Дурманящие запахи острова

– Да ты, рыжий, ещё тот котяра! Вон какие крупные шары под хвостом!

Как на такое реагировать коту? Молча! У людей иногда такта ни на грамм. Такое могут отчебучить… Но этому бледнолицему простительно. Видать, впервые на пляже. Поэтому и ведёт себя запанибрата с первым встречным котом. Если бы на Сару, рыжую кошечку попал, та могла бы и морду расцарапать. Не терпит, когда туристы ей под хвост заглядывают.

Обабко с любопытством наблюдал за променадом рыжего. Откуда ему было знать, что коты на Кипре сообразительные, по любому поводу имеют собственное мнение?

А дальше… Дальше произошло самое невероятное. Появилась она! Женщина в фиолетовом купальнике и с бумажным кульком. Шла по пляжу, всё ближе и ближе к Обабко.

– Зевс! Зевс! Ждэш мэнэ? Ждэш?

– Мяу… – неожиданно противным голосом отозвался кот и неспешно потрусил навстречу даме, вытянув морду, явно чуя запах из кулька.

От удивления Обабко привстал со скамейки. Вот так кот! Да он известный зверь в эвкалиптовом парке! Ишь… Дама к нему пришла! Да ещё наша, украинка! Землячка! А та вываливала на картонную тарелку мясо из кулька, приговаривая по-украински:

– Йиж, Зэвсык, йиж, скоро зыма прийдэ. Треба тоби жырку накопычыты.

Кот интеллигентно принялся за пищу.

– Та яка тут зыма? – не выдержал Обабко. – Морозу ж нэма! Тэпло!

* * *

Обабко вернулся к Марееву где-то к полуночи. Тот весь извёлся, опасаясь худшего: заблудился, утонул, не дай бог, напали хулиганы в парке, хотя какие на Кипре хулиганы?! А если человек просто занемог? Лежит где-нибудь среди деревьев? Пришлось вызвать Марго, чтобы ехать искать друга. Не мог торчать в доме, то и дело выбегал за ворота, всматриваясь в дорогу, ведущую к морю. Выскочив в очередной раз, он увидел Обабко, весело шагающего под огромной, по-южному чистой луной.

– Ой, Сашко! Слава богу, вернулся. А я тут себе места не нахожу. Дэ ты був? Заблукав?

– Зэвса зустрив на пляжи…

– Как Зевса? Настоящего Бога?

– Да нет, кота рыжего так зовут.

– И что? До полуночи с котом общался?

– Потом подошла Эллочка… – Сашко явно смущался.

– Эллочка-людоедочка? – съязвил Мареев.

– Элла из Белой Церкви. Замужем за кипрским лётчиком, он в Арабских Эмиратах работает. Элла приходит по вечерам купаться и Зевса подкармливает.

– Сашко, не морочь мне голову! Так и скажи, что, пока лётчик в небе, ты гостил у землячки. Мог бы позвонить с её телефона, чтобы я не волновался.

– Сева, да что ты такое говоришь? Я действительно был у неё, но только, щоб нашого сала взяты. Да ще пляшку пэрвака дала. Угостила. Я для тебя старался. Сало, скажу тебе, класс! На соломе смолили. Из Белой Церкви передали! Эх, сальце, чёрный хлеб с тмином да горилочка в запотевшем графинчике!!! – помахивая авоськой и слегка пританцовывая, ликовал Сашко. – Крышталэва чарочка, срибнэе дно, пыты чи нэ пыты – всэ одно!

Мареев во все глаза смотрел на него, не узнавая друга.

– Ну и ну, – задумчиво произнёс он. – И когда снова в гости собираешься к Эллочке-людоедочке?

– Да какая людоедочка?! Наша молодыця! Весёлая и добрая. Вот, сало пробуй. А в гости? Да, пригласила – завтра на вечер. Вместе с Зевсом пригласила. Она его любит как родного.

Мареев чуть не выпалил очередную шутку-издёвку, но вовремя прикусил язык, сказал миролюбиво:

– Давай на боковую, Саша! А завтра посмотрим. Утро вечера мудренее.

Как раз и Марго подкатила на машине, стала щебетать, нахваливая розоватое с прожилками сало. То, что человек чуть не пропал, её особо не взволновало, а вот сало… И нюхала его, и пробовала тонкую полоску с ножа, и ахала, и охала. А Обабко ей поддакивал:

– Вот то-то… Наш продукт, украинский! Со знаком качества в виде смолёной шкурки! Ни с каким сервелатом не спутаешь.

Мареев не выдержал и прикрикнул:

– Всё, всё, всё! По домам и спальням. Забирай, Марго, сало и отчаливай! Спать пора!

Утром завтракали молча. Сашко не поднимал глаз от тарелки. После завтрака Мареев не выдержал и спросил:

– Саша, у нас сегодня запланирован ужин в деревенской таверне, в Пареклише. Будет киприот Никос, мой друг, его жена англичанка Аманда, Марго будет. Ты с нами или с Эллочкой-людоедочкой?

Лицо Обабко стало красным, аж пунцовым.

– Сэво, ты Надии нэ дзвоныв? Ничего ей не говорил о моём вчерашнем приключении?

– Да ты что? С чего бы я стал твоей Надии звонить? Да я и телефона её не знаю.

– Она мне сама под утро позвонила! И стала расспрашивать, что у меня стряслось? Целую ночь не спала. Сны тревожные снились ей.

– И что? Что ты ей сказал?

– Рассказал про этого рыжего кота и про Эллу! У нас с Надюшей нет секретов. Так мне стыдно, так стыдно…

– А что Надюша? Ругалась?

– Да куда там?! Молчала и вздыхала в трубку, лучше бы она поругала меня. Да не пойду я к этой Эллке! И кота этого, рыжего обормота, видеть больше не хочу. Не зря его Зевсом прозвали! Видимо, в этого развратника кот и пошёл! А может, то сам Зевс был в обличье кота? Свёл меня с Эллой, будь он неладен! Эх, котики-воротики!

– Сашко, не переживай так. У тебя Надюша – золотце! Все понимает. Простит. Да и никаких ты дел особых не натворил.

– Так-то оно так… А мог! Надежду жалко. Зачем ей эти переживания?!

Друзья долго ещё говорили. О Кипре, о том, что в таком древнем месте, где столько всего намешано и напутано, всякие чудеса могут случиться. Не исключено, что боги продолжают жить на острове, скрываясь хоть в котах, хоть в деревьях, хоть в самых обыденных вещах, ведь издревле так было.

Приехала Марго, и друзья отправились в горную деревушку Омодос. Обабко был сосредоточен и постоянно что-то вносил в свою записную книжку. Уже в горах, во время дегустации вина, когда Мареев отвлёкся на беседу с хозяйкой таверны, Сашко спросил тихонько:

– Марго, а в какое время лучше посетить бухту Афродиты? На восходе или на закате?

– Не имеет значения. Там всегда красиво!

– Не скажи, Марго. Важно знать, в какое время богиня выходит из моря! А вдруг мне повезёт и я увижу красавицу!

Марго с пониманием посмотрела на поэта. А что? Мифы – устойчивая вещь. Но где граница между реальностью и фантазией, оживающей под жарким кипрским солнцем? Что происходит в душе поэта, разрывающейся между супружеской ответственностью перед ждущей его в далёком Бахмаче верной Надюшей и желанием полюбоваться выходящей из пены морской прекрасной в своей наготе местной Афродитой?

3. Японское биде