КСИЛОЛ

– Почему бы тебе не заставить меня уважать и боготворить тебя? Ты же все можешь! На словах ты могущественный, а на деле никто, такой же, как и я ничтожество! Ну же! Покажи мне всю свою гордыню, но только не надо лишних слов, полных обещаний. Иногда слова всего лишь отговорки или грязная ложь!

– Ложь, по сути, тоже неплоха…

– Ложь по своей сути – это правда одного человека, придуманная чтобы защитить свою тонкую и хрупкую личность! Ложь не нужна сильным и стойким людям…, если только это не является хитростью. Тогда она необходима.

– Так вот моя ложь – это хитрость! Что теперь?

– Твоя ложь – это не хитрость, а просто навязчивое высокомерие.

– И к какому типу людей, по твоему мнению, я отношусь: к хрупким и слабым или к сильным и выносливым?

– Более к слабым, но это не совсем так. Я бы тебя отнес к пустым, бездушным людям.

– Ты врешь, мерзавец! Все твои слова – это лишь пустая клевета на меня! Да как ты посмел назвать меня пустым?

– Научно доказано и подтверждено некоторыми фактами, что личность, проявляющаяся снаружи, противоположна внутренней личности. Факты ученых не оспоришь.

Да знаю, что схитрил, но это были просто необходимые мере. У меня опять было ощущение, что, когда перед человеком поставишь научный факт, то все будет следовать по его законам. Я чувствую, что так устроен человеческий организм, и его реакция тому подтверждение. Мой вымышленный, а может и не вымышленный факт застал его врасплох.

– Что ты несешь? Забудь про факты. В моем мире нет таких законов. Это ложь, это все твои грязные убеждения!

Пусть, он пытается опровергнуть что-то, но его голос предательски дрожит, а глаза его мечутся в тревоге. Теперь я чувствую себя увереннее из-за его замешательства.

– Ты не прав. Тут правят твои законы, но только те, которые касаются всего, кроме одного – души человека. Тут ты неподвластен. Ты можешь вытворять со своим и моим телом все, что тебе пожелается, но вот человеческая душа, а точнее натура, останется при своих правилах. Но даже то, что ты создал здесь все обман. Оглянись! Разве это то, что тебе так нужно? Все эти предметы, которые ты создал для преувеличения потенциальности своей личности, отражаются только на тебе и ни на ком больше. Для меня их не существует! Я их вижу, но на меня они не воздействуют. Ты можешь говорить, что это все для тебя, но разве это так? Тебе важнее не ты сам, а другие, потому что на унижении других строится твое высокомерие, из которого полностью состоит твоя пустая личность! И не надо говорить, что я не прав или еще хуже, что я не имею права говорить, потому что это утверждение полностью является абсурдом. Как я уже говорил: натура человека не подчиняется твоим законам, а подчиняется собственным законам, которые складываются годами. Из этого вытекает то, что я могу говорить все, что мне угодно, и ты тому не закон. Я понял твою личность и даже проник внутрь нее, а теперь пытаюсь ее сломить, чтобы она не сломила меня. Это как естественный отбор, но только он определяется не по силе, а по уму и хитрости. Кто кого быстрее добьет словами, но только ты еще подключаешь к этому действия, в то время, как я обездвижен. Но, все равно, эта игра честная, ибо мои познания в тебе слишком глубоки, чем твои во мне. Ты не познал меня внутри, прежде чем вести со мной войну, и поэтому ты сейчас проигрываешь. Ты потерян, ты сражен, ты бездушен, ты немой!

– Да что ты знаешь обо мне…?

– Я знаю все! Ты слишком прост, чтобы не знать твоих скрытых и истинных действий. Ты выставляешь себя Богом, но на самом деле твои намерения направлены в другую сторону. Твоя задача не быть высокомерным, а унизить меня. Чтобы быть высоким достаточно того, чтобы все были ниже тебя. Из этой системы строится твоя личность, а твоя система строится на мне! Не ты точка опоры, а я.

– Ты так же высокомерен, как и я…

– Нет, нет, нет! Не путай высокомерие с правдой. Тут есть малая грань, которая называется «Равная для всех истина». Моя правда строится на том, что она будет правдой вне зависимости от того, какой ты и какой я. Правда не выбирает себе союзников и врагов, правда нейтральна, но влиятельна.

Я говорю так спокойно, что сам дивлюсь своей речи. Она четкая, непреклонная, уверенная и, самое главное, безоговорочная. Я убедил не только его в своих словах, но и себя, а это наивысший результат. Я горд собой, но все же я панически волнуюсь, несмотря на мою победу. От своей тревоги я уже не помню, что я там говорил, но все же, примерно знаю. И все-таки, я тревожусь, что начну опять говорить то, что уже было когда-то мной произнесено. Я чувствую, что мой голос дрожит и срывается, но или он этого не замечает, или это лишь мое предчувствие. Да что там забывчивость и дребезжание, я собственного голоса же не слышу из-за мучительного и тягостного биения сердца. Оно неумолимо бьется, и причин тому много.

