Мам, ты должна это видеть!

– Господи, какой же я кретин… Всё кончено, Эшли. Между нами ничего больше не будет.

Я просто грубо воспользовался её неадекватностью и чуть не трахнул. От этого мне становится мерзко. Мне мерзко смотреть, как она едва натягивает колготки и шепчет ругательства.

– Прости.– говорит она наконец.

– Просто больше никогда так не делай. Забудь обо мне, – говорю я и с каждым словом мне всё больнее.

– Я поеду домой. Вызови мне такси, Клайд.

Её красивый усталый голос и отвратительность происходящего окончательно добивают меня.

Я вызвал ей такси и проводил. Каждая секунда доставляет мне ужасную боль.

Что она чувствует? Понимает ли, что происходит, или вспомнит об этом только на утро? И вспомнит ли вообще?

Фарран сидел на кухне один, Гэри и Мэри уснули на диване. Фарран посмотрел на меня, и мне стало вдвойне стыдно. Он молча кивнул и уткнулся в телефон.

Я помогаю ей сесть на заднее сиденье. Её взгляд проясняется. Она не отпускает мою руку и мне хочется кричать. Она снова извиняется, но я закрываю дверь. Она не смотрит на меня, когда такси уезжает. Я возвращаюсь в дом. Тихо играет какой-то лоу-фай, повсюду конфетти, баночки, бутылки и стаканчики. Знатно погудели, боюсь, Гэри и Мэри с утра будут в плохом настроении.

Фарран сидит за длинным столом на барном стуле, в бокале у него что угодно, но не алкоголь.

– Это что, кофе? – спрашиваю я.

– Ну конечно.

– В бокале, – сомневаюсь я.

– Ты можешь отхлебнуть немного. Мы все имеем право на комфорт, мне, допустим, периодически хочется выпить кофе из бокала, а тебе наступить на грабли.

– Ох-х, не начинай.

– До рассвета у нас еще полно времени… – говорит он с усмешкой.

– Да ладно тебе.

– Хорошо, у меня есть масса других интересных тем для разговора, например… – говорит он и покачивает бокал с кофе.

И тут мне в голову взбредает мысль, которая впоследствии изменит мой мир навсегда.

– Погоди, у меня вопрос.– говорю я.

Я до сих пор не знаю, хорошая ли это была мысль.

– Какой? – спрашивает Фарран.

Наверное, тогда мне следовало остановиться.

– Почему все рассказывали страшные истории из своей жизни, а ты нет? Ты рассказал кусок из Некрономикона, я точно знаю.

– О, похвально. Я не знаю, пришло на ум. Разве не было жутко? – спрашивает он, а на лице у него неожиданно появляется тревога.

– Да ну, не гони, у тебя стопудово было что-то жуткое в запасе. Можешь рассказать мне, если там что-то стыдное. Я не буду трепаться. Я думаю, мне просто нужно отвлечься от того, что сейчас было.

С минуту мы молчим. Что происходит в его голове в этот момент, мне интересно.

– Ты уверен, что хочешь это знать? – его голос преображается и становится каким-то сухим… и мне становится жутко. В его глазах мне чудится какое-то движение.

Будто что-то в глубине его глаз пошевелилось, но тогда я подумал, что это просто свечной блеск.

– Да, думаю да.– сказал я. Мне правда нужно было отвлечься.

И если бы я отступил, я бы никогда не узнал, кто такой на самом деле Фарран Мендоза младший.

– Тогда налей себе чего-нибудь покрепче, парень, – говорит он тихо, его голос как-то странно искажается, как мне показалось, от сигареты.

Я послушно встаю и наливаю себе виски. Я не собираюсь его пить, мне всё ещё плохо, но я чувствую, что если я сделаю что-то не так, тонкая нить разговора будет разорвана.

– Эту историю знают только мои родители, сестра и моя Агат.

Его девушку зовут Агата, но она разрешает звать себя Агат, как в популярном сериале про какого-то Стивена.

– Поэтому я прошу отнестись к этому серьезно и не перебивать. Это долгая история и если ты не сможешь высидеть до рассвета, то лучше и не начинать. Как-нибудь в другой раз.

Он изменился, я отчетливо это вижу. От улыбки не осталось ни следа, а лицо стало невероятно печальным, как с какой-нибудь картины эпохи ренессанса. Им бы понравилось, как выглядит Фарран. Но не мне. И всё же я не могу остановиться. Мне становится жутко, признаться честно. Очень жутко, но страшно интересно, ведь я не видел Фаррана таким никогда. Я говорю:

– Окей, я готов. Реально.

Он смотрит на меня и мрачно усмехается.

– Вот уж не думал, что стану еще кому-то об этом рассказывать. Тем более при таких обстоятельствах. Однако у нашего гордого американского народа есть мудрость: «Всё когда-нибудь случается в первый раз» – говорит он и снова закуривает.

Я закрываю дверь на кухню и сажусь поудобнее. Фарран кивает и садится напротив меня. За окном валит снег. В тишине мы сидим почти минуту, он собирается с мыслями. Я слышу, как проезжает, хрустя снегом, чья-то машина. И затем он начинает свой рассказ.

– То, что я сейчас тебе расскажу – не просто жуткая история, которую нарисовало детское воображение в темноте перед сном. Это событие изменило меня и всю мою жизнь. Принять и понять её для обычного человека будет сложно и даже невозможно, но я уверяю тебя, всё сказанное мной – сущая правда. Твоё дело, верить или нет. Но я всё равно расскажу… Это произошло летом девяносто седьмого года, когда мы с тобой были детьми…

Сказать, что я охренел в ту ночь – значит ничегошеньки, чтоб меня, не сказать.

Глава 1: День независимости с вишнёвым отзвуком

1997 год. Вью-Поинт.

Второе июля. Фарран Мендоза младший (для корешей – ЭмДжей или Эмджи[5 - Сокращение от Mendoza Junior – MJ.]) опаздывает. Вчера он договорился об одной чрезвычайно важной встрече и не мог позволить себе опоздать.

Ну и что, что ему двенадцать лет?! Как будто если тебе меньше 30-ти, твои встречи становятся от этого менее важными.

Была у Эмджи одна фиговая привычка: когда дела не ладились, он начинал говорить плохие слова, а вместе с тем, что парень заикался, смотрелось это нелепо и странно.

Сейчас как раз был один из таких моментов и, сбегая по лестнице, он всё пытался выговорить что-то, за что его мать испепелила бы его взглядом.