроде меня, вашей супруге можно не беспокоиться.