– Какого чёрта, Калеб? – Эмма недовольно скривилась, от чего на ее лбу появилась хмурая морщинка. Она не понимала в чём дело. Калеб не ответил, схватил ее за ладонь, потянув вон из беседки и на ходу крикнув Ричарду и Билли с Джеки:
– Мы сейчас вернемся!
Они отошли поближе к теплицам, чтобы остальные точно не смогли бы услышать их разговор.
– И чё эт’ было? – выпалила Эмма. Вырвала свою руку из хватки Калеба, и, прищурившись, скрестила руки на груди, задрав подбородок, чтобы посмотреть прямо в его глаза.
– Эмма! – он покачал головой, с досадой смотря на нее. Удивляясь, что она сама не догадалась в чем была главная проблема. – Ты всерьез хочешь туда пойти? Ты понимаешь, что там может случиться много всякой херни!
– Но нам нужно поддержать Билли! Он наш друг, мы не можем не пойти!
Калеб едва сдержался, чтобы не застонать. Какой же все-таки упрямой была Эмма! Она была единственной девушкой, которая ему не поддавалась, и иногда, особенно в такие моменты, он очень об этом жалел.
– Да, – он кивнул, – и я пойду туда за нас двоих.
Лицо Эммы побагровело, казалось, еще немного и у нее из ушей повалит пар. Она никогда никому не позволяла собой управлять, твердо зная, что ей нужно и как она будет поступать. И, как бы она не любила Калеба или отца, они не имеют права ей указывать что делать.
– Ты не могёшь решать за меня идти мне туды или нет! – в глазах девушки сверкнул яростный блеск, а тон, с каким Эмма произнесла это, был настолько твердым, что Калебу пришлось отступить.
– Блядь! – выругался он, сняв очки, провел рукой по лицу. Как же ему хотелось плюнуть на все условности и крепко привязать Эмму к кровати, пока весь праздник не кончится. Вот только не факт, что она и тогда не найдет способ выбраться, а потом еще обидится и откажется с ним разговаривать неделю. Он стал говорить мягче, надеясь хоть немного ее урезонить. – Там правда может случиться всё что угодно. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось Пташка.
Потянувшись, он нежно погладил ее по щеке. Он делал так всегда, когда она была расстроена. Лицо Эммы смягчилось, она внимательно посмотрела на него, а затем потянувшись, обняла, уткнувшись лицом в его плечо.
– Я знаю, – осторожно сказала она. – Я тоже люблю тебя, но дай мне решить самой.
Девушка отстранилась. Она в который раз подумала, что у нее было четверо родных братьев, но Калеб все равно был ей ближе, чем они. Он понимал ее намного лучше, знал множество ее страхов и секретов, как и она его. Даже те, о которых он, возможно, и сам не догадывался. Вот и сейчас он тоже должен был ее понять. Ее желание быть рядом с другом в такой важный для него момент.
Калеб долго смотрел на Эмму, ничего не говоря. Хмурился, покусывал губы, чесал затылок и затем, наконец, сказал:
– Хорошо. Но ты ни на шаг не отойдешь от меня с Ричи.
Эмма широко улыбнулась, состроила смешную рожицу.
– Слушаюсь и повинуюсь, – саркастично произнесла она, соединив ладони, и наклонившись как при молитве.
Калеб не сдержал смешок. До того она была забавна в этот момент. Эмма с легкостью могла развеселить любого человека, даже не прикладывая для этого особых усилий. Раньше, когда мистер Беннет возвращался с работы усталый и серьезный, садился в свое любимое кресло у окна, только она могла поднять ему настроение, пародируя одноклассниц, или, например, самоуверенного Калеба. Однажды жена мистера Беннета сообщила ему, что его очередь мыть посуду. Он сказал, что он мужчина, а мытьё посуды чисто женская обязанность. Эмма после этого, по ее словам, совершенно «случайно» перевернула на него ведро с холодной водой.
«Мое маленькое рыжее солнышко», – говорил мистер Беннет, выслушивая все истории дочери, с любовью поглаживая её волосы, а она только звонко смеялась и уворачивалась от его руки. Калеб испытывал щемящее чувство боли и недовольства, когда видел их: его собственный отец так сделать больше не мог.
