Очаг

В голосе Кымыша-дузчы прозвучало недовольство.

– Не знаю. Из Хандепе прислали целую кучу всадников, велели привезти этих людей. А те прибыли в сельсовет. Ну а Ягды отправил с ними меня, с поручением, чтобы я нашёл им этих людей.

Остальные нашлись в селе, а вы оказались здесь. Я нашёл тех и отправил, после чего поехал за вами, – гонец говорил вежливо, стараясь показать, что он всего лишь исполняет роль мальчика на побегушках.

И хотя джигит деликатничал, один из прибывших вместе с ним, круглолицый солдат, хоть и был белокожим, на русского не был похож, так вот, он не стал ходить вокруг да около, а резко, по-тюркски сообщил:

– Яшули, тебя будут допрашивать в ОГПУ!

Кымыш-дузчы оседлал своего ишака и поехал впереди всадников. Вдруг он заметил, что его собака, которая любит находиться в селе и играть с его внуками, и которую он взял с собой для охраны дынь, следует за ним. Остановив «скакуна», старик обратился к псу:

– А ты куда направился, Алабай?

Вместо ответа Алабай остановился и, взглянув на хозяина, радостно завилял хвостом.

– Иди обратно. Если ты уйдёшь, кто будет присматривать за дынями? И потом, я не в село еду, видишь же, за мной всадники на конях приехали… И если уж очередь дошла до меня, жди, что скоро и тебя тоже как собаку врага закроют! Иди!

Алабай некоторое время смотрел в лицо хозяина, а потом, словно поняв его слова, повернул назад. Джигиту было тяжело слушать слова старика, в которые был заложен особый смысл. Как односельчанин он хорошо знал этого человека, прямого, скорого на слово, который скорее умрёт, чем промолчит. Знал гонец и о том, что Кымыш-дузчы, если ему не понравятся чьи-то слова, невзирая на лица, ответит резко, поставит человека на место.

Доехав до погранзаставы, солдаты, дождавшись, когда Кымыш-дузчы слезет со своего ишака-коня, повели его в давно ожидаемое место. Когда они уже подходили к кабинету, дверь распахнулась, и оттуда, держа под руки, два солдата выволокли измученного, едва держащегося на ногах Сапа-мылайыма.

Увидев Кымыша-дузчы, тот, захлебываясь слезами, стал всхлипывать.

– Мылайым, ты тоже тут? – Кымыш-дузчы остановился и с жалостью посмотрел на своего земляка. Ему хотелось хоть чем-то успокоить его, но он не знал, что надо делать.

Не в силах произнеси ни слова, мылайым только кивнул. Чувствовалось, что он может ещё больше расстроиться. Тем временем солдаты увели его.

Кымыш-дузчы понял, что и его внутри ожидает нелегкий разговор. Войдя в просторный кабинет, он увидел трёх человек, они о чём-то тихо переговаривались меж собой. Сидя на деревянных стульях, они напоминали людей, оседлавших низкорослых ишаков. Все трое, будто их специально подбирали, были ширококостными крупными мужчинами, они сидели без головных уборов, все трое были черноволосыми. Кымыш как воспитанный человек, войдя в кабинет, поздоровался, однако никто из присутствующих, несмотря на то, что все они были младше него, на приветствие не ответил. Сидевший за центральным столом человек с раскуренной папиросой в руках показался ему знакомым, однако старик не мог вспомнить ни имени его, ни того, откуда он его знает. Сидевшие по бокам от него внимательно разглядывали старика, затем о чём-то пошептались на непонятном ему языке и, похоже, пришли к какому-то решению. Первым заговорил тот курильщик с знакомым лицом:

– Яшули, мы хотим задать тебе несколько вопросов. Только ты должен говорить правду!

– Скажу, молодой человек, разве яшули задолжал тебе вранья?

– Ты видел Джунаид хана? Здесь мы задаём вопросы.

– Хана Джунаида?.. Да, видел. Он невысокого роста…– Только старик собрался поделиться своими воспоминаниями о Джунаид хане, как тот, что задал вопрос, резко перебил его и потребовал:

– На наши вопросы давай конкретные ответы! Джунаид приходил к тебе домой?