Тише, мне надо успокоиться, все позади. Его реакция странна, открыта и вполне ясна. Он стал уменьшаться в размере в прямом смысле. Медленно, но решительно, он становился таким же, как я. И здесь я почувствовал власть. Такую нежную, холодную, притягательную и заслуженную власть, которая приходила ко мне с каждым его уменьшением на дюйм. Я словно укоротил его, подчинил и поразил в цель. Я так хотел смеяться ему в лицо, нагнетать на него и выстраивать свои правила и законы, согласно которым он будет ничем. Во мне проснулось такое безумие, что я сам хотел его убить, но перед этим он должен боготворить меня. Этот Форс, который уже потерял свое имя, стал таким ничтожным и мелочным, что моя самооценка возросла до его бывших пределов. Все его указы в мою сторону стерлись в пыль, как и все его действия и намерения. Я стал всем, я… стал им. Это пугает меня, но я не могу перестать испытывать чувство высокомерия. Нельзя перестать чувствовать определенное чувство, которое соответствует мне и ситуации, в которой я нахожусь.

Наше равенство давно уже прошло и настало время моего приоритета.

– Ты уничтожил мой мир, – он сказал это таким тревожным и страдающим голосом, что мне стало не по себе от его заявления, но в то же время я хотел сказать, что я ничего не сделал с его миром, а лишь сказал ему правду. И я, правда, чуть не сказал это, если бы не оглянулся.

Окружающее меня изрядно удивляет и приводит в скорбное негодование. Я и правда попортил его мир, даже более – кардинально изменил его. Конечно, я понимаю, что это все дело моих слов, но именно он спровоцировал меня на это.

Итак, весь его бесконечный мир истощился до пределов крохотной комнаты, а все громоздкие предметы его достояния на самом деле оказались лишь блеклыми рисунками на потрепанных стенах комнатки. Помните, я говорил о деревянном поле? Так вот, под моими ногами сейчас именно он и никакого прекрасного покрытия нет на самом деле. А помните свет, который был как холодное солнце? В этом изменившемся мире это оказалась еле живая лампочка, не отличавшаяся никаким преимуществом. Как уже было сказано, – все стены были изрисованы мелкими, пляшущими линиями, которые то и дело где-то обрывались на полпути или были наложены настолько большим слоем, что казалось, стена в глубине пропитана ими. Плоско, но сугубо ясно было нарисовано все, что нужно человеку, чтобы быть в преимуществе перед другими в своем имуществе.

В это время, подвешенная лампочка не может устоять на месте, словно кто-то неизвестный или что-то неизвестное двигает ее, и из-за этого пляшет все освещение. А самое необъяснимое то, что эти плоские рисунки имеют тень. Один нарисованный предмет отбрасывает тень на второй, а после того, как лампочка поколеблется в другую сторону, этот второй предмет отбрасывает тень на первый. Это смущающее и незабываемое явление. Они словно форменные, нет, живые внутри стены, а снаружи они безлики и не имеют даже граней. Кто же придумал эти законы физики в здешнем месте? О нет, здесь не законы физики, а законы хрупкой, многогранной души человека. Это часть его души, часть его реальности, его мира и его характера. Для него они живы, они реальны внутри неживой, безобразной стены. Эта тень не оптическое явление, это тень воспоминаний об этих предметах как о живых и существующих в головах других людей, которым он об этом сказал. Изначально ложь мы понимаем и запоминаем, как правду, и эта правда, хоть даже она оказалась ложью, в дальнейшем остается как тень разоблаченной истины в наших сердцах. Но самое главное это то, что их нет. Да, в моем понимании тоже осталась эта тень, но теперь мне понятна истина и понятна причина создания этих предметов.

После этого созерцания какая-то сумбурная грусть покоряет мое сердце. Мне словно жаль его, и я уже забываю о своем никчемном высокомерии. Я смотрю на это и понимаю: он нищий. Это убивает меня изнутри. Он был всем со всем, а стал никем, ни с чем.

Я понимаю, сейчас он сзади меня. Я стою спиной к нему и не могу повернуться, словно там меня ожидает что-то пугающе ужасное. Я стою и немыслимо тяжелыми ногами, которые не хотят тронуться с места, потому что мое сознание запрещает это сделать. Я так тяжек и так испуган, что холодный, нервный пот льется по лицу. Я чувствую его упорный взгляд, направленный точно мне в спину, и он убивает меня лишь своим существованием.