– Как Джон? – спросил юноша, не глядя на Эмму. Он уже так давно не видел мистера Беннета. Казалось, прошла целая вечность.
Эмма тихонько вздохнула, осторожно взяла руку Калеба в свою, погладила указательным пальцем его ладонь.
– Он скучает по тебе, Калеб, – мягко, с грустью сказала она. – Я вижу это в его взгляде, в голосе. Даже в том, как он курит. Он очень осунулся после твоего ухода, после той ссоры.
Она посмотрела на Калеба долгим терпеливым взглядом, но он все так же старался на нее не смотреть, предпочитая равнодушно наблюдать за мелькающей в беседке тощей фигурой Ричарда, размахивающей руками, что-то объясняя Билли и Джеки. Уж не про свой ли роман вспомнил?
Калеб совершенно не любил и не хотел вспоминать тот день и ссору, какую сильную злость он испытывал к мистеру Беннету, уверенный, что вообще больше с ним не заговорит. И все-таки он не мог отрицать, что волновался о самочувствии Джона. Неужели с его здоровьем совсем все плохо? Лицо Калеба помрачнело.
– Как его нога?
Эмма опустила голову, нервно затеребила рукав свитера. Она не скажет Калебу, что прошлой ночью, не смогла заснуть и плакала, уткнувшись лицом в подушку, слыша, как мучается и стонет от боли отец, а мама, старательно сдерживая свои собственные слезы, пытается его успокоить и поддержать.
– Хуже, – тихим голосом сказала она. – Из-за боли он не может спать, ему тяжело ходить.
Девушка на мгновение замолчала, борясь с подступившим комом в горле:
– Мы начали колоть ему морфин.
Лицо Калеба стало ещё мрачнее, он хрипло кашлянул и потянулся за сигаретой.
– Я приду к вам завтра.
Эмма недоверчиво на него взглянула, не уверенная, не послышалась ли ей последняя фраза. Она уже и не надеялась, что Калеб придет навестить ее отца. Девушка расцвела в улыбке и, потянувшись, крепко обняла юношу.
– Папа будет очень рад, хоть и будет ворчать как обычно.
Когда они вернулись обратно Ричард, Билли и Джеки оживленно разговаривали. На этот раз уже Джеки что-то пылко говорила, пока юноши ее слушали.
Ричард тут же вскинулся, цепким взглядом окидывая друзей. Он не мог не отметить, что Калеб был немного бледным, а Эмма отводила глаза, стараясь ни на кого не смотреть. И хоть юноша понятия не имел, о чем они разговаривали, Ричард сразу почувствовал, это было что-то очень важное. Калеб выглядел сильно встревоженным, вся его былая веселость разом испарилась.
Ричард осторожно подошел к другу, надеясь, что не кажется навязчивым. И спросил:
– Всё в порядке?
Калеб кивнул и сдавленно ответил:
– Всё хорошо, Ричи, – он попытался изобразить улыбку на лице, но напрасно —Ричард не поверил, но настаивать не стал.
Глава 6
Осень 1960
В приюте было две лестничных клетки, и они были на разных концах коридора – одна была женской, и вела на второй этаж, где жили девочки. Можно было подняться и выше, на третий и четвертый, но это не имела смысла, всё равно с женской стороны двери на этажи мальчишек были заперты. На мужской же лестничной клетке была закрыта дверь второго этажа, но открыты третий и четвертый. Ходить друг к другу на этажи девочкам и мальчикам строго запрещалось – боялись нежелательных беременностей, а такое уже имело место быть, и приходилось делать аборты. Но часто этот запрет нарушался с помощью обычной веревки, которая привязывалась к перилам балкона. Верёвок было две, – одна хранилась у мальчишек на четвертом этаже, другая на третьем. Они достались мальчишкам от их предшественников, которые каким-то чудом стащили их у мистера Лейка. Их берегли, и держали в шкафу под грудой старой рухляди, чтобы Сэм на них не наткнулся. Мистер Лейк был распорядителем псарни – он ухаживал за гончими, ходил с ними на охоту, и поставлял на кухню зайчатину, диких уток, дупелей, рябчиков, правда детям ничего из этого не перепадало – только персоналу. Именно он спускал на детей собак и преследовал их при попытке побега. Также Лейк обслуживал котельную, конечно, ни один – в личные кочегары он брал мальчишек по крепче, которые таскали в топку уголь, чистили эту самую топку и поддувало, в общем выполняли всю грязную работу и выходили оттуда до невозможности чумазыми и после по часу отмывались от сажи. Лейк имел привычку напиваться со своим другом Стеном – сторожем, который денно и нощно нёс вахту, вёл журнал выдачи ключей, и следил, чтобы мальчишки не ходили к девочкам и наоборот. С последним он справлялся из рук вон плохо, и часто на рабочем месте спал, так что ночное общение детей было обычным делом. В восемь часов вечера он закрывал приют на ключ, чтобы никто из воспитанников не шлялся ночью по территории – таков был комендантский час, но так представители мужской половины приюта имели вышеупомянутые верёвки – это мало кого волновало.