– Нет, разве хан ходит в наши дома?

– Тогда к кому он приходил?

– В нашем селе он ни к кому кроме Гуллы эмина не ходит. Да и то это было раз или два…

– А ты присутствовал при разговорах, которые там велись?

– Нет.

– Тогда где ты видел Джунаида?

– Один раз я видел его, когда Афганскую крепость посещал, а во второй раз – когда вышли оттуда и стояли возле реки…

И только теперь Кымыш-дузчы понял, что хотят услышать от него собравшиеся. Какое-то время старик сидел, прикрыв глаза, пытаясь вспомнить далёкие события. У него был вид человека, наслаждающегося приятной музыкой. А те, кто сидел в кабинете, по-своему представив, как Кымыш-дузчы сидит за сачаком и беседует с Джунаид ханом, поняли, что, если старик точно не вспомнит этот разговор, им от него толку не будет. Кажется, они подстегнули старика, и остались этим довольны.

– Вообще-то я видел хана Джунаида… – что-то вспомнив, произнёс Кымыш-дузчы, и на лице его проступила едва заметная издевательская улыбка. И хотя присутствующие видели её, в тот момент не могли понять, чем она вызвана.

…Первый раз причиной вынужденного появления Джунаид хана в Афганистане стали кровопролитные схватки с туркменами, устроенные в 1916 году русскими генералами – Мадритовым в окрестностях Этрека и генералом Галкиным возле Хивы. Возглавив свой народ, Джунаид хан бесстрашно воевал против царских войск и их пособников, но сил и вооружения оказалось недостаточно, и, к сожалению, ему пришлось отступить. После того, как он исчез, словно растворился, в песках родных Каракумов, как ни старался генерал Галкин, намеревавшийся вздёрнуть его на виселицу в Хиве, отыскать так и не сумел. Тем временем хан уже оказался в Афганистане.

Все эти мерзости происходили накануне революции, когда развращённые генералы русского царя своим поведением притягивали к себе беды. Афганский эмир с пониманием отнёсся к попытке Джунаид хана защитить свой народ и дал ему убежище на территории своего государства. Да к тому же оказал ему почести, выдав «Вольную грамоту», редко выдаваемую кому из иностранцев. Сделано это было для того, чтобы хан мог, ничего не опасаясь, свободно передвигаться по стране. Правда, такую «Вольную грамоту» другой эмир однажды уже выдавал раньше и другому туркменскому полководцу. Её удостоился Тачгок сердар, который вместе со своим войском по просьбе помог афганского эмира отбить его врага. Тогда благодарный Афганский эмир вместе с кучей всевозможных подарков отдана, и шестнадцатилетняя дочь одного из бесстрашных афганских военачальников Тачгок сердара. От этой жены сердара родился один из нынешних ведущих руководителей Туркменистана Гайгысыз Атабаев. Если внимательно присмотреться к нему, можно увидеть в чертах его красивого лица признаки принадлежности и к храброму афганскому народу.

Для проживания Джунаид хан тогда в Афганистане выбрал граничащую с Туркменистаном северную провинцию Герат, чтобы отсюда поддерживать связь с Родиной. В те дни, когда он был в бегах, пару раз гостил в доме Гуллы эмина. Будучи человеком осторожным, Джунаид хан нигде подолгу не задерживался. К Гуллы эмину он обычно приезжал на ночь глядя, всё это время беседовал с хозяином гостеприимного дома и опять на рассвете, оседлав коня, покидал его.

О том, кто посещал Гуллы эмина, мог знать только один из его сыновей, приставленный обслуживать гостя, остальные же члены семьи оставались в неведении. Как-то раз, когда у него гостил Джунаид хан, Гуллы эмин как бы советуясь, рассказал своему уважаемому земляку в Афганистане как между афганским Беркутом и приграничными туркменскими сёлами стали возникать разногласия, которые могут перерасти во что-то более серьёзное, а он очень переживает за свой народ.