Я медленно поворачиваю голову, не надеясь что-то разглядеть. Мое боковое зрение не улавливает его силуэт, и я уже забыл, каким он был. Я помню его таким громоздким, величественным, самолюбивым, высокомерным и помню лжецом, помню дурным убийцей и безнравственным слушателем, а также запомнил его как отвратительную личность, поддавшаяся тщеславию и чрезмерной гордости, но понимаю, что позади меня нечто иное. Я перевернул все его сознание… или нет? Я сделал это место таким, или это его изначальный вид? Мне надо понять все, но для начала надо обернуться. Я боюсь неизвестного и чувствую за это себя так низко и уныло, что хочется просто не быть здесь. Но надо. Я сделаю это, и все закончится: все мои догадки, переживания и страхи. Надо не тянуть, иначе это будет длиться вечно.

И вот я, человек который находится в ужаснейшем состоянии, который поддается любой реальности, который сильно озабочен своей жизнью, который стал жертвой и тираном, который нашел выгоду в жестоком, который слишком обеспокоен чертами душ других людей и который сам страдает из-за страданий других людей, открыл ужасающую реальность высокомерной личности.

Момент, когда я обернулся, прошел, и сейчас я нахожусь в неизвестном мне месте, но я до мельчайших деталей помню этот секундный момент.

Не знаю, где я и что я, но у меня есть время подумать.

Часть вторая

– Добро пожаловать.

Почему же это словосочетание всегда звучит тогда, когда я нахожусь в неясном состоянии и в неизвестном для меня месте? Куда меня приглашают? Где я? Кто это говорит? Если так дальше пойдет, то у меня появится паранойя. Или уже? Не знаю, не знаю… Но что-то со мной точно происходит. Или с реальностью. Это не будущее и не прошлое. Но что тогда? То место, из которого я каким-то образом исчез, было чьим-то малым миром, который изменил свое обличье. Это пугает меня и интересует.

Итак, мое тело опять валяется где-то. Пока я не хочу ничего узнавать о новом месте, потому что еще не разобрался со старым. Мои глаза закрыты, но даже так я вижу белый свет. Я рад ему, потому что, если бы видел тьму, то сразу же сконфузился бы и открыл глаза…

Что ж, у меня есть много суждений и чувств об увиденном. Когда я обернулся, то увидел то, чего так боялся. Нет, это даже превзошло мои ожидания! Все, что я знал об этом эгоистичном человеке, мигом улетучилось, как только я взглянул на нового «эгоистичного человека». Это была секунда, но это была самая тягостная, долгая и чувствительная секунда, словно время замедлилось. И если это было именно так, то я даже не удивился бы, потому что я увидел там слишком много неестественного, по моим ощущениям. Кто-нибудь знает истинное лицо высокомерия и всех его синонимов, если рассматривать это, как отдельную личность? Вряд ли. Потому, что мало кто об этом задумывается и мало тех, кто может обернуть чье-то чувство против него же самого, а я как-то смог это сделать. Но я не могу понять, правильно ли я поступил, потому что увидел совершенно голую душу, а это, на мой взгляд, самая жалостно-ужасающая картина, от которой любой содрогнется. После увиденного я понял, почему все находятся «под маской». Они защищают и охраняют свою хрупкую и трепетную душу.

Так, пора бы описать что произошло. Я разглядел и запомнил вот что: маленький, худощавый и жалкий мальчишка, смотрящий на меня с горечью в глазах, в которых читалось следующее: «Я был беден, а потом ты отнял созданное мною». Он разжалобил меня и ужаснул меня своим видом. Этот мальчишка сидел за столом, который я видел вначале, но он изменился, и стал лишь обшарпанным и дряхлым столом. Одет мальчишка был в тот же неестественно идеальный костюм, который совсем не изменился. Так же, увидел спрятанные руки, а еще то, что не удавалось увидеть раньше: на столе лежали бумаги, но они были пусты. Это и есть высокомерие.

Почему этот малый мальчик был изначально таким до абсурда гордым и надменным? Думаю, потому что он был беден и не только в материальном смысле. Иногда, ложью мы восполняем то, чего у нас никогда не было. Иногда личность, которая снаружи, совершенно противоположна личности внутри, и это естественно для многих. Многие хотят стать теми, кем не являются. Все в нас, чтобы мы не взяли, естественно, натурально, безоговорочно и не фальшиво. Мы так устроены, и в этом нет ничего удивительного. Казалось бы, увиденное не должно меня пугать, но я все же ужаснулся, потому что таких рассуждений в тот момент у меня не было. Меня скорее вогнало в дрожь то, насколько велика грань между двумя сторонами человека.

