Королева красоты. Серия «Мир детектива: Франция»

– Кому же вы послали эту депешу?

– Я послал ее в Америку, редакторам моих журналов… у меня протянут кабель… он связывает мою рабочую фирму в Париже и всех моих редакторов в Соединенных Штатах и Калифорнии… это позволяет мне быстро передавать информацию и общаться с ними и всегда быть дома там, где я нахожусь… Сегодня сто тысяч парижан читают теперь, что ваш отец виновен… А миллион американцев читает в то же время, что он невиновен… есть разница?

– Благодарю вас! – проговорила Жанна. – Позвольте пожать вашу руку, как другу.

– Я с восторгом принимаю вашу дружбу, – сказал сэр Гардинер, крепко сжимая руку молодой девушки. – Теперь, давайте поговорим о другом. Я приехал предложить вам, как спасти вашего отца. Мое время, влияние, состояние, все к вашим услугам.

– Еще раз благодарю, но… – сказала Жанна, смущенно.

– Вы боитесь меня? Не опасайтесь! Я человек очень честный, поверьте, также как и вы очень честная девушка… поверьте мне… вы уже немного меня знаете… и вчера я поверил вам, хотя совсем вас не знал.

– Я могу в это поверить, – сказала она. – Но мне все-таки хотелось бы знать, почему?

– Почему я так предан вам? Право, я и сам не отдаю себе в этом отчета. Принимайте меня за сумасшедшего, за эксцентричного дурака, за кого хотите… Но какое вам дело до моего безумия, если оно поможет вам вернуть отца.

– Тоже верно, – согласилась Жанна, улыбаясь. – Давайте будем действовать вместе!

Глава XXIII

Теперь они сидели друг напротив друга и смотрели откровенно, без задней мысли, как давние друзья. Какое-то внутреннее чувство, интуиция подсказывали Жанне, что она может положиться на этого незнакомца, который так неожиданно предложил ей свои услуги, что же касается до сэра Гардинера, он был покорен ясным умом и любящим сердцем молодой и красивой девушки.

– Ваш отец осужден, – заговорил он снова без особой серьезности, потому что, несмотря на все странности, он умел весело говорить о самых печальных вещах, – осужден, но еще не все потеряно… Согласен, что обманывать – это плохо, но ведь есть пословица: «Нет худа, без добра». Можно подать на кассацию. Вы думали об этом?

– Конечно, и мой адвокат думал, но потом пришел к убеждению, что кассационная палата не отменит приговор суда присяжных. Он, по-видимому, не видит никаких серьезных причин для отмены.

– Я буду искать и найду!.. Я изучал ваш уголовный кодекс, путешествуя по морю на моей яхте из Франции в Америку. Если бы вы знали, какая у меня яхта! Она больше французского фрегата и шестьдесят два раза перевозила меня из Гавра в Нью-Йорк и обратно. Это очень недолгое путешествие, но очень веселое… Мы обязательно отправимся на ней вместе с вашим отцом, когда он будет свободен…

– Прежде, чем ехать с ним в Америку, – грустно улыбнулась Жанна и коснулась его руки, – давайте постараемся вытащить его из тюрьмы.

– Правда, правда. Я слишком много болтаю. Мои речи такие же длинные, как и мои ноги. Если б вы знали, как эти ноги меня смущают… Не могу придумать, куда их девать…

– Пока задвиньте их под стул, и продолжим разговор.

– Я думаю отправиться в кассационную палату и объясниться с советниками, чтобы найти необходимые нам причины для пересмотра дела. Они поспешат признать правильность моих доводов и отменят вчерашнее решение… а вашего отца будут судить с новым составом присяжных, который на этот раз оправдает его… это дело на три месяца.

– Как вы все быстро устроили! – улыбнулась Жанна. – А вы сомневаетесь когда-нибудь в успехе?

– Извините. Сомневаюсь, чтобы меня полюбили ради меня, а не моих денег. Женщины находят мои ноги слишком длинными, я точно хожу на ходулях… Кроме любви, я ни в чем не сомневаюсь, и уверен, что преодолею любые препятствия для спасения вашего отца.

– Какие средства вы будете использовать?

– Обыкновенные. Судьи тоже люди как и все остальные, а я знаю, чем можно покорить людей.

– Чем же?

– Деньгами.

– Едва ли у вас это получится.

– Почему же, я всегда добивался своего в Америке?

– Но мы во Франции…

– Вы думаете, что ваши судьи стоят выше наших?

