Распад

– В штабе все на ушах! Гидру вызвали, дежурный по части за жопу держится – не знает, срать ему или танцевать! Оооо!

– Да объясни нормально, чего ты причитаешь как бабка контуженная! Чего случилось?

– Ща, отдышусь. Короче. Я сегодня посыльным в штабе, с самого утра всё было нормально, полчаса назад прибегает Бейвнос…

– Откуда прибегает, он же в Партизанском?

– В этом всё дело…прибегает Бейвнос, ручищи в крови, весь заляпан кровищей, весь, будто быка выпотрошил, прибегает и орёт – самоубийство! Самоубийство!

– Кто самоубился?

– Мазепан!

– Ни х…себе! А Бейвнос тут причём?

– А притом. Он говорит, что он зашёл в свой подъезд, а там Мазепан лежит, Мазепан дважды выстрелил в себя из пистолета, Бейвнос стал делать ему искусственное дыхание, и перемазался кровью.

– Бред какой – то, какого хера Мазепан решил застрелиться в подъезде Бейвноса?

– Ага, дежурный говорит, что Мазепан харил жёнушку Бейвноса, видимо тот прознал и…

– Кого? Да я её видел, её трахнуть можно только под наркозом, ей бы молот метать, или ядро толкать – баба – тяжеловес, битюг блядь! Объём бицепса такой, что Шварцнеггер стыдливо скулит от зависти…

– Не знаю, так говорят…

– Так это чего получается, Бейвнос грохнул Мазепана? Вот это да! Чума! Бомба!

– Я представил Бейвноса, делающего Мазепану искусственное дыхание рот в рот! Я бы на его месте умер и без огнестрельных ранений!

– Бха – га – га!

– А кто теперь у нас командиром роты будет?

– А чего будет с Бейвносом?

– Какая разница! У нас, похоже, и командир части новый будет, Гидру теперь точно снимут!

– Во дела! Вот тебе бабушка и Юрьева хрень!

25.

Товарищи солдаты! Меня зовут капитан Выдирайло! Я – ваш новый командир роты! Я строг и справедлив, слуга царю, отец солдатам! Тем из вас, кто честно несёт службу, бояться нечего! Наша рота охраны и химзащиты останется лучшей в части, в смысле несения караульной службы, всё останется по – прежнему. Позвольте представить вам нового старшину нашей роты – старшего прапорщика Мамона!

Новый ротный был высок, худ, сутул, горбатый нос, голубые глаза, рыжие волосы, длинные морщинистые, верблюжьи губы, и очаровательная привычка перекатывать что – то невидимое во рту, видимо наслаждался неповторимым вкусом верблюжьей колючки. Мамон был невысок ростом, усат, в моменты гнева закатывал глаза под лоб, и несказанно радовал собеседника видом желтоватых белков. Выдирайло вызывал старослужащих в канцелярию для знакомства, дошла очередь и до меня.

– Я всё о тебе знаю, всё, что происходило между тобой и Бейвносом, меня не касается, вся эта история с его дочкой, меня волнует другое – в роте должен быть порядок, и в его наведении я буду опираться на вас, на опытных солдат, я считаю, что молодых надо держать в узде, и лучше чем вы – старослужащие, этого не сделает никто. Если в роте будет порядок, я закрою глаза на некоторые ваши шалости, но! Это не касается пьянства! Я знаю, что у тебя были проблемы с этим, так вот! Напьёшься – отправлю на губу, затем переведу в роту обслуги к чурбанам, дослуживай там. Мы друг друга поняли? Отлично! Можешь идти.

…– Злобарь, зайди в каптёрку, старшина зовёт.

Мамон расслабленно растёкся на стуле, усы импотентно обвисли, лоб блестел от пота.

– Разрешите войти, то…

– Входи. Получи и распишись.

– Что это?

– Приватизационный чек. Расписался? Чтобы вас не огорчить, разрешите получить…

– Угу. А что это такое?

– Один гандон с противной рожей, по телеку говорил, что на эту бумажку можно две «Волги» купить.

– Правда?

– Врет, конечно, по его роже видно, что ворюга, здесь какое – то наебалово, правда я ещё не понял, какое именно…

– Так чего делать с этой бумажкой?

– А я откуда знаю, каждый, кто заходит сюда, спрашивает одно и то же – «чего делать, товарищ старший прапорщик?». Чего хочешь! Хочешь – продай, вон в городке объявление висит «куплю ваучеры «, хочешь пропей, только так, чтобы я тебя не спалил, хочешь – жопу вытри, у нас теперь свобода, вот и думай сам. Зови следующего.

В полном соответствии с принципом свободы потребителя, управляющим рыночной экономикой, я обменял свою бумаженцию на две бутылки водки, и взял их с собой в караул, чтобы отпраздновать переход к политике «шоковой терапии».

Мы заступили в караул в 18 – 00, к 19 – 00 (за исключением азиата, не прослужившего ещё и полугода, и помощника начальника караула) весь наличный состав был пьян. Между караулами существует система оповещения о проверках, наш караул (третий) называли лесным, он находился дальше всех остальных, и проверяющие приезжали к нам в последнюю очередь. Поступил звонок из первого, затем второго караула, это означало, что проверяющий где – то поблизости. Напившись тёплой водки, и закусив её луковицей, я почувствовал такую расслабленность, что не смог выйти на пост, и вместе с другим караульным завалился под батарею сушилки. Мы утоляли голод горелыми сухарями, и хихикали как дебилы, катаясь по полу от смеха. Отдыхающая смена завалилась спать, вместе с ними упал на топчан Кащей из бодрствующей смены, начальник караула заметался по караулке – часовых на посту нет, только два солдата могут связно выражать свои мысли – э! Товарищи солдаты! Кто будет отвечать на вопросы проверяющего? А что будет, если он объявит «караул в ружьё»? Ау? Где ещё один боец из бодрствующей смены?

– Он ушёл за ужином…

– Какой ужин? Машина ещё не приезжала!

– А кто об этом знает? Ушёл за ужином…

– Кто будет говорить с проверяющим?

– Индеец…Как тебя звать?

– Уладжун.

– Во! Ула…жмун…мун всё знает, праильно?

– Так точна!

– Маладец!

Проверяющий оказался бодреньким живчиком, обошёл всё караульное помещение, позвал караульного бодрствующей смены.

– Обязанности часового.

Уладжун глубоко вздохнул – ох – ох, ох, часовой запрыщэно…спат – сыдэт, прыслонялся к каму – ныбуд, прымат от кого – то, и пердават каму – то эти самые…как будэт културно сказат…срат и ссат?