В прошлом году всадники, отправленные афганским Беркутом, от четырёх сёл потребовали дань – сорок верблюдов зерна. А совсем недавно, уже в этом году, афганцы устроили разборки, заявив, что отправленные ими на Марыйский базар животные по пути были ополовинены, что под этим предлогом специально присланные оттуда вооруженные всадники перегнали через реку две небольшие отары овец местных жителей. В ту же ночь туркмены оседлали коней и в схватке вернули обратно одну из тех двух отар.

Конечно, такие случаи стали редкими после того, как русские провели вокруг страны границу и назвали её своей. Конечно, они умели не только взимать дань, но и надёжно охранять границу. А если вдруг и находились желающие бежать из страны, то пуля русских настигала их на полпути, навсегда отбивая такое желание. Но в последние годы непримиримые схватки враждующих сторон внутри страны заметно ослабила её. Огромная Русская империя, образованная за счёт захваченных силой за сотни лет земель, заметно пошатнулась в последнее время, дала трещину. Слабела. Большинство русских, заселивших приграничные земли вокруг Пенди, считало, что наступит день, и они смогут снова сесть на поезд, который привёз их сюда, и вернутся в Астрахань, Сызрань и другие места… Собственно, так оно и случилось. На границе остались жить с семьями лишь казаки с Хутора, но и они уже не были в состоянии охранять всю границу, им хотя бы свою территорию защитить.

Кто бы ни раскачивал колыбель революции, если его авторитет был ненадёжным, расплачиваться за это приходилось простому народу. Каждый год с приходом весны обстановка снова накалялась, и это напоминало весеннее обострение хронических болезней. В такие периоды люди начинают винить друг друга в том, что жизнь такая тяжёлая, недаром говорится «когда в наша земля твёрдая, бык обвиняет быка» сосед перестает ладить с соседом, видя в нём врага. То тут, то там вспыхивали стихийные стычки.

Появились разногласия и среди туркменских сёл, уже долгое время находившихся по соседству с афганским Беркутом на берегу Мургаба рядом с границей. И это тоже было одним из следствий нынешнего смутного времени. Вражда набирала обороты, становилась острее, непримиримее. Надо было принимать срочные меры, чтобы эта вражда не вылилась в войну. А что можно предпринять, когда, с одной стороны Беркут накручивает людей и не желает мира? Конечно, хорошо бы решить конфликт мирным путём, при помощи переговоров, попытаться понять друг друга, но как этого добиться? Для этого нужен человек умный, заботящийся о своем народе. В Союнали такой человек был Гуллы эмин. Он был человеком уважаемым и знающим, когда, где, как действовать.

Как-то раз он даже вознамерился отправиться на переговоры с Беркутом, прихватив с собой несколько человек из числа уважаемых старейшин. Но Беркут был не тем человеком, который стал бы слушать того, кто не имеет над ним власти. Надо было найти человека, который мог бы заставить его выслушать другую сторону, или человека, которого бы он побоялся. По мнению Гуллы эмина, на эту роль лучше других подходил Джунаид хан. И когда хан гостил в его доме, Гуллы эмин, воспользовавшись удобным моментом, стал советоваться с ним как известный и уважаемый человек в Туркменистане, Афганистане один из Сердаров, надеждой народа.

– Хан ага, Вы и в афганском государстве пользуетесь авторитетом, может, вы при случае переговорите с беками той страны о создавшемся у нас положении. Было бы неплохо, чтобы они повлияли на Беркута, повелели ему с соседями жить в мире,

Не прошло и двух месяцев после того приезда хана, пришло сообщение: «Скажите Гуллы эмину, его просьба доведена до хозяев Афганского государства, вопрос решился положительно».

