Вся жизнь – в искусстве

Сумасшедший день! Утром отправились с Верой на репетицию Реквиема. Потом как угорелый на лекцию в драму; читал XVIII век, без настроения: болит горло, голова, шея. Вечером, подготовившись, пришел в филармонию и оказалось, что читаю не я, а Елисеев! Я очень обрадовался, т.к. не имел охоты читать при столь большой аудитории с больной головою. Реквием на меня впечатления не произвел – «опера»!

[1955 год насыщен важными записями в дневнике больше, чем предыдущие].

1955 год

9 января 1955 г.

Бегом отправился в филармонию, т.к. троллейбусы стояли. Читал «РимскийКорсаков». Вечером был в театре на «ЧиоЧиосан». Вывешен новый приказ с распределением опер: мне – 9, Петрову – 4, Кимову – 3, а жалование одинаковое! Послал телеграмму Р.М. Глиэру. (…) Получил план по «Аиде», согласно которому начну с хором 22 января; сдача 10 марта.

17 января 1955 г.

Выходной. В 1200 отправляюсь в Кузнечиху с Н.Н., «лихо» спускаюсь с гор, но когда никто не видит, без стеснения еду верхом на палке, как ведьма на метле. Падаю мало, только на подъемах. Очень устал изза большой отдачи лыж. Вечером смотрел «Брак поневоле» – не лучшая из картин Дины Дурбин. Но фигура у нее в полном смысле слова упоительная. Очень устал.

2 февраля 1955 г.

С 1230 до 14 – «Риголетто», 1 акт с хором на сцене. Много сделал. Узнал, что на завтра мы вызваны в обком. Вечером мизансценная «Аиды» 4 к. с хором, солистами и мимансом. Любопытно, что на сцене гораздо меньше пространства для движений миманса, чем в репетиционном зале. Все приходится сокращать и ужимать. Положение Радамеса не слишком удобное.

9 февраля 1955 г.

(…) Вечером в 1930 и до 2100 репетировал с Моисеевым и Тухнер сцены 4 к. В 2100 началась репетиция 4 к. с хором, мимансом и солистами. Дружков попрежнему деревянный, Моисеев – как Моисеев, Прохорова – зелена. Нужны усиленные репетиции с солистами, на которые надо бросить все силы. Не знаю, как добиться слаженной репетиции с участием всех действующих лиц. На совещании у директора я отсутствовал, т.к. оно совпало с репетицией.

11 февраля 1955 г.

В 1100 началась оркестровая; волновался, т.к. все шло хуже, чем на мизансценных. Явился Струков и сразу начал пороть вздор насчет «каленого» меча. Гейша и хнек сидели и смотрели, очевидно, пришли меня уличать. Плох был балет во 2 к., много лишнего. В 1500 – читка либретто «Тимур и его команда» [балет горьковского композитора А.А. Нестерова по детской повести А.Гайдара] – адская скукотища! Вечером, с 1000 до 2300 мизансцены «Аиды» – 1, 3, 5, 6 и 7 кк. Сделал очень много, все наметил, кроме дуэта Аиды с Амонасро и арий; в общем, уже можно репетировать с оркестром. Очень устал.

16 февраля 1955 г.

С утра чувствую себя прескверно. После никчемной оркестровой без самой Аиды (прошли только судилище) встретился с Андреем Ивановым, который оказался милым старым другом, совсем не в духе преуспевающих знаменитостей. [Андрей Иванов – известный советский оперный певец, баритон, народный артист СССР, солист Большого театра]. Встретил меня чрезвычайно тепло. Вечером «Игорь»: благодаря гастролеру даже пролог шел весьма сносно. Я убрал лобное, отчего все сразу стало лучше. Уверен, что если можно будет одеть хорошо человек 12 солдат и человек 12 статистов, подкрасить костюмы и бутафорию, то все будет выглядеть очень сносно. Хорош был Сашка Суханов. (…)

25 февраля 1955 г.

