КСИЛОЛ

Он издевается надо мной? Мне не страшно от его слов, мне скорее смешно и я смеюсь в этот момент. Мой смех, на удивление, разносится по всему пространству, и я чувствую себя прекрасно. За все пребывание здесь мой голос наконец-то прозвучал гордо, а не жалко. Я громко смеялся, однако, ощущал, что лишь смеюсь себе под нос. В этом мире…, в его мире, что-то не так со звуком. Говоришь тихо – получается громко, а если кричишь, получается, что шепчешь. Как же тогда он говорит на самом деле, если получается, что он вопит? Мне кажется, он вообще не говорит, он лишь шевелит губами под стать словам. И я считаю, что изначальное произношение слов является реальным, а то, что я слышу, это лишь обратная иллюзия изначального. Как же подстроиться под это? Что является наилучшим? Тихий крик или громкий шепот? Я пока не могу в этом разобраться, но я обещаю себе, что я все выясню и разберусь с этой неурядицей. Я считаю, что здесь все намного проще, чем кажется, но меня все же кое-что смущает, а именно эти слова: «Ты не достоин жить». Почему мне смешно от этих слов? Может потому, что это чистый абсурд? Каждый имеет право жить, однако в его словах есть доля истины. В принципе, я с ними согласен, но они не должны относиться ко мне. Я чувствую, что я не мусор мира, но у меня нет оснований так полагать. Я все больше становлюсь не уверенным в том, что мне надо доверять своим ощущениям. Но он тоже слеп. По крайней мере, я так считаю. Я, правда, считаю, что он ничего обо мне знает, как и я сам. Между нами знания друг о друге равны, но он почему-то делает выводы обо мне, а я о нем нет. Ну как нет? Я считаю, что он зазнался, но я не считаю, что он не достоин жить.

А я все продолжаю смеяться, но с каждым разом все более не уверенно. Я вижу, как его лицо меняется не в лучшую сторону. Оно становится грубее, а его тело становится больше. Не знаю, как такое возможно, но он вырастает, словно в нем нет костей. Я затих от испуга. Он возвысился надо мной, словно подчинил меня. Его лицо находилось в нескольких сантиметрах от меня. Его тяжелое дыхание стало ветром для меня. Я весь мог бы уместиться в одной его руке, и он мог бы меня сжать до смерти, и это меня настораживает. Я понял, что сделал непоправимую ошибку: я гордо смеялся. Это было для него, как плевок в лицо, как унижение личности. Гордый смех породил неприязнь. То, что я хотел произнести сдержанно и незаметно, прозвучало слишком громко и высокомерно. Я не сразил его его же оружием, а наоборот, создал ситуацию намного хуже. Я понимаю, что мне надо объясниться перед ним, но совершенно не хочу этого. А он давит на меня, словно насильно выжимает из меня слова. Вообще, не хочется такому человеку, если его можно так назвать, хоть что-то говорить, но я не могу воспротивиться ему. Не знаю, кто он или что оно, но, опять же, меня не покидает чувство, что он отлично владеет психологическим насилием. Не понимаю, как ему удается так воздействовать на меня, потому что он не тот человек, с которым приятно общаться. Он преподнес себя как надменного человека, который на все смотрит свысока и делает вид, что не слышит мои слова. Он таких личностей тошнит, но я все же пересилил себя и начал говорить, предварительно выбрав тихий крик:

– Ты горд, но твоя гордость фальшива! Посмотри на вещи вокруг! Их нет! То, что я не могу не до чего дотронуться, неспроста, и ты знаешь тому причину. Твой мир жалок и ничтожен! Все это величие ущербно! А твои намерения смешны!

И только после минуты еще более пристального взгляда я понял, что вновь совершил ошибку. Я не должен был такого говорить, но это были мои чистые мысли, которые я не намеренно изложил в словах. Я хотел извиниться, но мои извинения были бы не искренними, поддельными и вынужденными, ибо я бы ни за что не попросил бы извинения за копирующее поведение, если бы не его упорный взгляд.

