Поскольку барон стоял молча, с головой опущенной на грудь и ничего не отвечал, князь Орсилов через мгновение добавил:
– Подумайте хорошенько… Я не требую принять решение немедленно. Послезавтра княгиня Лавизина дает большой бал в своем отеле в парке Монсо. Если угодно я представлю вас, но не забудьте: ваше присутствие на этом балу будет условным знаком, что вы принимаете мое предложение и в случае успеха отдадите половину состояния княгини.
Барон де Мерье гордо поднял голову и, глядя на своего соблазнителя, сказал:
– А если я не отдам вам этих миллионов?
– Тогда я убью вас, – спокойно ответил князь, затем также спокойно поклонился и вышел.
Глава III
Бал, устроенный князем и княгиней Лавизиными для русских обитателей французской столицы и великосветских парижан, ближе к полуночи был уже в полном разгаре. Это была путаница чудесных туалетов, беспорядок из шелка, кружев, золота, жемчуга, бриллиантов и обнаженных частей тела. Княгиня появлялась повсюду: в залах, гостиных, оранжерее, даже на площадке парадной лестницы. Изредка целовала в губы, по русскому обычаю, молодую девушку, свою соотечественницу или подругу. Она была той женщиной, которую в нескольких словах описал князь Орсилов: квадратный, выпуклый лоб, сильно выдающиеся скулы, глубокие огненные глаза, толстые губы и широкий приплюснутый нос.
Хотя нос был неправильной формы, трепещущие широкие ноздри, придавали ее лицу необыкновенную живость и весьма оригинальное выражение, от этого глаза сияли еще ярче, поскольку были глубоко посажены в глазницы, а скулы казались еще более выпуклыми. Что касается губ, то их толщина делала их настолько сладострастными, насколько это возможно.
Голова была под стать красивому телу, с тонкой талией, широкими плечами, роскошными формами. Мощная шея подчеркнутая полоской белокурых волос, другими словами, у княгини было красивое тело вакханки.
Князь Лавизин сознавал, что его изящная жена благодаря фигуре, росту и грации всегда будет выделяться в среде великосветских львиц, и как обычно любовался. Когда, проходя через залы и помогая принимать гостей, князь встречался с женой взглядом, на бледных губах вспыхивала улыбка, сгорбленная талия распрямлялась, потухший взгляд оживал. Княгиня, казалось, не замечала восторгов мужа, – ей было не до него. Казалось, она не находила в этих случайных встречах удовольствия, которое испытывал он… однако утверждали, что она его очень любила… несомненно, слишком сильно любила, и поскольку он больше не в силах активно отвечать на ее порывы и излияния, она сердилась на него за то, что он остановился, тогда как она все еще горела желанием продолжить путь.
Во время очередного своего перехода, поспешно идя к новому гостю навстречу, она увидала князя Орсилова, который стоял на площадке лестницы. Его глаза, устремленные вниз, внимательно рассматривали беспрестанно прибывающих гостей. Князь ждал кого-то тревожно и нетерпеливо. Эта тревога выражалась в том, что он едва отвечал на поклоны проходивших мимо гостей, а ему кланялись все высокопоставленные в обществе особы. Князя очень уважали в Париже. Несмотря на свое богатое состояние, он жил очень скромно и расчетливо: не играл на бирже или в карты, не имел любовниц и не был женат. Увидав его, княгиня сказала:
– Что вы здесь делаете, князь? Стоите, прилепившись к стене, как статуя.
– Жду барона де Мерье, которого просил позволения представить вам.
Подвижные ноздри княгини дрогнули, но она спокойно заметила:
– Да, правда, я совсем забыла… А он не едет, может быть, не желает быть представленным.
– Может быть… а я, признаюсь, хотел держать пари, что он все же приедет.
