И второй такой же – в открытой клетке, которую наметил мышу в качестве дома.
=============
«Автобиографичное» Ящер
21 дек. Новости с фронта мышеловления
===============
Мышь игнорирует бутерброды с салом и прочие вкусности, если они лежат не в его мисочке или не на столе.
В ловушки и клетки не заходит принципиально, и нямки там сохнут и чахнут некусанные.
Учитесь у мыша. Вот что значит – уметь смирять страсти, не продаваться за кусок сахару и не идти на компромисс!
=================
«Наблюдения» Ящера
23 дек. Мышиный король.
Поймал мыша, ем не спеша.
Мышь, в живоловке под столом сидя, тоже не бедствует: у него там и сухарик, и морковочка, и картошки вареной кусочек, и хлебушек, в масло от шпрот обмакнутый… ужинаем, в общем. Вдруг – «Ба, до чего техника дошла. Вашу маму и тут и там показывают!» – в углу за моей спиной: шурх-шурх-шурх!
Перевожу глаза я на мыша в живоловке, на угол, на мыша – что за фигня, не сбежал ли молодец? В углу затихло, ну я снова ужинаю, вдруг смотрю, в мисочку с мукой бурая мышка бесшумной тенью – прыг! Тот, который в клетке, ей типа лапой машет: «Иди сюда, тут столько вкусного!» а тот, который в мисочке, говорит – «Погодь, домашний, не шурши! У меня тут свои дела, мне рядового брайена спасти сказали. Не видал?» – и муку то понюхает, то полижет… типа, я не ем, я улики собираю.
Мой мышь кричит:
– Я не домашний, я домовый!
А разведчик ему:
– Домовый мышь это я, а ты – домашний!
Тут в дальнем углу снова гневное – шурх-шурх-шурх! ищи типа шустрей! развел тут разговорчики с гражданским!
Разведчик подскочил и бежать из миски, а навстречу ему с воплем сержант: куда, лысый хвост, бежишь? шагом марш в миску! ищи!
И вот сидим мы с мышом и офигеваем. Он уже извертелся у дверки, пищит, внимание привлекает, на меня ему уже плевать, спасите только, по потолку клеточки бегает, кричит: это я, я, это я – брайен!
А в миске с мукой сидят внаглую ДВА мыша и кормятся, нюхают белый порошок и жрут, буквально, в две хари. Тут в дальнем углу снова шурх-шурх-шурх! Писк-писк- ПИСК! Щас я вам обормотам цокалки-то поотрываю, нечем будет звенеть! бегом искать!
Они – цок! и ускакали.
В общем, скоро я буду повелитель мышиного клеткополиса.
Мышиный король.
========================
«Автобиографичное» Ящер
24 декабря. Сочельник
Время белых троп
В Саратове наступило Время Белых Троп.
За ночь все замело новым невинным снегом.
Ля табула, всё с чистого листа.
24.12
Отважные коммунальщики всё ещё борются с зимой – то засыпая главные дороги песком с химреагентами, то не торопясь ремонтировать вскрывшиеся теплотрассы и водопроводы с горячей водой, из которых хлещет как из свиньи.
Да-да, после того как весь центр три дня поставарийно постясь всухоядную сидел без отопления, нынче по Предмостовой, вдоль Пентагона и по Соколовой (и улице, и с горы) таки снова течет бурная горячая желтая река, и хуанхэ бы с ней, как говорится, а на Московской с машин сыплют ядовитые зерна плевел. Так что по центральным улицам ходить некрасиво.
Очень некрасиво, с проскользом, притопом и прихлопом попой по луже, с брызгами и матюками, с неэлегантными пируэтами, от которых придворного хореографа хватил бы инсульт с подагрой, а писатель надолго бы задумался, подбирая хлюпающий глагол.
На крышах домов и домиков по Московской суетятся снежные пчелы, в оранжево-черном с шуршащими отражайками слюдяных крыльев, сбрасывают снег и сосули на прохожих, машут им полосатыми ленточками, приплясывают, кричат добрые слова.
Зима, зима в городе!
Но сделай лишь пару шагов от Московской, от Прокуратуры, Облдумы и прочих очагов культуры, вокруг которых сам собой от жара их сердец тает снег (ведь не можем же мы обвинять муниципальные снегоуборочные машины в предвзятости, нет, нет, они всем служат одинаково!); сделай ты эту пару шагов по перпендикулярным этим центральным путям улицам – и увидишь, как постепенно светлеет лицом грязно-коричневая дорога, чем дальше от перекрестка с магистралью и властью, тем светлей.
Машины вытирают свои колеса и животы снежными скатертями дорог, и идут дальше – чистые, причастившиеся снегом, не портя белого, – через кофе с молоком и благородный капуччино, через корги и изабелль, в топленое молоко и сливочное мороженое, в белоснежную кружевную кипень вечно крайних дорог, где их колея может стать первой и единственной за день, белая колея среди белых троп, вьющихся внутри жилых кварталов между домами, по дворам, вдоль нерасчищенных еще тракторами и мужиками с лопатами (которые, как известно, лучший трактор) второстепенных городских дорог и окраинных улочек…
Белые тропы, утоптанные, в два-три следа шириной и едва намеченные в рыхлом снегу пунктиром, лишь немного темнеющие там, где они пересекли испачканные колесами дороги. Я почти не различаю в этом белом дневном свете без красок и теней их границ и траекторий.
==========================
котенок уснул
белый… похож на сугроб…
оба пушисты
==========================
Можно идти по белым, совершенно лесным тропам, иногда ступая на шаг-другой в сторону и проваливаясь по колено в свежий рыхлый снег (а что вы хотели, еще 25 см за эту ночь к вчерашним 30!). И смотреть на заснеженные деревья, белое небо, и слушать звенящую в прозрачном воздухе снежную тишину – она как снежинка, вся состоит из тонкого-тонкого звона, который своей едва_слышностью глушит все звуки, и даже шаги – потому что этот снег еще не умеет скрипеть под ногами, он еще слишком пушистый, слишком белый.
И по этому белому мягкому миру, в котором потеряли резкость витрины и потеряли актуальность проблемы, можно идти, идти, идти… а когда придёшь домой и поставишь таки на просушку совершенно промокшую обувь, наутро не обнаружишь на ней белых отвратительных высолов – их нет. Их и не может быть во Время Белых Троп.
Белый, чистый и честный снег.
Я не помню такого аж с зимы 2009 года.