– Уверенна.

– Мне было бы любопытно взглянуть на это.

– Вы увидите… К счастью для моей страны, к сожалению для меня.

– Они несправедливо осудили вашего отца, а вы их защищаете?

– Почему бы нет? Они думали, что судят справедливо, но ошиблись. Я их не обвиняю, но жалею.

– Вы странная девушка.

– Нет. Но у меня в глубине души есть чувство справедливости.

– Значит, вы не принимаете мои средства?

– Кто вам сказал? Мой отец – прежде всего. Если удастся спасти его, любым способом, я буду всю жизнь вам обязана.

– Отлично! Сегодня же начну действовать.

– А я, – сказала Жанна, вставая, – принесу утешение и надежду несчастному узнику.

Глава XXIV

Вернемся теперь к барону де Мерье и княгине Лавизиной. Страшная смерть мужа, неожиданное вдовство не потушили безумной страсти княгини, благодаря умелому обхождению барона де Мерье. Предвидя, какое сильное эмоциональное впечатление должна была произвести на княгиню такая катастрофа, он сказал:

– Моя любовь и уважение к вам, равно как и к себе, призывают к большей скрытности. Вы теперь на виду, на вас смотрят со всех сторон. Не давайте повода для еще большего внимания любопытных и их злобных обсуждений. Все ваши поступки станут известны, а оплошности – попадут в прессу. Берегите, вашу репутацию… сейчас весьма печальное время… и я хочу предостеречь вас. Вскоре общество забудет о вас, и мы возобновим наши встречи. Разве у нас впереди не целая жизнь, чтобы любить друг друга?

Прекрасный актер, знаток женских сердец говорил ей нежно советы, которые заставляли ее страдать и вместе с тем видеть в них доказательство «бескорыстной и самой горячей любви». Княгиня все больше осознавала, как ее сердце билось в такт ее чувствам.

Не довольствуясь словами, барон де Мерье хотел проверить, что София Лавизина не может обойтись без него. Под предлогом важных дел, он отлучился на несколько дней из Парижа и вернулся только после того, как получил несколько страстных, компрометирующих писем княгини, которые решил сохранить. Временами княгине казалось, что ее бросили, что у нее есть соперница, и тогда измученная ревностью, она готова была бежать к барону, пасть перед ним на колени и молить о любви. На этом чувстве, кажется, держалось все ее существование. И вот, когда он уверился в своей победе и в том, что княгиня Софья находится в полной его власти, он вернулся в Париж. После того, как он заставил ее пройти через различные этапы испытаний: любовь, воздержание и лишения, когда он увидел ее покорную и жаждущую любви, когда он сам почувствовал себя отдохнувшим, готовым снова отправиться в сельскую местность и покрыть себя славой, он однажды сказал ей тем страстным голосом, который, как он знал, можно использовать по своему желанию:

– Жертва, на которую я обрек себя, выше моих сил… Я не могу жить без вас, не могу являться в вашу гостиную как чужой и скрывать наши отношения перед другими… Не можем ли мы, хотя бы на некоторое время, удалиться от людей, от света, жить в одиночестве, бок о бок, любить друг друга без всякого стеснения, свободно, безумно?

– Да! Да! – взволновано воскликнула княгиня. – Это мое самое сильное желание, моя единственная мечта. Почему бы нам не сбежать из Парижа вместе, и не отправиться путешествовать? Ничто не держит меня в Париже, даже этот процесс. Председатель уволил меня от необходимости давать свидетельские показания. Он будет доволен, если я отправлю ему письменные показания. Едем же… сегодня, завтра, когда хочешь… в Италию, Швейцарию, Испанию.

– Нет, друг мой, я не соглашусь путешествовать с вами. В гостиницах, где мы будем останавливаться, вы не сможете скрывать вашу личность… Вас узнают тотчас же, точно также как и меня, но я придумал другой план. Мы удалимся на берег моря, будем жить в какой-нибудь деревушке, под чужими именами, просто, скромно, не привлекая к себя внимания. Никто не будет знать о нашем убежище, никто не побеспокоит нас.

– Едем! – согласилась княгиня, как в бреду.

И они выбрали маленький уединенный домик на нормандском берегу, расположенный в красивой деревушке Вокот между Этретой и Ипортом.

И никогда еще их ни на минуту не прерывавшаяся любовь, оживленная воздержанием, укрепленная морским воздухом, не была столь пылкой.