Воровка Дагорских лесов

– Пойдешь на все?

– Да.

– Я помогу тебе, и ты должна поручиться за то, что сказала ранее. Заплатишь своей свободой. Отпускать тебя не собираюсь.

– И пусть. Я останусь с тобой.

– Отлично, – Мужчина протягивает в мою сторону раскрытую ладонь, – Тогда отдай ключ. Я знаю, он у тебя в кармане.

По телу бегут мурашки. Я поджимаю губы, с досадой осознав, что мой противник не глупец.

– Как ты…?

– Не одна ты выживала в Дагорских лесах. Мне тоже приходилось. В прошлой, вольной и сытной жизни.

– Не понимаю, о чем ты.

– Понимаешь. Я прекрасно знаю эти приемы, воровка.

Скрипя зубами, я отдаю ключ Веславу. Он довольно улыбается, закинув его в карман брюк.

– Если хочешь увидеть Катерину, не пытайся обмануть меня. Выполняй все, о чем прошу и может завтра с утра ты сможешь поговорить с ней.

Я вдыхаю воздух в легкие, но бион перебивает, не дав заговорить.

– А пока иди, подружись с местными женщинами и займись бытом. Хочешь жить не в помойке, организуй порядок.

– С местными женщинами? Ты хочешь, чтобы я выпрашивала тряпки?

Он улыбается, тянется рукой к моей щеке, но я уворачиваюсь.

– Укради. Тебе же так привычнее.

Рожденная в семье со средним достатком, я почти никогда не выгребала мусор из трущоб. Тяжелую жизнь знала, но больше в плане поисков выгоды, риска, опасных дорог и попыток избежать встреч с тварями.

Здесь же тяжесть жизни опускается на ступень выживания. Когда холодно, голодно и нет безопасных стен, как в Дагоре.

Без защитной маски дышать вне дома трудно. Запах горького дыма щиплет нос, глаза ужасно слезятся, и кожа как будто покрывается противной пылью, отчего руки кажутся сухими и неприятно шелушатся.

Воды нет. Чтобы найти ее для питья пришлось идти к военным в полевую кухню. Ту, что разбита на въезде в город. В центр Мрачного удела путь закрыт. Я пыталась пройти, но за низкими постройками выставлены металлические ворота и забор. Так местная администрация защищает себя от инфицированных.

– Разве укушенные могут бродить по уделу? – Спрашиваю я местную женщину. Грузная блондинка с ребенком в слинге безостановочно сосущем ее огромную грудь, стирает белье прямо в ведре у колодца. Вода тут не питьевая, оранжевого оттенка с запахом мха. Глаза незнакомки добрые, но возраст трудно узнать. Кажется молодой, но лицо осунулось, сползло от тяжести щек, тонущих в подбородке. Эта ее полнота не похожа на здоровую. Вся будто в опухолях и без респиратора. Тонкие губы растягиваются в беззубой улыбке.

– Новенькая, да? По тебе видно, не знала жизни в Мрачном уделе.

– Я тут всего пару часов. Ничего не знаю, но в центр попасть не смогла. Говорят, там есть и вода и еда.

– Есть вода, – женщина вытирает капли пота со лба, а второй рукой подтягивает слинг на плечо. Малыша это нисколько не отвлекает. Я стараюсь не смотреть как он ест. Таинство кормления здесь принимает какую-то уродливую форму, – У них все есть, да нас туда никто не пустит. В центре карантин для привезенцев и элитные квартирки для владельцев удела. Потом тех, кто пройдут отбор и будут здоровы отправят к нам. Только не все они здоровы, да и от ворот, зараженных из леса, не шибко-то просматривают. Так что ты права, есть у нас зараженные. По улицам ходят редко, ведь убьют их солдаты. Так что по подвалам сидят.

– Это как? Они сами остаются в подвалах? А как же те, кто уже в бессознательном?

Горожанка заливается, будто я говорю о чем-то веселом.

– Мало кто сам в подвал сядет. Родственники своих держат и кормят. Ты если чуешь тухляка, то дом обойди. Не суйся туда.

– Люди держат зараженных в подвалах нарочно?

– А ты бы смогла сына отдать военным, когда увидела, что он болен? Или мужа любимого? Это у вас в городах все просто. А мы тут никому не нужны и законы ваши нам не по чем.

– Но как же это допускают военные?

– А им плевать. Мрачный удел это перевалочный пункт. Пока они тут – стреляют, если встретят. А так всем все равно. Мы как свалка отходов, – она завершает свою речь и тяжело вздыхает, впервые посмотрев на ребенка с теплотой, – Как тебя зовут?

– Мария, можно Маша.

– Я Эмма. Ты можешь зайти ко мне, дам булку и есть еще вяленое мясо. Можешь сделать из него похлебку.

– Да мне даже не на чем. Но за хлеб буду благодарна.

Эмма отжимает постиранные тряпки и закидывает себе на плечо. Воду выливает прямо на дорогу под ноги.

– Держи ведро. Набирай воды и там вот, прямо на заборе слева возьми одни из тряпок. Ты по полу водой грязь вымывай, а тряпкой пыль сними со стен. Будет лучше.

Я осматриваюсь. У колодка много мусора. Он находится сбоку одного из домов в тупике. И на сваленных досках забора действительно есть пару коричневых тряпок.

– Эмма, может поможешь и с постельным? У нас с мужем крохотная кровать с пыльным матрасом. Больше ничего.

– Ко мне придешь, дам белье. А матрас отбей и на пол брось. Сподручнее будет, если ты его разложишь. Они все двойные, просто сложены пополам, чтобы помягче военным было.

Некрасивая, уставшая, высокая и с мощными руками Эмма для меня засветилась теплом и добротой. Абсолютно отталкивающая внешность потерялась за ее добросердечием.

Получив ценные указания, я следую совету. Набираю ведро воды, тащу домой и проливаю пол. У входа есть небольшое сливное отверстие куда под уклоном уходит вся вода.

Везет, что Веслав куда-то ушел и я могла приводить свою конуру в порядок без его участия.

Пол быстро обсох. За это время я успеваю сходить за хлебом и водой. Эмма выдает мне простынь серого цвета, еще одну чтобы укрыться и две подушки из закромов. А еще полотенце и свое платье. Она подмечает, что я выгляжу плохо, да и кровь привлекает внимание горожан. В суете вторых суток без сна я совершенно забываю о том, что мое платье было белым, а висок я разбила еще в дороге. Кровь до сих пор на ткани, а от белого цвета не осталось и следа…

К вечеру в маленькой конуре на окне висит белое полотенце, имитируя штору, стоит крохотная табуретка, которую отдали мне солдаты. На ней столовая свеча освещает пространство. На полу расстелена простыня на матрасе, сверху лежат две подушке, застелена простыня и одна брошена для укрывания.

Я приняла скудный душ и надела на себя голубой чистый халат Эммы. Обернула его вокруг себя почти в два раза, перевязав поясом. Свое белое платье оставила сушить под потолком на веревке.

Весь мусор, фекалии и старые тряпки утилизирована в местных огненных мусорках, куда горожане сваливают буквально все, не переживая о вечном запахе гари.

Я разлила по стаканам, взятым у Эммы, воду, порезала хлеб и в открытом холщовом мешочке оставила орехов, вяленого мяса и рыбы. Все это готово к появлению Стража и как только мужчина входит в дом, он застывает на пороге. Я вижу, как Веслав отпускает винтовку на ремне, гуляя удивленным взглядом по маленькому пространству.

Я же встаю перед ним, придерживая норовящий раскрыться халат.

– Ты долго, – шепчу я, – Все готово. Ужин, постель.