Так называемая монтировочная репетиция вылилась в прямую комедию: оформления полностью не было ни для одной картины. В 1 – задника, во 2 – двух кулис, в 3 – задника, а когда начали 4 – пришла бригада обставлять сцену! Написано все плохо, ремесленно; не создает никакой иллюзии, фрески базарные, статуи – чурбаны! Все надо переписывать!

Репетировал 4 с Викторовой, Шульпиным, Сухановым. (…) Вечером с 20 до 23 мизансценная «Аиды»: 5, 3, 7 кк. Очень хорошо! Дружков, Тухнер, Сергей (молодец!), Маша и Лина. Гейша объявила Мелите, что она может искать себе службу! Вот стерва!

В 23 договорились с Борисом о дальнейшем.

26 февраля 1955 г.

В 1030 репетиция с Амнерис и арапчатами. Потом монтировка или, вернее, пародия на нее. Смонтировали без света 4 картину, поставили марки. Гейша опять бесится и ищет «виновников». Б.М. договорился с «маралами» [ироническое прозвище художниковисполнителей, пишущих декорации, – от слова «марать»] о доделке (а вернее переделке) всех первых картин. Был в ТПК [Театральнопроизводственный комбинат]. Впечатление самое неутешительное, наделали ужасную дрянь! Отвратительны «браслеты» из белой и желтой байки, которые они в точности воспроизвели. Вообще, костюмы – дерьмо! Следить за их изготовлением я не мог, т.к. надо было бросить всякую режиссуру и все время сидеть там. С бутафорией тоже погано: ни один головной убор не налезает на голову!! Весь день отвратительное настроение; причина – костюмы; то, на что я больше всего надеялся, оказалось всего хуже. «Чем хвалился, на том и провалился».

8 марта 1955 г.

С 1130 и до 1300 репетиция с Прохоровой – «Аида», 6 к. С 1330 мизансценная на сцене с хором, мимансом, балетом – 4; загнал миманс в угол; поручил бросок балету; стало не лучше, но спокойней. Отрегулировал выход Радамеса, уход на финал, выход сопран на 2 к. Репетировали без станков. (…) Вечером, с 20 до 22 репетировал с Прохоровой: 6, 3 и 5 кк. Есть сдвиги.

9 марта 1955 г.

(…) 2я генеральная «Аиды». Путаница с костюмами, масса недоделок. Хороши декорации «Нила» и «Судилища». В «Подземелье» опять не было станка. Ужасен костюм Амонасро и эфиопов, нет головных уборов для воинов миманса и балета и т.п.! Сегодня Анатолий опять себя показал, прошипев, что ничего из декораций не вышло бы, если б Васька не отступил от эскизов. Я ему сказал, что меня вполне устроили бы декорации, «такие же плохие», как эскизы. Он промолчал. [Речь идет об эскизах, выполненных очень талантливым художником Борисом Михайловичем Эрбштейном, который начинал работу над «Аидой», но изза недоброжелательной обстановки в театре вынужден был уехать, о чем Марк Маркович очень сожалел].

Вечером репетировали отдельные сцены с Соней, Линой и Георгием. Прошли куски 1, 3, 4 и 6 кк.

11 марта 1955 г.

(…) Вечером сдаточная «Аиды». Далеко от того, чего я хочу, но все же прилично. Друзья хвалят, враги молчат. Завтра – заседание комиссии, будет брань! Костюмы меня удручают, особенно солисты; ничего общего ни с линией, ни с колоритом эскизов! Масса всяких неряшливостей, грязи.

12 марта 1955 г.

В 13 – обсуждение «Аиды». Никакого «избиения», если не считать глупых и хамских выпадов Ерошки и ВанькиКаина. Лира, Елисеев, Вепрь и Мазай А. говорили весьма благожелательно и похвально. Спектакль идет.

14 марта 1955 г.

В 19 отправился в театр. Премьера прошла с большим, триумфальным успехом. Масса поздравлений. Был Сима [Серафим Николаевич Тарасов, сотрудник Министерства культуры СССР, старинный друг Марка Марковича] и сказал, что я с честью вышел из этого испытания, советовал ничего не предпринимать.

