Хроники Рождества

================

«Наблюдения» Ящера

25—28 декабря. Хроника Рождественской Недели

Рождество

24.12.

Канун Рождества встречаю на работе, с имбирными пряниками и в осознанном одиночестве. В холодильнике мерзнет курица.

25.12. Рождество.

Сменился с работы (сменщик пришел с диким похмельным выхлопом и) на три часа позже срока. В 15.00… Но все еще не критично, ибо я мог дышать отвернувшись, и мне в театр к 16.00.

По дороге с работы теряю сегодняшнюю зарплату. Точнее, решил на неё полюбоваться и не нашел в кармане. Возвращаюсь, обыскиваю всю контору, заставляя сменщика принять в этом невольное участие, затем грустно ухожу ненашедши.

Ибо театр же, неужели еще и туда опаздывать? …грустно иду, рассматривая следы на снегу, и нахожу свою крохотную зарплатку там, где я её во дворе начал искать – видимо, из кармана выпала…

Дикие гуси

В ТЮЗе сегодня дают «Нильса и диких гусей», а я иду в театру в чем был, прямо с работы и с рюкзаком… ибо ну когда же мне было теперь доехать до дома и переодеться?… а в театре меня, как обычно, желает досмотреть охранник.

Вы думаете, театр начинается с вешалки? нет, нынче он начинается с рамки металлоискателя и охранников, которые, нарушая законодательство, прямо своими лапами хватают расстегивают и лезут – в ваш рюкзак, почти как в душу, – вместо того, чтобы вежливо попросить вас самостоятельно его открыть и ПОКАЗАТЬ содержимое…

А потом думай, отчего сгорела баня и откуда в рюкзаке белый порошок.

Пришлось требовать вызвать полицию и, внутренне смеясь, молиться, чтобы она не приехала, ибо в рюкзаке у меня много странных для театрала вещей, например купленный накануне в секонде, постиранный на работе и еще мокрый пододеяльник, смена белья, грязные носки (забыл постирать), початая штука туалетной бумаги (актуальнее платков), мороженный труп курицы… а что вы хотите? я с работы!… Дома мне после спектакля надо что-то кушать, или нет?..

…ну а про состояние проводки и стиральной машинки в моем доме вы в курсе, а охраннику я это объяснять не обязан…

В общем, охрана испортила мне настроение, а я ей. Полиция не приехала, охранник извинился, тётеньки из гардероба извинились, хотели у меня рюкзак в гардероб на хранение забрать, но я не отдал. Спектакль начался вовремя, труп курицы в деле не фигурировал.

Уже позже до меня дошло, насколько циничным актом, можно даже сказать, перформансом, было принесть дохлую курицу на спектакль про дружбу с гусями.

И почему две служительницы так зорко на нас посматривали…

Спектакль хороший. Мне, конечно, не очень понравились призывы к отрыванию хвостов лисам и то, что некий орел, главный судья, оказался приемным сыном Акки, и естественно, принял решение в её пользу (коррупции и кумовству учат детей, дась), но, с другой стороны, индийские уши в последнее время торчат у всех саратовских спектаклей.

Кроме того, смазан (соплями?) воспитательный посыл.

Нильс здесь не просто глупенький. Он невероятно циничный и лицемерный, он трижды по ходу спектакля лжет и кается, и совершенно непонятно, искренне ли раскаялся он в последнем своем (четвертом) диалоге, или снова мошенничает…

Ведь по сказочной символике четвертого раза быть не должно, если провалено третье испытание – это уже навсегда… Без предварительного просмотра мульта и семейного обсуждения сказки я детям идти на спектакль не рекомендую.

Хотя аллюзия на Младенца, попавшего в звериный Вертеп и научившегося у них добру и мудрости (ну, если не считать коррумпированного Орла), заботе о ближнем – и именно 25 декабря – очень интересна.

Формально, Нильс заново родился…

И получил волшебные дары…

И мы на Рождество, в театре-вертепе, среди сотен детей – в первом ряду. Странно и символично: десяток взрослых – затаив дыхание, смотрим знакомую с детства сказку в новой версии, новую/старую «спектаклю» о добре и верности, о надежде… Странно, что в первом ряду не было никого, кроме нас. Наверное, мы тоже дети? Или волхвы?.. В этом вертепе…

…было интересно, как они сделают полёт. Все же там по сюжету гуси то и дело куда-то летают. Так вот, решение прекрасное. Представьте себе что-то вроде выкатного трапа, по которому поднимаются на нос корабля или на борт самолета. На самую верхушку трапа поднималась гусыня Акка, и вставала эдак, полубоком, разведя руки крестом и трепыхая пальчиками.

На Акке была коричневая летная куртка-косуха с невероятно длинной байкерско-ковбойской бахромой по кокетке на спине и по центральному шву рукава. Да, еще на Акке были красные штаны, ну прямо КУ!

Цветовая дифференциация штанов спасёт этот мир.

За Аккой на трап парами поднимались другие гуси, и тоже вставали в позе рабочего и колхозницы, трепыхая пальчиками и развешивая бахрому.

После этого рабочие сцены начинали облаками пускать им в лицо газы – дым и ветер, и гуси, с развевающимися волосами и бахромой, трепыхая пальцами, укатывались на поворотном круге сквозь облака. И прикатывались. Возвращались, сделав круг. Как лепесток. Невероятно мило.

Костюмы оказались вполне узнаваемыми аллюзиями. Если не считать красных аккиных штанов из Кин-Дза-Дзы, все гуси были почти копиями Зигзага-Мак-Кряка, летчиками тридцатых годов в коричневой коже и летных шлемах с очками; Лис оказался копией Джека-Воробья, Крысиный Король почти точно воспроизвел зачем то надевшего китель Питера Петигрю из Поттерианы. Впрочем, когда он не скрючивал пальцы перед лицом, он был вполне узнаваемой копией то гитлера, то муссолини, то ким чен ыра на табуреточке. Типичный фюрер, в общем, и довольно близко к «Нашей Маше».

А гном смахивал на лепрекончика, и еще немного на Пуаро, рассекая по сцене в великолепном зеленом жилете и котелке, с ловкостью настоящего лондонского денди крутя в пальцах тросточку и изображая шкодливую мудрость.

Тролль восьмидесятого уровня, а еще гном называется.

Спектакль смешной, и вполне на 6 с плюсом, и лет и баллов.

Мы получили удовольствие. Нет, не я с курицей. А Мы – банно-туристическо-театральная тусовка… ну, как-то так вышло. Мы и туда, и сюда, и вообще интеллигенты, хоть и в берцах. И билеты мы купили самые дешевые, зато самые козырные. В первом ряду. Десять мест сбоку… А еще сбоку от нас, у стеночки, у входа на сцену из зрительного зала, во все время спектакля стояли служители, и нервно на меня и мой рюкзак поглядывали… видимо, до последнего ждали от меня чего-то, кроме аплодисментов…