Маленькая тонкая фигурка сестры, ведомая властной рукой, удалялась, становилась все меньше и меньше, превращаясь в черное размытое пятно. Ее уводили от него, и Тео замер, опустив руки, не в силах что-либо сделать и просто смотрел, как исчезает в неизвестность его младшая сестра.
«Она будет рядом, просто на другом этаже. Совсем скоро ты сможешь ее увидеть», – мысленно попытался убедить себя Тео, но все равно никак не мог избавиться от опустошающего чувства потери. От липкого первобытного страха, что она покинет его так же, как отец, и оставит совершенно одиноким.
Сам того не желая, он снова вспомнил последние минуты, проведенные с отцом: его бледное перекошенное от боли лицо, затуманенные серые глаза, смотрящие на своих детей с любовью, кровь, просачивающаяся сквозь его пальцы, зажимающие рану на животе. В ушах звенел собственный отчаянный крик. Тео почувствовал, как внутри его неприятно скрутило, а к горлу подступил ком. Мальчик не мог принять того, что всего лишь за одну ночь их с Габби жизнь сделала крутой поворот, и теперь только они остались друг у друга. Он ведь даже не подозревал о подобном. Собирался пойти с приятелем Уэсли на пустырь, там они курили в тайне от родителей и обсуждали девчонок. Думал, что с утра немного подразнит Габби, а она смешно наморщит свой маленький носик и обзовет его дураком. Отец спросит, как дела у него в школе, а он, как всегда, что-нибудь ему соврет, состроив невинный вид. Все было бы по-старому.
Он как-то слышал, как друг его отца, мистер Уотсон, высокий красивый мужчина солидного вида, носивший очки в черной оправе, который был довольно неплохим адвокатом, делился с отцом историей одного своего подзащитного. Тот, кажется, застрелил молодого парня, изнасиловавшего его дочь. Мистер Уотсон сказал тогда одну фразу и Тео надолго ее запомнил: «Чтобы сойти с ума, хватит всего лишь одного плохого дня». Тео считал, что она сейчас подходит ему как нельзя кстати. Он кажется действительно сошел с ума.
– Чего замер?! – пробасил вдруг недовольный воспитатель, который не заметил состояния Тео и, думая, что мальчик идет за ним, успел дойти до конца коридора.
Тео вздрогнул от звука его голоса, провел пятерней по волосам, убирая мешающие пряди, упавшие на глаза и, не моргая, посмотрел на воспитателя. Всем своим видом тот вызывал у мальчика чувство брезгливого отвращения. Тео было противно даже просто смотреть на него, чего уж говорить об остальном. Но, тем не менее, он поплелся за воспитателем. Сэм привел паренька к кладовке. Позвякивая связкой ключей, он отпер дверь, и в нос Тео тут же ударил запах затхлости, пыли, давно не стираных вещей и старости. В комнате, прямо на грязном полу лежали старые, изъеденные молью, матрасы, подушки и постельное бельё, в которых наверняка жили клопы.
– Ты у нас будешь двенадцатым номером. Не стой столбом! – Сэм толкнул Тео в спину, да так, что тот чуть не упал. – Бери матрас, бельё, и иди за мной.