– Ты лишь какая-то пылинка, в то время как я – весь мир! Знай свое место, ничтожество! Да ты посмотри на себя! Одна кожа да кости, еле стоишь на ногах, не умеешь здраво мыслить, а все твои слова абсурд! Ты – нищий! Ты – мерзость! Ты – пакость! Ты говоришь, как мелкий скот! Тебе лишь подавай всю правду, а сам же врешь на каждом слове! Ты мелочен, ты горд, ты безразличен! Я буду сыт, когда сотру тебя, а сейчас я голоден! Ты не достоин жить! Посмотри вокруг – никого. Почему? Потому что никто не достоин находиться в моем мире! Это полностью мое пространство, мое окружение, мой воздух, мои мысли, мои законы, мои правила, мои убеждения, мои запреты, мои определения, моя пустота, мой обман, моя правда, мои распоряжения, мои прихоти, мои слова, мое время, мое безумие, мое учение и мое самовластие! Все мое!

Он залился истерическим смехом. Его тщеславию нет предела. Он не останавливается, в то время как я падаю. Он возвышается все больше и больше, в то время как я становлюсь все меньше и меньше. Я чувствую правду в его словах, я верю ему, я падаю под него. Он же прав. Я ничтожен, я низок, я мусор, я лишний, я никто, я – как полная противоположность его. О, посмотрите на меня! Я валяюсь на полу и даже не могу пошевелиться от бессилия. Я пал не только физически, но еще и духовно. Он сломил меня своим видом, своими словами и скоро убьет своими действиями.

– Значит, это конец? – произнес я тихо, но прозвучало громко.

Я сам не ожидал, что скажу это, но эта мысль сама вырвалась из меня. Я не могу понять себя, я не могу понять его, я не могу понять все окружающее меня, я не могу понять… и причин тому много.

– Я убью тебя, и да, можешь назвать это концом. А чем тебе не приятна смерть? Для такого ничтожества как ты это наилучший исход, просто я не буду подстраиваться под твое удобство, а лучше буду следовать своим предпочтениям, удовлетворяющим мою личность. Я не собираюсь тебя даже мучить, потому что ты не заслуживаешь столь огромного внимания с моей стороны. Я тебя просто раздавлю, как букашку и все. Секунда неудобств, и ты больше ничего не чувствуешь, тебя нет. Это же так просто и легко. Твой мозг просто с легкостью отключится, и вот ты уже ничто и звать тебя никак. По сути, у людей нет души. Работу мозга мы воспринимаем за душу, а это грубейшая ошибка. Кто бы ты ни был и как бы тебя не звали, твой мозг отключу я…

– Я первый кого ты здесь убьешь? – озадачил меня этот вопрос.

– Тут я распоряжаюсь твоими словами! Не смей без моего разрешения хоть что-то произносить и тем более спрашивать! Мои вопросы! Я их устанавливаю! Ты жалкий, и поэтому ты должен только слушать и вникать в мои слова, да еще благодарить меня! Всегда и везде благодари меня искренне и громко! Есть много причин меня благодарить! Говори же! Благодари меня! Благодари!

Я не знаю, что мне делать. Нет. Не так. До этого момента я не знал, что мне делать, а теперь он будто внес свои слова мне в мозг, и я принимаю их как должное.

– Благодарю Вас! – я произнес это довольно почтительно и громко, потому что я шептал.

– Так-то! – командно распорядился он.

С самого начала он не был грозным, он скорее стал более высокомерным и значительным. Он стал больше в прямом смысле как, и его гордыня. Для меня он стал более неприятной особой, но я не могу ему противиться. Он подчинил меня, но я чувствую, что где-то внутри я еще не сломлен, я борюсь против него, сокрушаю мыслями и не подчиняюсь, но разве когда-нибудь это вновь выйдет наружу? Маловероятно. Совсем недавно я ему противоречил, но смотрите, чем это закончилось. Это малоприятное зрелище. Это была моя смелая ошибка, за которую, на удивление, мне даже не стыдно. Я словно горжусь своими словами, но, все же, никогда не осмелюсь сказать свое честное мнение. Не буду скрывать, он поколебал мой дух, но на этом еще все не сошлось.