24 марта 1955 г.

(…) Вечером симфонический концерт в Политехническом: «Манфред» и 2й фп концерт Чайковского. Присутствовало 48 человек!!! «Манфред» произвел на меня большое впечатление. Особенно траурная тема в 1 и 4 ч. и гнусная адская пляска, лишенная всякого величия, поистине рисующая ад во всей его мерзости. Концерт играла Б.С. Маранц – превосходная пианистка. [Берта Соломоновна Маранц – профессор Горьковской консерватории, незадолго до того переехавшая в Горький из Свердловска].

22 апреля 1955 г.

С 1030 и до 1300 репетиция оркестровая 6, 7 и 8 кк. «Семьи Тараса». Был в бане. Купил «Вокруг света» № 3; все же – дурацкий журнал, и покупаю я его сдуру, по инерции. В бане заметил, что у меня на животе жирок, вес 65 кг. Долго разговаривал со Зворыкиным о разнице моего метода и метода Покровского [известный советский оперный режиссер, одно время – главный режиссер Большого театра]. Он «ловит» инициативу актера и развивает ее на дальнейшее построение. В то же время у него все заранее решено и не меняется. Петров – тот же метод [один из режиссеров Горьковского театра оперы и балета]. Мордвинов ближе ко мне. Так ли это? Может быть. Только результаты мне не кажутся значительными. «Судите о дереве по плодам его».

25 мая 1955 г.

(…) На совещании худ. руководства и начальников цехов опять много говорилось о качестве оформления на гастролях, а закончилось клятвами осуществить … «БанкБана»! [Опера венгерского композитора Ф. Эркеля]. Значит, никакого ремонта не следует ожидать, и все пойдет в лохмотьях. Анатолий Мазанов обиженно спросил меня, отчего я ничего не говорю ему о «Щелкунчике». Шиш под нос! Мнение Валентинова теперь не будет высказываться на всех перекрестках, а его советы будут продаваться на вес золота!

Вечером «Бородин», кл. им. Свердлова.

30 мая 1955 г.

Пасмурно, дождь. Выходной день. Кино «Папа, мама, служанка и я». Изумительно по теплоте человеческого чувства и тонкости юмора. Пленяет и то, что герой не красив, не отважен, не богат, не гениален; просто душевный и добрый малый, такой, каких, слава Богу, не так уж мало на свете!

[В Горьковском оперном театре начинается работа над оперой Эркеля «Банк Бан» и балетом Нестерова «Тимур и его команда». Марк Маркович не имеет к ним прямого отношения, но иногда записывает свои впечатления.

Театр отправляется в гастрольную поездку вниз по Волге].

2 июня 1955 г.

Еду на колесном пароходе «МолотовСкрябин». Как водится, в суматохе не попрощался как следует быть с Н.Н.

У меня каюта одиночная, маленькая, но почемуто более просторная и удобная, чем на «Климе Ворошилове», умывальник, полочка у зеркала, вешалка. На пароходе вечером часто танцует молодежь. Отвратительное засилье офицерских байстрюков – орущих, бегающих; мамаш с ночными горшками, которые они опорожняют через борт и т.п. Радио неутомимо ревет о футболе, стали, самодеятельности и портит настроение дивного и прохладного вечера.

4 июля 1955 г.

(…) Сегодня вызывала директриса и предложила ставить юбилейный спектакль – «Золотой петушок». Итак – круг завершился! Мне передавали, что на партсобрании говорилось о том, что я «совершенно переменился», «пересмотрел свои позиции» и т.д. и т.п. Ну, пусть думают или, вернее, говорят так! Но причина всего – страх перед тем, что я буду беспощадно действовать, не останавливаясь ни перед чем! Что ж, будем ставить юбилейный спектакль!

8 июля 1955 г.

Купался с 9 до 1030. Весь день без дела, вернее, делаю вид, что занимаюсь «Золотым петушком». Мерин хотел заставить дежурить, но я отказался. (…) Сегодня «Онегин» закончился в 0 час. 35 мин!