– И верно проиграли бы. Барон де Мерье, которого не имею удовольствия знать, но о котором много слышала, выезжает беспрестанно, его принимают везде… наш бал его не заинтересует. Говорят, он очень богат? Его похождения наделали столько шума. Многие женщины едва не умерли от любви к нему. Это редкость в наше время и я, из любопытства, часто задаюсь вопросом: какими качествами нужно обладать, чтобы доводить других до… подобного финала?
– Спросите его самого, княгиня. Вот он!
Глаза князя сверкнули, а на губах появилась торжествующая улыбка.
– Идите ему навстречу и представьте мне. Жду вас здесь, – сказала княгиня.
Князь Орсилов спустился в переднюю и, подойдя к барону, который так же искал его глазами. Они быстро переговорили и, даже не поклонившись:
– Княгиня вас ждет.
Строго соблюдая общественные приличия, барон, одетый безукоризненно, весь в чёрном с гарденией в петлице, улыбаясь и вместе с тем волнуясь, что его будущность стоит на карте, поднимался вслед за князем. Спустя мгновение состоялось знакомство. На приветливый поклон княгини Софьи он несколько секунд стоял, почтительно склонив голову, потом быстро поднял ее и встретился с ее взглядом, устремленным на него, словно исследующим.
После чего, он больше не опускал глаз и смотрел так же, как смотрели на него.
– Я вас удивляю, барон, вы считали меня уродиной? – спросила княгиня, которая будучи знатной дамой не боялась задавать прямые вопросы.
– Пугающей.
– Насколько?
– Настолько, насколько это вообще возможно, потому что мужчина, осмелившийся влюбиться, может умереть от этого.
– Мужчина, который полюбит меня… может быть… но прежде надо полюбить, а это трудно… об этом никто не задумывается.
– Что вы об этом знаете, княгиня? Любить вас помешает разве только уважение.
– Уважение! – заметила княгиня, презрительно пожав своими красивыми плечами. – Вы вальсируете?
– Когда меня приглашают, – ответил он, улыбаясь.
– Я приглашаю вас на вальс. Первые аккорды я слышу… Дайте руку…
Несколько минут спустя, они вошли в танцевальный зал и смешались с толпой танцующих. Он обхватил ее руками, обнял за талию и крепко прижал к себе. Она позволила ему это сделать, не пытаясь вырваться из этих объятий. Сделав круг по всему залу, они долго и быстро вращались на одном месте быстрее, еще быстрее, до безумия. Обхватив стройную талию своей дамы, барон не видел ничего, кроме ее роскошных плеч, чувствовал ее горячее дыхание и лучистый взгляд больших блестящих глаз. Их груди и колени соприкасались, они буквально впивались друг в друга, сохраняя при этом свое хладнокровие, чтобы как можно лучше играть свою роль. Она, с трепещущимися ноздрями, проникновенным взглядом, взбудораженными нервами, возможно, подчиненная этой самой холодности, опьяненная музыкой, ароматами, распространяющимися в воздухе, поднимающая цветы, плечи, грудь, и смутно размышляющая о любовных отношениях, об успехах этого неутомимого мужчины, который заставлял ее кружиться. Задаваясь вопросом, не обязан ли он всем своим успехам этой холодной силе, которой обычно отвечали взаимностью. Наконец оркестр смолк, они остановились…
– Куда вам угодно? я провожу вас, – спросил барон.
Княгиня не могла ответить. У нее перехватило дыхание, голова кружилась. Стремительно выдернув руку, она пошла, искать князя Орсилова, который ждал ее в оранжерее и внимательно следил за ней.
***
На другой день, барон де Мерье получил чек на 200 000 франков. Убедившись, что все идет хорошо, князь Орсилов сделал, так сказать, первый взнос.
Глава IV
Некоторое время княгиня еще отбивалась от ухаживаний барона, но наконец, отдалась ему со всей страстью пылкой натуры.