– Не ты первый, не ты последний, – продолжил он, но даже на сантиметр не отдалился от меня после моих слов, и даже в лице никак не изменился, и это меня довольно-таки напрягло. – Таких, как ты, тут было тысячи или даже больше. Это так выводит из себя, когда какой-то жалкий человек вторгается ко мне и еще упрекает меня в чем-то. Но есть одно но! Я выигрываю поначалу, а остальные сведения тебя не должны волновать. Никаких больше объяснений!

Что-то здесь не так. Он что-то не договаривает, а что-то вовсе скрывает от меня. Но он так тонко это делает, что любой бы невнимательный человек ничего бы не заподозрил, но не я. Я обращаю внимание на каждое слово лишь потому, что это место и этот человек слишком странные и непредсказуемые. Он упустил несколько моментов. Во-первых, почему он даже слова не сказал, что убил людей, которые сюда попали когда-то? Во-вторых, что с ними произошло и почему они все похожи на меня? Что за темный угол существует за этими вопросами, из-за которого он не говорит о них? Имею ли я право спросить его об этом? Черт, он и правда подстроил меня под себя. Я боюсь спросить, потому что в моей голове сразу представляется дальнейшее развитие событий, где меня унижают за то, что я пытаюсь увеличить свои права.

– Чего я жду? – вдруг вновь завопил он, – Разумеется, моя терпеливость это не снисхождение, а лишь усердное противостояние моему внутреннему зову. Но у всего же есть предел, у всего есть конец, у каждого есть своя грань, у каждого есть точка отсчета, до которой он медленно или быстро движется, чтобы после этой точки начался другой отсчет. Так вот, я приблизился к ней и теперь меня не покидает чувство долга. Я должен тебя убить!

Он взревел на последней фразе больше обычного. Его слова были почти неразборчивы из-за рева, но я почему-то почувствовал его намерения. Меня поражает страх. Я срываюсь с места так же молниеносно и почти неосознанно, как и он. Не знаю, что на меня нашло, это показалось мне незамедлительной реакцией. Он был более менее спокоен сначала, а потом этот взрывающий мозг рев… Он был более менее рассудительным сначала, а потом это поглощающее его сознание высокомерие… Нет ни капли злости, что удивляет меня, ведь убийство зачастую происходит под чувством ярости или озлобления, а тут гордыня. Я так рассуждаю, как будто это что-то выходящее за рамки привычного, а ведь это, так и есть.

Итак, я опять вышел за пределы изначальной темы. Вернемся.

Я срываюсь с места, позабыв о своей усталости и немощности, однако впоследствии оно дало о себе знать. Он делает первый порыв, будто знал, что я сделаю последующий. Вероятнее всего, было бы, если он меня сразу схватил, учитывая его размер и превосходство, но, на глубочайшее удивление, вероятнее всего, моя слабость обернулась в обратную сторону, точно так же, как и звук здесь. Я бегу быстро, но я всем телом чувствую неимоверную усталость, а в дальнейшем даже боль. Он гонится за мной с неимоверной скоростью для того, чтобы убить меня или, по его словам, отключить мне мозг. Все происходит так быстро, что я даже до конца не додумал: соглашаться ли на убийство или нет? Конечно, возможно, мне лучше бороться за свою жизнь, но другой вариант меня тоже притягивает. Я убегаю от него не для того, чтобы в дальнейшем жить, а для того, чтобы продлить себе время для размышления. Можно возразить: как можно здраво думать при беге? Но тут проблемы не только со звуком, ощущениями и возможностями, но также и с мыслями. Как будто это все живет отдельно, бессвязно, своей жизнью.

– Стой, подлец! – вновь завопил он, при этом громя и разнося все вокруг.

На удивление, он мог дотронуться до предметов, которые находились здесь, но я этого сделать не мог. Я хочу зацепиться за угол, чтобы резко повернуть, но цепляюсь лишь за воздух и падаю на пол, который, в свою очередь, исчезал подо мной, и моя кожа разрывается под деревянными опилками. Кажется, здесь все против меня. В растерянности, не зная, куда бежать, на свой страх и риск вбегаю прямо в огромную статую, которая, кажется, сделана из мрамора, но я пробегаю сквозь нее, а он пытается не задеть ее, но у него это плохо получается. У меня было больше возможностей убежать, и я бы это сделал, если бы только не его громадный размер. Я даже пытался спрятаться от него, но все безуспешно, потому что он словно чует или чувствует меня. Я уже, правда, начинаю думать, что моя участь решена и что выбраться отсюда я уже никогда не смогу. Моя надежда начинает угасать, в то время, как его высокомерие нарастает с большей силой.

