Когнитивный диссонанс

ни на Бога,

ни на императора.
Мы с удовольствием «развесили уши», несколько старомодная, манера изло —

жения не раздражала; без напряжения верилось, что рассказчик был хорошо знаком и с «барыней», и с «Герасимом». Конечно, сказалось ещё и то, что повесть «Му-Му» стоит в русской классике на особом месте:
почти все помнят, о чём, там идёт речь. Про другие произведения, отнесённые к классическим, наш народ, ещё со школы, привык отвечать, глядя честными глазами: «Конечно читал»!

А только скажешь: «Му-Му» —
глаза затуманиваются – чьё сердце не размякнёт,
сочувствуя несчастной собачине. Любопытно, что за Анну Каренину, так переживают далеко не все.
Искушённый читатель вспомнит, конечно, и других достойных представительниц прекрасного пола, пострадавших от рук мужчин, но вычеркнуть «Му-Му» из этого списка и у него рука не поднимется.

Вернёмся в поезд.
В моих ушах, до сих пор звучит, негромкий голос, мягко выговаривающий: «Ах, драгоценный мой, Ми-Ми»… «Нет, дорогой, именно Ми-Ми…
Это Иван Сергеич назвал её: «Ми-Ми», а уж он понимал, как надо с девицами и умел величать их так, как им нравится»…

«Как вы сказали?
«Собака женского рода», которую звали «Му-Му»?! —
Так, то в книге, голубчик! А в действительности, всё было совсем не так.
И в переносном смысле он Танечку собакой, а уж тем более, «собакой женского рода», назвать не мог,
не так, он был воспитан…

«Ну, конечно, они с Таней были знакомы, очень даже хорошо знакомы, иначе Иван Сергеевич, никогда бы не пошёл, на эту мистификацию»…
«Хорошо знакомы» – значит не просто знакомы,

что же тут непонятного»… «Ну, что вы, что вы!

О бракосочетании у них и в мыслях не было, во всяком случае,

у Ивана Сергеевича.

Мужчины, в то время, вообще не были склонны думать о женитьбе, если не «маячило» солидное приданое»…
«Нынче, конечно, всё по-другому, нынче, респектабельно жениться «по любви» – вот и является к родителям большой ребёнок, с большим…

желанием «пожить с их дочкой… одной семьёй»:

«Здравствуйте мама и папа! Принимайте в семью нового сыночка»!
«Герасим, конечно, исподтишка, наблюдал за Танечкой и Иваном Сергеевичем и злился, естественно»…

«А то и злился, что с Танечкой они росли вместе, мечтали о будущем…
о совместном будущем…

Но, когда появился Тургенев, шикарный, вальяжный… Помните, у Цветаевой:
«И чьи глаза, как бриллианты, На сердце вырезали след, —
Очаровательные франты
Минувших лет»… Тогда, своё будущее, Танечка начала видеть, как-то… по-другому.
Иван Сергеевич, её сразу очаровал: «Вам, Ми-Ми, с вашей красотой, с вашим прирождённым тактом,
непременно надо жить в Париже. У вас в осанке, в манерах, а особенно, в прекрасных глазах ваших, так культура европейская и светится.
Даже не спорьте, голубушка! Именно, Париж!
Только там, вас смогут оценить по достоинству». Слово «Париж»,

производит на русских женщин,
какое-то магическое впечатление.
Про Париж и про свою красоту,
женщина готова слушать часами. Но, если в собственной красоте,
некоторые из них, сомневаются, то Париж, которого они никогда не видели, сомнению не подлежит.
Герасим, сразу отметил для себя, это волшебное слово и, как умел, поддержал разговор:
«О, Париж!!! Я тоже хочу в Париж!
Как же, у них там… всё возвышенно, как просвещённо!
Для меня Париж – это те, кто там жил и работал: Вольтер, Дидро, Декарт, Робеспьер, Аристотель»! —
«Ну, насчёт Аристотеля», – заметил Иван Сергеевич, —
«ты, Гера, слегка «загнул»!

Не был Аристотель в Париже, ни разу, и в этом, вы с ним очень схожи.
А, что касается, гражданина Робеспьера, то тут, ты очень даже прав, сей гражданин – очень многих…

просветил, поведав, что они…

враги Франции, а затем…

возвысил… при помощи виселицы.

При Робеспьере, в благословенной Франции, многих достойных людей возвысили подобным образом»…
«Ну да, конечно,

Герасим мог говорить…
А в книге?!
А в книге специально: он, мол, глухонемой, туповатый дворник… Книга-то, для того и была затеяна, чтобы про Герасима

только так и понимали… А в жизни его хвалил и учитель географии, и учитель музыки, а уж, как он на клиросе пел – заслушаешься»…
«Поющий на клиросе Герасим», несколько «ушиб» меня, я упустил нить повествования…

Поэтому, дальше буду рассказывать, как вспомнится… и так, как, по моему разумению, должно было быть…
«Тебя, Гера, увлечение Парижем до добра не доведёт» – говорил Иван Сергеевич – «ты бы, лучше, «Историю Государства Российского» почитал. Но, если уж, очень хочешь, учи французскую грамматику, мы с Таней, как в Париже устроимся, обязательно, тебя к себе выпишем».
Ах, Иван Сергеевич! Зачем же вы, так-то?!

Если до этих слов, у Герасима

ещё теплились угольки надежды…
Ох, какие, всё же, дикие мы!

Даже самые лучшие, самые образованные самцы не умеют отказать себе в
удовольствии

«пнуть» поверженного соперника.
Именно так,

все государственные потрясения и приключаются: