Распад

– Нет, ты меня за хуй не считаешь, глумишься надо мной, салабон сопливый.

– ?!

Пакуша смотрит на меня исподлобья, шумно сопит, из правого уголка его рта неожиданно вытекает струйка слюны, он шумно втягивает её, утирается тыльной стороной ладони, сморкается мне под ноги, и неспешно спускается вниз. Проходит минут пять, дверь в караулку распахивается, распаренный, красный Пакуша вылетает из помещения с визгом:

– Бляяяать! Ты меня чего, заебать решил? Я! ВИДЕЛ! КАК! ТЫ! КУРИЛ!

Он несётся по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и готовясь меня порвать в клочья. Я быстро снимаю карабин с плеча, и разъярённый Пакуша упирается носом в штык моего СКС.

– Мужик, по – моему тебе надо успокоиться. Я не курил, начальник караула забрал у меня все сигареты, не знаю, с чего, тебе вдруг привиделось, что я курю.

Пакушу трясёт, чёрные волосы прилипли ко лбу, пот заливает ему лицо. Он фыркает, обдавая меня брызгами слюны и пота, резко поворачивается, кладёт ноги на перила, и очень быстро съезжает по ним вниз. В раздумии, он некоторое время стоит неподвижно, затем резко разворачивается и, рыча, несётся вверх по лестнице, я делаю резкий выпад штыком, и Пакуша кувыркаясь, летит вниз по лестнице.

– Пакуша? Пак? Чего молчишь? Или ты у нас теперь трупак?

Я спускаюсь вниз, и пытаюсь нащупать пульс на его запястье – бесполезно, признаков жизни нет.

– Ты чего наделал, сука?

На пороге караулки стоит Избегыч, огромный сержант, помощник начальника караула.

– Тебе пиздец, я сам у тебя полжизни отниму, тебя посадят на губу, месяцев на шесть, пока будет идти следствие, ты от тоски и страха вздёрнешься, а Пакушины земляки из тебя суши сделают, вешайся сучёныш, а для начала, я тебе щас ебало расшибу…

Избегыч успевает удивиться, прежде чем пуля проделывает небольшую дырочку в его щеке, он падает на спину с удивлённым выражением лица, я подбегаю к нему, и вижу, что выходное отверстие (в отличие от небольшого входного) огромно, пуля калибра 7.62 вынесла большую часть черепной коробки, осколки кости и большие комки мозга обрызгали дверь караулки, Избегыч издаёт громкие, булькающие звуки, я резко распахиваю дверь караулки, слева появляется румянолицый капитан, я жму на спусковой крючок, пуля попадает в стену за его спиной, от неожиданности он приседает, и я слышу долгий протяжный звук выпускаемых газов.

– Дави на газ, давай мой мальчик, дави на газ…

Он не понимает того, что я говорю, но пытается натужно улыбнуться, оставаясь в полу приседе, и представляя собой жалкое зрелище.

– Сигареты верни, а то я брезгую карманы покойника обшаривать.

Он достаёт пачку «Столичных» и протягивает мне дрожащей рукой.

– На пол брось, и сделай два шага назад.

Он послушно исполняет, и неожиданно начинает выть, громко, в голос, как баба, низкий протяжный звук, с визгливой вибрацией, я нажимаю на спусковой крючок дважды, первый раз промахиваюсь, второй выстрел попадает ему в шею, я быстро добегаю до комнаты отдыхающей смены, открываю дверь, внутри темно и пахнет кислятиной, я включаю свет, на топчане сидит взъерошенный ефрейтор по прозвищу Шеф, он глядит на меня мутными глазами, и спрашивает хриплым спросонья голосом – шо, уже на пост? А хде Пакуша?

Он замечает направленный ему в грудь карабин, и хрипит – так …это…мне не приснилось…я вроде как выстрелы слышал…это ты? Ты шо задумал? Ты понимаешь, что это вышка…гроб…тебя поймают…и постараются грохнуть при задержании, штоб не возиться с судом…не убивай меня, а? Я ж тебе ничего не сделал, не доёбывался и в фанеру тебе не стучал…ты просто уйди потихоньку, а я подожду…сколько надо? Час или два, а потом…

Он срывается на быстрый, сбивчивый шёпот:

– вот я вернусь домой…в деревню…лычку жестяную на парадке сделаю,…они все ахнут…сапоги в гармошку, шапку заглажу…через два дома от меня Оксана живёт…дюже гарная дивчина…

Грохот выстрела, дым, пуля попала Шефу в грудь, он валится с топчана на пол, ноги неестественно согнуты, я подхожу ближе (надо забрать патроны из подсумка, у меня осталось чуть больше двух обойм), расстёгиваю ремень Шефа, начинаю снимать подсумок, и в этот момент он хватает меня за ногу.