Он что-то кричит. Его голос, как безбожный гром, который никогда не останавливается и ревет без перерыва все с большей силой. Этими словами он каверзно унижает меня, без жалости высмеивает, с удовольствием насмехается, грубо давит и неистово унижает. Он прямолинеен, его слова четко ясны, и он выражается через них. Это не ошибка, это его воплощение. Без гнева, без ярости, без презрения, но с откровенным высокомерием, которое строит весь его образ. Но мне сейчас не стоит думать о том, какой он, ведь какой в этом смысл, если это не изменит исход событий. Мне надо больше переживать за свою судьбу, которая колеблется между смертью и жизнью из-за моей неуверенности и нерешимости. Знаете, а мне интересно: на самом ли деле он убьет меня? Нет, дело даже не в этом, а в том: умру ли я? Это место такое странное и непредсказуемое, что ожидать от него можно всего самого невозможного. Но все же, где-то в глубине себя я чувствую здесь что-то родное, что-то близкое сердцу, как бы это нелепо бы не звучало.

Что ж, мысли мыслями, но не стоит забывать, какие события разворачиваются вокруг. У меня есть предположение, что или в последний момент он остановится, не убив меня, или я останусь жив. Или он будет лицемером, или это место будет благополучно для меня. Я просто чувствую, что здесь не может быть все по правилам, и поэтому склонен ко второму варианту. Но опять же: стоит ли мне доверять своим ощущениям? Вдруг они обманчивы, и что тогда? Что со мной будет? Вдруг, с этим местом все нормально и тут все по правилам, а я «неправильный»? Вдруг, не такой я, а не место и не этот тип. И как понять, что из этого является правдой? Никто мне поможет, а сам я не настолько умный, чтобы самому во всем разобраться. Во всех разногласиях нужен взгляд со стороны, а у меня его попросту нет и, наверное, никогда не будет. Чувствую, что это будет длинная и страшная дорога, которую я пройду в одиночку, но никогда не буду один.

Сначала надо принять решение, хоть что-то сделать, а не разбираться со всем бардаком сразу. Что мне делать? Эта погоня не может продолжаться вечно. Либо я остановлюсь сам, либо упаду и не смогу больше пошевелиться, чувствуя, что силы меня переполняют. Знаете, когда возможности не совпадают с ощущениями, паршиво как физически, так и психически. Я понимаю, что вновь захожу не в ту тему, но я вернусь к главному вопросу, а пока я хочу объясниться. Это ужасно, когда бежишь с неимоверной скоростью, при этом чувствуя себя каким-то овощем. Мое тело ноет и болит, оно просит остановиться, но я не могу это сделать: ноги сами несут меня. Я хочу упасть, но бегу. С самого начала бега у меня болела каждая клетка моего тела, но постепенно я начинаю чувствовать себя лучше, но при этом теряя скорость. Я понимаю: здесь работает все наоборот, и я уже знаю последствия, если не остановлюсь именно сейчас. Я не смогу в дальнейшем пошевелиться, если продолжу бежать. Скоро мой организм выдохнется, а я сам буду наполнен энергией. Это ужасно и так становится неуютно в своем теле, что хочется разорвать свою же кожу. Это просто выбивает меня из привычности, которая так близка мне. Это хуже всяких каторг, потому что я страдаю и психически, и физически. Мне ужасно неприятно, так как это выходит за рамки реальности. Решено. Я остановлюсь, но что дальше? Что последует за этой остановкой, и как это скажется на мне? Теперь опять возвращаюсь к первым вопросам.

