ХХL училка для (не) Послушника

С чаем с мелиссой, мать его.

– Вам с сахаром, Богдан Викторович? Молочком? – ласково курлычет она, игриво поглядывая на меня из-под своих наращённых ресничек.

– Как обычно. С молоком, – устало плюхаюсь я в кресло, с тоской провожая взглядом её аппетитные булочки. – Ну я понимаю ещё месяц, – плаксиво пытаюсь я выиграть себе хотя бы ещё некоторое время.

– Да что я, не знаю, что ли, чего ты тут так оставить боишься, – проницательно смотрит на меня мой лучший друг. – Заодно и отдохнёшь. Не мальчик уже по девкам так прыгать. И ничего тут без тебя не развалится. Сколько дармоедов развёл: весь бизнес-центр ими забит. Вот пусть и поработают на тебя в кои веки, – отпивает он горячий чай. – А мы тут тебе между тем и невесту подберём как раз…

– Какую, на фиг, ещё невесту?! – выливается у меня изо рта обратно чай.

– Ну а как же, остепениться тебе надо, батенька. Как-никак будущий губернатор. Слуга народа. Образец для подражания. А у нас какой сейчас курс у государства?! Правильно, – кивает он сам себе. – Укрепление семьи! И традиционных ценностей, – удовлетворённо заканчивает он свою речь.

И я чувствую, что окончательно попал. На шесть месяцев. Как небольшой срок.

И мой Мишаня не слезет с меня, пока я его не отмотаю полностью. С прилежанием и усердием.

Как и полагается будущему губернатору и послушнику. Или как там они у них называются…

3

Люба, за два месяца до этого

– Задворский, очень плохо, два, – устало возвращаю своему «любимому» ученику тетрадь, подхожу к его столу, и вижу, как он кладёт свою огромную ладонь сверху на мою руку с сочинением по литературе.

Сверлит меня своим нездоровым недетским взглядом.

Да куда уж там, детским, всё-таки восемнадцать годков уже стукнула как никак! Самый настоящий недоросль.

Крупный, здоровый. На своей машине в школу приезжает. Сам, за рулём.

Отец ему подарил.

Все девчонки от него в классе млеют. Точнее, не только от него, а от денежек его папаши.

– Любовь Ивановна, опять два? – с насмешкой изгибает свою верхнюю губу под ещё редкой порослью пробивающихся усов.

Тьфу!

– А может быть, вы со мной индивидуально позанимаетесь? Я хорошо заплачу, – не отпускает мою руку, вцепился в неё, гадёныш, поглаживает.

И хотя я придерживаюсь очень прогрессивных взглядов в воспитании и образовании детей, но когда я общаюсь с этим испорченным мажором, я очень жалею, что мне нельзя ему всыпать по пятое число.

Розгами.

А потом на горох. В угол. На колени.

– Отпусти мою руку, пожалуйста, – стараюсь как можно спокойнее произнести я. – Ты прекрасно знаешь, что я не даю частных уроков. Но могу порекомендовать хороших репетиторов и побольше читать. Русскую классическую литературу в том числе. Там как раз всё уже сказано и написано до нас.

– А я и читал, – ржёт, нагло смотрит мне в глаза, пока я наконец-то выдёргиваю свою ладонь из его потной руки. – «Анну Каренину»! Только она плохо кончила! – сверлит меня своим взглядом.

Цокает языком, в упор рассматривая мою пышную грудь под строгим коричневым платьем.

– А вы как кончаете, Любовь Ивановна? – продолжает издеваться этот великовозрастный испорченный мудень под смешки остального класса, и мне хочется заплакать и выбежать из комнаты.

Но я не доставлю этому придурку такого удовольствия. В конце концов, кто из нас двоих здесь взрослая самодостаточная женщина?

И я, совершенно спокойно отвечаю:

– Я рада, Егор, что ты прочитал «Анну Каренину». Весьма похвально. Тем более, она не входит в школьную программу. Я и вправду горжусь тобой. Предлагаю тебе исправить двойку и написать доклад по этому великому роману. К следующему уроку. А он у нас как раз завтра. Ну как тебе?

И теперь я слышу хохот его дружков за спиной, которые так подвержены дурному влиянию.

Но они же всего лишь дети. И не мне с ними тягаться.

Усаживаюсь за свой учительский стол и продолжаю урок.

И ловлю на себе недобрый тяжёлый взгляд Задворского.

Ну ничего, сделает доклад, исправит двойку.

Хотя я, конечно же, не сомневаюсь, что его папаша депутат или кто он там, всё уладит с аттестатом и оценками. Но всё равно я хоть что-то вложу в эти головы в их последний год в школе.

– Подвезти? – я не с первого раза слышу, что меня кто-то зовёт.

Иду по тёмной улице: сегодня я опять готовилась к завтрашним урокам чуть дольше обычного, и в школе уже отзвенели все звонки и погасли огни. Я не сразу понимаю, что иду по тёмной неосвещённой улице: всё размышляла про себя над судьбами Сони Мармеладовой и Настасьи Филипповны. Любил всё-таки наш великий классик Достоевский заставить женщин страдать!

Как это несправедливо.

А так, если подумать, что изменилось с тех пор?

– Подвезти? – прерывает мои думы о великом наглый голос, и я оборачиваюсь на него.

Ах, ну конечно же! Ну кто это ещё может быть!

– Егор, спасибо, я дойду пешком. Мне тут недалеко, – стараюсь отвечать как можно более нейтральным голосом.

Я же профессионал. Педагог.

А он всего лишь испорченный мальчишка. Не более того.

Но он уже ставит свою алую спортивную машину на аварийку и выпрыгивает из неё.

Интересно, сколько такая стоит? Наверное, пять лет моей работы в школе… Если не больше, конечно.

– Любовь Ивановна, не обижайте меня, – преграждает мне путь. – Я за вами от самой школы ехал. Хотел вот любимой учительнице приятное сделать, – стоит, нависает надо мной, как скала.

– Егор, спасибо, я очень ценю, но я сказала, что мне недалеко. Я дойду сама, – смотрю на него строго сквозь свои очки.

И чувствую, как у меня немного дрожат коленки.