Малый, малый мальчик был настолько омрачен, хрупок и жалок, что в тот момент я сожалел о сказанном. В его малом, бледном и невинном лице можно было найти черту укора и неприязни ко мне. Слегка согнутые, нахмуренные брови создавали это впечатление. Его губы, которые так и хотели произнести что-то кроткое, не ясное и лицемерное, были наряжены и сомкнуты, но не настолько сильно, чтобы искривить все лицо. А его глаза? О, они были прекрасны и неукротимы в одно и то же время. Именно в них было больше всего жалости и невинности. Именно из-за них я хотел упасть на колени и просить прощения за свои слова. Я хотел сказать: «Прошу изменись, стань таким, каким был. Меня убивает такая твоя душа. Она слишком обнажена и не прикрашена». Это бы я сказал, если бы видел только глаза и не слышал сказанных им слов. Да, за малую секунду он все же кое-что произнес. «Я же Бог», – вот что он мне сказал, и его голос тогда прозвучал как-то даже обыденно и естественно для его внешнего вида.

И все же, что-то таинственное и предвкушающее в нем осталось. Ы нем я видел пережитки прошлого, и они мне казались такими естественными для него.

«Я же Бог» – это все, что надо знать о нем.

Но что-то явно продолжает до сих пор меня смущать. Мне кажется, что я поступил и правильно, и не правильно. С одной стороны, мои действия были верны, потому что иначе он бы убил меня. С другой стороны, мои действия убили его. Вот до какой степени возвышается высокомерие, и стыдится здесь, есть чего. Конечно, многие бы хотели иметь все, что им пожелается, но каждый будет отличаться по манере использования этого «всего» для себя и окружающих. Не каждый сможет достичь такой высокой планки, которую достиг мальчишка, что потерял свое имя.

И все же, убийство есть убийство, и важно не только из каких чувств оно взяло корни, но еще то, что человек будет мертв. Казалось бы, убил человека, в данном случае меня, и что бы изменилось? Никто обо мне даже бы не вспомнил, потому что я один в здешнем мире и, кажется, не только в нем. Я чувствую, многие заботятся о своей жизни, но зачем? Какой толк в огромном населении? Для войны или для большего? Как же это все тягостно для меня! Разве об этом я должен думать, когда меня пытаются убить?

Пора бы уйти из своих грез и познать совершенно новый мир. Интересно, чей он, кто меня в нем поджидает, с какими намерениями меня встретят, как здесь все устроено, какие правила, законы и предупреждения меня ждут? Какие же чудеса окажутся предо мной на этот раз?

Я лежу на спине и медленно поднимаю веки. Свет. Интересно, на самом деле это окажется лампочкой? И все же, предчувствие, что это что-то очень странное. Мне кажется, для каждого свет изначально произошел от чего-то особенного и влиятельного. Для кого-то это лампочка, которая пускает тени от бесформенного рисунка на стене, а для кого-то… что-то иное, просто другие варианты я пока не изучил. И все же, теперь, когда я внимательно осматриваюсь, я понимаю, что скорее это не свет, а цвет. Белоснежный цвет, который излучает свой внутренний свет. Это белоснежный цвет без единого недостатка или погрешности. Он прекрасен, он идеален, он лаконичен и не вызывает отторжения, он не слепит, а даже наоборот, кажется, потухает, но так медленно и нерешительно, что трудно это заметить, но все же я смог.

– Кто ты? – совершенно неожиданно прозвучал голос.

Ох, это было слишком резко. Я так испугался, что усомнился в услышанном. Теперь я стараюсь даже не подавать вида, что я что-то понял, не оглядываться по сторонам и не искать никакого незнакомца. Возможно, я просто боюсь новой встречи, потому что не отошел еще от той. Мне нужен отдых, передышка, но, видимо, кто-то этого явно не желает.

Пока я глядел в потолок, кто-то склонил свою голову прямо над моим лицом и быстро вновь произнес:

– Кто ты? – и исчез с моего поля зрения.

Я точно не смог его разглядеть, но все же что-то я смог ухватить в его образе. В нем есть что-то таинственное и захватывающее, от чего я немедленно поднимаюсь на ноги. Я даже не могу точно понять, что происходит, но по велению сердца я должен его лицезреть, словно это мой долг перед самим собой.

И все же, что-то есть не только в его образе, но и в голосе. За столь короткое время я как будто отвык от слов и, вообще, от чужой речи. Голос его звучит на другой манер, нежели голос Форса. Другие ноты, другой тон и другой тембр делают его голос чем-то новым, неизведанным, неуслышанным для меня. Отчасти, он тоже меня завлекает.