Убьет или нет? Умру или нет? Но вдруг на меня нападает чувство тревоги и горечи, потому что я ощущаю, что на все эти вопросы ответ таков: «Да, убьет. Да, умру». Это чувство настолько меня захватывает, что я хочу остановиться и стоять так в исступлении и ужасе, но я вновь осматриваюсь и осознаю, что это делать нельзя, иначе я умру. Я должен как-то предотвратить это, обмануть его и обернуть его слова против него. Это моя обязанность, чтобы выжить. Надо начинать доверять своим ощущениям, потому что это же только мои чувства и больше ничьи.

Я останавливаюсь, и причин тому много. Моя остановка была резкая для него… Черт, мне пора дать ему имя, потому что у каждого должно быть свое определение. Назову его Форс, так, чисто для себя. Что ж, этот Форс бежит немного дальше меня, но быстро ориентируется и тихо, даже с каким-то предупреждением, останавливается.

Настала смущающая и настораживающая тишина. Он даже не говорит, а только кривит лицо под стать своей натуре. Я понимаю, что через некоторое время он рванет опять на меня, и мне надо что-то предпринять, потому что бежать я уже не смогу. Это выше моих сил.

Что ему сказать? Как ему противостоять? Как мне остаться невиновным? Какие слова уменьшают его самолюбие? Говорить уважительно или нет? Сжалиться, упрекнуть в неверности его слов или вознести себя как что-то высокое и достойное жить? Может, убить его? А может, стоит проснуться? Говорить тихим криком или громким шепотом? Стоит ли использовать метафоры или лучше сравнения? Вставать в уверенную позу или лучше упасть пред ним? Можно ли потирать руки или моргать глазами? Будет ли мой голос дрожать, как дрожит он во время плача и всхлипов? Моя позиция будет враждебная, умоляющая или протестующая? С какими силами и действиями идти против него?

Как же сложно принимать решения, когда так мало времени на раздумья! Я просто понимаю, что никакого размышления у меня не должно быть, а только четко поставленная позиция. Мои мысли и так быстры, но надо думать еще быстрее.

Я знаю, я понял! Оберну его слова против него. Нет, не слова, а… а его личность. Пока не знаю как, но я доверюсь случаю. У меня просто нет времени, чтобы полностью продумать слова, но основа уже есть.

– Я убью тебя! – все твердил Форс, как завороженный своими словами, – Ты никто! Я все! Я настолько важен, что не потерплю рядом с собой никого. Ты не достоин ничего, даже моего взгляда, так что радуйся и благодари! Ну же! Благодари меня, что я говорю с тобой! Я даю тебе слово, но единственное слово. Поколеблешься – убью! В любом случае убью, а сейчас благодари, – после этих слов он словно что-то осознал.

Его лицо встрепенулось, засияло другими красками и начало выражать более глубокое высокомерие. Никогда я такого не видел, ни разу за свою жизнь, которую я не помню, но я рад, что он мне пока дает еще времени, однако его изменение тревожит меня. Его жестокие черты лица, надменный взгляд и лицемерная улыбка как, будто зажили вновь с новой силой. Он словно впал в безумие, но у безумия тоже есть свой характер.

– Нет, нет, нет! – продолжал Форс, – Благодарности это лишь малая часть для меня, мне надо что-то намного большее, то, что полностью обозначит меня и мою позицию, и я знаю что это! Боготвори меня, идиот! Я Бог, я все на свете! Все принадлежит мне, все создал я сам, все возникло от моих рук, все является частью меня! Я Бог! Я все живое и неживое! Ты обязан боготворить меня! Ну же, никчемный человек, говори, раз я даю тебе на то слово!

Ох, нет. Голос Форса, словно еще увеличил громкость. Он проник внутрь меня и все там покоробил. Я бы мог уже давно стать глухим, если бы не здешние странные каноны, но в данной ситуации не на голос стоит обращать внимание, а на смысл слов.