Их связь продолжалась уже около трех месяцев. Она любила его безумно, всеми чувствами, всей силой своего сердца. Любовь, которую она чувствовала когда-то к мужу, так мало походила на любовь к барону, что княгиня часто спрашивала себе: не был ли Шарль де Мерье ее первой и единственной любовью. Она регулярно давала себе слово, даже клятву быть строже, холоднее, но едва только входил барон, побежденная и покорная она не сводила с него глаз.
Они виделись каждый день, в маленьком отеле барона близ Триумфальной арки. Под предлогом, что ей для здоровья необходимы прогулки, княгиня уходила сразу после завтрака и отправлялась гулять пешком. Одетая как можно более просто, чтобы ее не заметили, она почти бежала, часто оглядывалась, а если ей казалось, что за ней идет кто-нибудь знакомый, тотчас садилась в извозчичью карету давала какой-нибудь надуманный адрес и, после быстрой езды, уверенная, что никто не следит, спокойно разворачивала извозчика, и отправлялась навестить любимого. Барон всегда сам открывал ей дверь и отводил в храм или, скорее, в театр, где разыгрывал для нее любовные сцены.
С тех пор, как у княгини появились близкие отношения с бароном, она почти отказалась от всех выездов в свет, никого не принимала у себя, а вечера проводила с мужем. Князю и в голову не приходило, что сердце и мысли княгини Софьи не принадлежали ему даже в минуты интимных бесед, а дрожала она от воспоминаний об удовольствиях, и нервничала при мысли о завтрашнем дне. Княгиня считала себя настолько счастливой, что другого счастья и не желала, но барон думал иначе. Он не видел в этих отношениях ничего удивительного.
Время шло… Комбинация, предложенная принцем Орсиловым казалось никак не двигается вперед. Знаменитые миллионы не стали ближе к его карману, да и князь Орсилов пропал. Если бы его партнер время от времени приходил к нему, чтобы вселить в него уверенность, придать ему смелости, сказать ему: «Все работает, миллионы уже на горизонте. Они торопятся». Но снабдив барона значительной суммой, он куда-то исчез из Парижа. Никто не знал цели его путешествия, никого это не интересовало. Он давно приучил своих друзей к тому, что исчезал неизвестно куда. Предоставленный самому себе, барон начинал отчаиваться. «Неужели ему, человеку который привык менять женщин, как перчатки, придется стать вечным любовником некрасивой женщины? Когда же, наконец, княгиня станет вдовой и полной обладательницей знаменитых миллионов», – думал он. Князь, по-видимому, и не собирался умирать, напротив, здоровье его поправилось: бледность исчезла, потухший взгляд оживился, спина распрямилась, что же касается анархистов, они, кажется, совсем забыли об его существовании. Такого было положение дел до 23-го февраля 18… года.
В этот день княгиня вернулась домой позднее обычного. Она совсем забылась в доме барона, и у нее оставалось только время переодеться к ужину. Пробило семь часов.
– Князь, дома? – спросила она горничную.
– Дома, ваше сиятельство, – отвечала горничная. – Князь изволят быть в своем кабинете внизу.
– Пожалуйста, переоденьте меня как можно скорее, я не хочу заставлять его ждать, – и княгиня поднялась в свою комнату, находившуюся на верхнем этаже, но едва только вошла в нее, как раздался страшный грохот, похожий на взрыв. Можно было подумать, что рушится дом.
Глава V
За этим страшным шумом последовала гробовая тишина. Обитатели дома, господа и слуга были так испуганы, что несколько минут не смели издать ни звука и не могли двинуться с места. Вероятно, все ожидали нового взрыва. Первой пришла в себя княгиня, которая звала на помощь. Выбежав из своей комнаты, она очутилась на площадке лестницы первого этажа. Сначала никто ей не отвечал, потом появился камердинер князя, за ним дворецкий и несколько человек слуг, которые жили на втором этаже. Все были бледны, взволнованы, полумертвые от страха.