49 оттенков индигово-сиреневенького

Начала накатывать пустота, безразличие в мыслях и чувствах.

Он – спокойно сказал:

«Это – хорошая мысль. И – возможно. Но – завтра. Как отлежишься. Ладно?»

И у меня по разуму покатилось, без слов, сухой голой мыслью – «завтра, завтра, завтра, потом, потом, потом, в будущем, в будущем, в будущем, не сейчас, не сейчас».

Я горько кивнула вот этому ответу, что всё останется в завтра. Мне не догнать свои мечты про завтра, ибо сегодня я лежу пластом.

Ну, вы поняли, что это за песня. Изначально мысль была такая. Потом отредактировано.

Он подумал, спросил:

«А ещё мысли-пожелания есть?»

Я покачала головой. Он:

«Ладно. Тогда – травок выпей и иди под одеяло, если хочешь»

Кивнула.

Он снял с плиты парившийся заварочный чайник, поставил мне его, пиалку, кувшин воды.

Налил. Ушёл к компу.

Я машинально взяла, упираясь локтями в стол. Начала пить, отстранённо наслаждаясь горечью до сладости.

На второй пиалке он замер. Хмыкнул. Залез в стол, достал радиотелефон. Через пяток секунд телефон зазвонил.

Ну, я это видела, краем глаза. Но даже ничего не подумала. Хотя мозг от чая уже запускался потихоньку, но – так, типа мыслей что «ему что-то написали, сказали, что – позвонят. Ну и он достал телефон до звонка».

И то, что это телефон, я поняла, когда он заурчал вызовом, а Деск взял и сказал:

«Привет, ты как ныне?… Ага. Я – нормально, дописываю… Конечно, заходи… Давай сама… а вот и узнаем… передаю»

И передал трубку, тяжеленную, удивлённой мне.

Взяла этот кусок нереальности. Ну, это был мой первый телефонный разговор. Сразу – по мобильной. Тогда – правительственной радио.

В трубке раздался голос Люки:

«Ринка, привет! Я вообще всё помню про то, как у тебя с разговорами. Но вот решила узнать, а как оно через телефон. Попробуем?»

Я – зависла. От трепыхнувшейся надежды, что может быть, через аппаратуру мой голос как-то не так. Потом тихонечко сказала:

«Привет, Люка. Давай»

Люка:

«Попробуй громче, пожалуйста. Не очень слышу»

Вздохнула. Заранее сморщившись от предчувствия отдачи, повторила громче.

Он – встал, подошёл, наклонился, потыкал на телефоне кнопочки, и голос Люки – загремел, а мне маякнул «можно не орать». Люка спокойно сказала:

«Я в гости хочу заглянуть. Фоток занести, что у нас получилось. И ещё небольшую, всего пяток вёдер, сумочку одежды и мелочёвки для дочки даймё. Два вопросика возникли. Ты платья – носишь? Или всего пару для тренировки положить?»

Повисела. Пытаясь сообразить, как сказать, что денег нет, и не могу себе позволить.

Люка, не дождавшись, закричала:

«Алло, Рин?»

Меня зажало страхом со стыдом. Что и времени сообразить – нету, а я всё туплю.

Деск встал, подошёл, наклонился, сказал громко:

«Абонент думает. Вероятней всего, не успел сообразить, что за работу фотомоделью и статью положен какой-то гонорар. И тем более эта зверуха лесная не в курсе размеров гонораров за такие работы. Так что сидит и плющится непониманием, как бы тебе сказать, что денег – нет, и отказать, не обидев».

Меня, пока говорил, разодрало… ощущением теплоты, что он меня – понимает. И обидой, что он меня – сдал. Но и то и то было такое… тупенькое. Ну, понимает, и – чего? Ну, братик же. Ну сдал, и чего? Тёть Люка же.

Люка в трубке воскликнула:

«Хераси Пирикоси!»

Меня против воли улыбнуло. А Деск сказал:

«Ну да. И пока она у нас…»

Вот тут в душу жахнуло… как летним ливнем на пыльный лес. Ну, я ощутила, что они это – серьёзно. Точней, не серьёзно, а очень привычно, как что-то само собой и уже лет несколько как. Абсолютно не понарошку. Что я – у них. Что я, извращенка мелкая и засранка голосистая – у них, а не только у Ангела.

Голос Деска… там, наверное, было «…без кованой пластинки с пока непонятно какими значками, не видать ей коммунизма с полным обеспечением». Ну, это пролетело где-то мимо.

Я попыталась сдержаться. Не смогла. Вскочила, пошатнулась от потери равновесия, и шатаясь, выбежала из места, где про меня болтали два человека, которые…

Короче, это сейчас я такая умная вся набитая учебниками и опытом. И слова знаю описать. А тогда меня пипец рвало, просто в пыль агонизирующую раздирало душу от того, что я полностью ощутила то, как они ко мне. Их, грубо говоря, любовь к товарищу по банде. К новобранцу в отборном коллективе. Их радость, что появился ещё кто-то, к кому можно – спиной и кто прикроет ещё одно направление, взяв часть работы. Свою пайку работы из общей кучи. И от них шло почти то же… давно забытое из детства… ощущение папы с мамой. Ощущение взрослых, которые любят и готовы заботиться. Но.

Я чуяла, что они очень хотят меня рядом. Спина к спине и в обнимку. Но – не сдвинуться. Не имеют права менять ради меня свою позицию. И попытка их поменять будет воспринята, как атака. И они, сцепив зубы от горя, порвут со мной.

И мне надо было быть такой же. Сидеть на своём месте так же. И только тогда я могу себе позволить осмелиться выдать им хоть какие-то ответные чувства без опасения, что отдачей меня снесёт за горизонт.

Да, «Безоткатная любовь» – из вот этого момента. Надеюсь, теперь понятней, почему она такая… цитируя типовой отклик – «чую, что там какая-то огромная мысль, но пятый раз переслушиваю – а она ускользает. Чёртова магия высокой поэзии, я тупой, убейте меня».

Ну и ещё раз, коротко. Они уже считали, что я – там. И одна часть меня хотела быть там. И не хотела, не могла себе позволить не оправдать их ожиданий. И если бы речь шла только о том, чтобы умереть с ними в атаке, прикрыв собой – всё было бы очень просто и легко. Но надо было ещё и ответить им на любовь. А меня снесло за горизонт отдачей, что – кто я такая, чтобы. И какая я, чтобы. И что я им наношу просто голосом. Не говоря об остальном.

Ну и меня – разорвало. Часть… тот мизинец в руке Люки – там. Часть… (хер на стыд!) кричащая в объектив попа – за горизонтом. Остальное – мелкой пылью между.

Забилась под одеяло и рыдала. От бессилия. От того, что я – слабачка.