Ох, как же он глуп. Глупость порождает высокомерие, а высокомерие смешивается с безумием и получается жажда убийства. Как же далеко он зашел в своих убеждениях. Он же сам все придумывает на ходу, но почему-то все его мысли, слова и действия направленные лишь в одну сторону. Я уже понимаю, что это полностью его мир, и не важно, как я в него попал, важное то, что он создает себя и свое окружение лишь с одним намерением – унизить. Не вознести себя как Бога, а именно унизить меня. В принципе, за одним следует второе и так далее, но точкой исхода является унижение. Он делает меня никем, он даже заставляет меня думать, что я никто, лишь какая-то вошь средь всего мира. Это является главной его ценностью, за которой стоит чувство собственного достоинства. Он не ответит на вопрос «Почему он выше всех?», но он может ответить на вопрос «Почему я ниже всех?», и ответ будет таким: «Ты низок, потому что я высок!». Это один из принципов высоконравственных людей. Он назвал себя Богом не для, того чтобы казаться или, по его мнению, быть им, а для того чтобы я не был им. Опровергнуть это почти невозможно, потому что он в первую очередь убеждает меня в этом, а потом самого себя. Возможно, он сам не понимает такой системы принципов, так как его мысли заняты другим, однако если бы он посмотрел на себя со стороны, то возможно бы, все осознал и изменил бы свои намерения в еще более худшую и безвыходную сторону. На самом деле он слаб и…

– Боготвори меня, ничтожество! – неожиданно прервал он мои размышления, и вновь начал меня оскорблять и принижать, – Ты должен это делать, это полностью твоя обязанность! Сделай это, а потом я тебя убью, потому что никто не достоин находиться рядом с Богом! Ну же, ущербный!

Вот он. Вот мой шанс идти против него. Я не воспринимал, что там говорил Форс, потому что я и так знал, что никакой правды я там не найду, одно только лицемерие и мерзкое высокомерие. Я чувствую, что мне надо сделать и каким я должен быть. Я должен походить на него, но не действовать по такому же принципу. Я должен убеждать его так же, как он меня, но убеждать в совершенно ином, и это не будет походить на «высокомерие против высокомерия». Прежде чем я сам поверил в свое унижение, я слушал его или хотя бы обращал на него внимание и содействовал с ним. Без этого не будет остального. Мое внимание – это словно бумага, на которой ставится главная точка – унижение. От нее уже разветвляется на высокомерие, лицемерие, гордость, важность, надменность, заносчивость, слегка безумие и т. д. Не будет меня, значит, не будет его личности. Вот так обернулась его важность. Неожиданно, но заслуженно.

Моя тактика такова: показать, что я не заинтересован и как-то опровергать его или, в крайнем случае, вообще не обращать на него внимания и тогда, возможно, он убавит свой пыл. Я буду относиться к его словам безразлично, но надо быть осторожным, потому что иначе он убьет меня. Это тонкая грань между дерзостью и здравым рассудком.

Он остановил меня. Я понимаю, что если я скажу что-то, то он меня услышит, но, вероятнее всего, не поймет мои слова как правду. Я слегка растерян, но не показываю это снаружи. Пусть, моя поза немного кривая и скрученная, ибо я еле держусь на ногах, но зато лицо мое выражает лишь отвагу и уверенность и сердце мое неумолимо бьется в бешеном ритме ожидания. Интересно, как он отреагирует на мой поступок и слова, ведь для каждого из нас существует свое понимание другого. Так, хватит. Надо действовать, а то моя тишина становится слишком подозрительной.

– Нет! – крикнул я из всей мочи, и поэтому получилось настолько тихо, что я сам еле расслышал свои же слова, но этот звук именно то, что мне нужно. Я знаю, что он все слышит, но не показывает это напрямую, а только косвенно, словно ничего не слышит, потому что я низок, но он сам же начинает говорить на ту тему, которую я выкрикнул. Из этого складывается то, что он не желает терять свой статус и напрямую слушать таких, как я, но я знаю, что он меня прекрасно слышит и даже слушает. – Я не намерен выполнять твои условия, потому что они абсурдны, – Я пытался говорить спокойно, без гнева или ярости, вполне рассудительно и уважительно, – Я не низок, а ты не высок, мы равны, но проблема в том, что это твое пространство, и я это вполне положительно воспринимаю. У каждого существует свой мир, в котором он такой, каким хочет быть, но не стоит подчинять других ради своей выгоды и тем более убивать. Сначала ты показался мне просто заносчивым типом, но ты зашел слишком далеко, и теперь ты безумно-высокомерный тип с целью убийства ради своего достоинства. Твое чувство высокомерия возросло до невероятного размера, и не могу даже представить, до какой степени оно может развиться еще…