Но когда это было, чтобы конфликты между соседями заканчивались миром? Быть соседями, значит, уважать достоинство друг друга, соблюдать неприкосновенность ранней границы. И поэтому совсем скоро после той доброй вести от Джунаид хана всадники афганского Беркута, жаждущие богатства, снова пересекли реку со своими требованиями. Стало ясно, что Беркут наплевал и на Джунаида хана, и на обещания своего правительства. После этого недовольство среди народа стало расти ещё больше. В приграничных сёлах Союнали, Бедене, Сугты, Ганлыбаш-Гожалы стали возникать небольшие конные вооруженные отряды для защиты населения. Кажется, вернулись старые правила туркменчилика: защити себя сам, опираясь на своего коня и своё оружие. Уже ни у кого не было сомнения в том, что совсем скоро могут начаться кровопролитные бои. В один из тех дней, проезжая мимо, Джунаид хан по пути снова заехал в Союнали. Появление хана для Гуллы эмина стало приятной неожиданностью.

И тогда разговоры, связанные с положением дел в Союнали, стране, снова захватили Джунаит хана, жившего хотя и за пределами родной земли, но не покидающими его мыслями о Родине. Слушая Гуллы эмина, он сопоставлял его сообщения с теми, которые доносили ему верные люди. Сейчас он убедился в том, что отовсюду получает одинаковые известия. Захваченная русскими страна была похожа на корабль, попавший в шторм, её раскачивало из стороны в сторону, чувствовалось, что ничем хорошим это не кончится, что очень скоро страна может развалиться окончательно. Слушая все эти рассказы о том, что русские, разделившись на два лагеря – красных и белых, ведут между собой ожесточённую борьбу, Джунаид хан, переживая, озабоченно думал: «Как бы не вышло по поговорке: два коня дерутся, а между ними гибнет ишак. Как бы нам, туркменам, не знающим, куда податься, не было бы худо».

Уйдя с головой в тревожные разговоры о положении в стране, Джунаид хан, перед тем, как покинуть гостеприимный дом на рассвете, вдруг вспомнил, что при встрече собирался выяснить, что происходило после того, как он вместе с афганским эмиром Недир ханом разрешил конфликт между туркменами и афганским Беркутом. Он пока ещё не знал, что его переговоры с таким уважаемым главой Афганского государства не дали результатов. Подумав немного и словно о чём-то вспомнив, Джунаид хан поднял голову, легонько погладил бороду, посмотрел в лицо своего собеседника.

– Кстати, Гуллы эмин, а как разрешился ваш тот спор с афганским Беркутом?

Гуллы эмин не сразу нашёлся, что ответить хану. Сглотнул образовавшийся во рту комок, заискивающе улыбнулся. Протянув руку, придвинул к себе одну из двух лежавших сбоку от него подушек. Гуллы эмин предполагал, что такой вопрос ему будет задан, однако так и не придумал, что он ответит. Потому что после проведённых ханом переговоров Беркут стал злобствовать ещё больше. Беркут ничуть не успокоился, напротив, стал вести себя ещё непримиримее. А ведь Джунаид хан ждал, что Гуллы эмин скажет: «Хан ага, спасибо вам, что вы помогли нам наладить отношения с Беркутом!» Но Гуллы эмин, словно забыв о благом поступке хана, не спешил его благодарить.

Наоборот, Гуллы эмин переживал, что нагрузил хана своими проблемами, хотя у того и так хватает забот, чувствовал себя виноватым из-за того, что поставил хана в трудное положение. Про себя он думал: «Не буду больше беспокоить хана, сами как-нибудь справимся с этими трудностями». Но, поскольку хан лично завёл об этом речь, надо было рассказать ему всё как есть, без утайки. На свой прямой вопрос он должен был получить конкретный ответ. И он ответил стараясь сгладить острые углы:

– Хан ага, кажется, Его Превосходительство ещё наверное не успел переговорить с Беркутом.

Ответ Гуллы эмина заставил хана задуматься. Сощурив глаза и поглаживая бороду, загадочно произнёс: «Когда нет сплочённости, согласия добиться трудно». И было непонятно, о чём он в это время думал.

Седлая коня на рассвете, он обратился к провожавшему его Гуллы эмину:

– Возьми с собой нужных тебе трёх-четырёх человек и утром следующей пятницы приезжай в крепость Беркута! – требовательно посоветовал он ему.