– Ах ты, пидорасина!

Я всаживаю штык ему в живот, и не могу вытащить его обратно, я дёргаю карабин на себя, и вижу его вытаращенные глаза, каждое моё движение причиняет Шефу боль, мне приходится упереться ногой в грудь ефрейтора, вытащить штык и воткнуть его ещё несколько раз, только после этого тело начинает содрогаться в конвульсиях, я засовываю патроны в карманы шинели, и выхожу к начкаровской, капитана там нет, он дополз до двери, оставляя жирный кровавый след и пытается выбраться наружу.

– Ай – ай – ай, у нас нет времени на эти глупости… Капитан– капитан, никогда ты не станешь майором…

Штык легко входит в шею капитана, раздаётся противный хруст, я бью каблуком по его голове (чтобы было легче вытащить штык, ничего личного), а! Чуть не забыл! Надо забрать сигареты, пачечка «Столичных» одиноко лежит на полу, нетерпеливо открываю её и… выясняется что жлоб – капитан оставил мне шесть сигарет, это очень мало, я захожу в комнату начальника караула, на столе стоит дипломат, внутри горделиво лежат бутерброды и две (две!) пачки «Кэмел», ну ты и урод, иметь при себе такие сигареты и выкурить мои – разве это не жлобство? Я аккуратно обхожу тело капитана, выхожу во двор, и… по спине сбегает капелька холодного пота. Избегыч всё также лежит на пороге караулки, а вот тела Пакуши нигде нет, и, судя по открытой калитке, это самое тело очухалось, проанализировало ситуацию, и решило сделать ноги. Я выхожу за калитку, ни одного человека в пределах видимости, Пакуши не видно, в раздумье я иду к КПП, и тут меня осеняет – у меня же есть ещё одно неоконченное дело! Из – за двери КПП слышен бубнёж сержанта – да… похоже на выстрелы…нет, не видел, я не могу туда пойти,…а вдруг там трупы… я боюсь покойников. Нет, товарищ капитан…

– Тук – тук, я не помешал?

Сержант бросает телефонную трубку так быстро, как – будто она раскалена до красноты и обжигает ему руку.

– Нет – нет, не помешал…как дела?

– Блестяще, я это…за заваркой зашёл, не угостишь землячок?

– Конечно – конечно, я сейчас, сейчас…

Он тянется куда – то вниз, и одновременно пытается держать меня в поле зрения, я прослеживаю направление его взгляда, и понимаю, что зрачки сержанта расширились при виде штыка моего карабина – он весь в крови, и выглядит жутко. Я неторопливо снимаю карабин с плеча, направляю его в грудь коменданта.

– Ну что, сморчок, позвонил уже?

– Ну, ты чего…это же моя обязанность…я слышу шум и реагирую, без обид,…а чего у вас там случилось?

– Репетируем новогоднюю ёлочку, будешь нашей Снегурочкой?

– Да! То есть, нет,…о чём ты вообще?

– Спой мне, как ты пел полчаса назад, только не Титомира, а что – нибудь другое, например – И вновь продолжается бой!

– Я слов не знаю, я бы с удовольствием, давай что – нибудь другое, а?

Он выпучил глаза и заорал – БУЛГАХТЕР, МИЛЫЙ МОЙ БУХГАЛТЕР…

– Не, не нравится, другое.

– ТАНЦЫ НА ВОДЕ Е-Е-Е..

–Нет, перематывай на другую…

– ВЕТЕР С МОРЯ ДУЛ, ВЕТЕР С МОРЯ ДУЛ..

Он орал так громко, что у меня начало свербить в ушах – э,э, потише, Паваротти, давай чего – нибудь импортное…

– АЗИРУНГА – РУНГЕ – РУ, НГНАРУ…

– Это чего за песня?

– «Рабыня Изаура» – культовый сериал об угнетении бедных бразильских рабов злобными империалистами!

– Молодец! Ламбаду давай, с подтанцовкой.

– Хорандо се фой, кей ун джа су ме шеш фе шорар…