Дальше он не позволил мне говорить. Между нами нарастало что-то вязкое и тягостное, но это не было преградой, а наоборот, словно это напряжение, и эта преграда исчезла, а эти чувства – это естественное восприятие друг друга. Я прекрасно знаю, что он слышал и даже слушал мои слова, и он это, на удивление, не скрывает. Может потому, что они слишком грубые для него, и поэтому он уже сам позабыл свои убеждения и привычки.

Оба мы скрывали свои неприличные чувства внутри себя, но кто-то скрывал хорошо, а кто-то нет. Мое скрытое чувство – страх, его – растерянность. Думаю, не сложно догадаться, кто не умеет держать все в себе.

– Заткнись, ничтожество, – он прервал меня этими словами.

Больше я не попытаюсь заговорить, потому что эти слова были сказаны не так, как обычно. Теперь в его голосе ноты не скакали, как и его выражение лица и жесты. Раньше он был слегка смешон и походил на ребенка, но, кажется, его изменили мои слова. Он настолько охладевает, что мне самому становится не по себе. Теперь его голос держался на низких нотах, и странно, что это был не крик, а вполне спокойный, но угрожающий голос. Кажется, что его пыл убавляется, но на самом деле он просто сдерживает себя, чтобы потом выплеснуть все разом. Он как будто становится более рассудительным, но это не основание полагать, что его высокомерие хоть как-то снизилось. Вот тут не ясно мне. Вначале я как-то попытался перечить ему, но посчитал, что это была ошибка, и сразу пожалел о своем действии. Я это запомнил, и сейчас не буду отступать, потому что иначе во всем моем протесте и даже в моем существовании здесь не будет смысла. Я уверяю себя, что если я сдамся, то пусть он убьет меня беспрекословно. Это будет лучшая моя казнь за мою слабость. Или нет?

Что ж, кто-то должен сделать следующий шаг, но вот каждый ждет его от собеседника напротив. Вот и получается вязкое, с нотками негодования, молчание. Пора ставить себе цель – так гораздо быстрее я что-то сделаю. Я должен ему противоречить, и не должно быть в моем голосе хотя бы капли страха или нерешимости, потому что это убьет меня. Тут как на минном поле: одно неверное движение и ты труп, мертвец, мешок с мясом, не жилец, не личность или, одним главным словом, никто. Это пугает меня, а еще меня настораживает мое самочувствие, ведь это тоже играет важную роль. Я боюсь одного: он пойдет на меня, а я уже не смогу встать и бежать. Не думаю, что есть смысл вновь описывать мое состояние, потому что где-то оно уже было. Моя задача переубедить его, да так чтобы он не пошел на меня с целью убийства. Теперь каждое мое слово должно быть обдуманным и не нести в себе враждебного смысла.

– Пойми, я не хочу тебя оскорбить или как-то унизить. Я всего лишь хочу, чтобы ты меня выслушал, потому что мои слова не так уж глупы и бессмысленны. Я просто хочу тебе спокойно кое-что объяснить. Поверь, я не пытаюсь продлить время убийства и не желаю тебе зла. Я просто хочу…

Что? Как? Что говорить? Я растерян, потому что не знаю, какие слова сказать, словно забыл весь свой замысел. Я и так уже соврал, а еще что-то выдумывать или преувеличивать не хочется. Я просто запнулся, и эта остановка сильно прервала ход моих мыслей. Нет, нет и еще раз нет. Я не должен так просто сдаться.

– Ты посмел пригрозить мне? – начал быстрее меня Форс. Это меня сильно обеспокоило, и в особенности его последующие действия и слова. – Ты начал забывать, парень, главное здешнее правило: все принадлежит мне, и даже ты. Никаких упреков или неповиновения. Ты и так умрешь от моих рук, но последнее, что ты должен чувствовать – это почтение ко мне и ничто больше. Поверь, даже тобой я могу управлять, потому что это полностью мой мир с моими правилами и законами.